Мозг удивительная вещь. В любой ситуации он старается сделать все возможное, чтобы вернуть организм в привычное состояние, к которому он адаптирован. Например, человек узнает, что заразился ВИЧ. Страшный диагноз. Уверен, любой, услышав его в свой адрес, начнет паниковать. Мощная эмоциональная встряска приводит к полному разладу в голове и мозг начинает судорожно искать способ вернуться в стабильное состояние. Выходов два, принятие и полное отрицание. В первом случае, человек смиряется со своей судьбой, а организм адаптируется к новым условиям. Во-втором — объявляет ВИЧ выдумкой и возвращается к прежнему состоянию. Именно этому защитному механизму мы обязаны растущему с возрастом консерватизму и отрицанию всего того, что может пошатнуть привычную картину мира. ВИЧ и Ковид-диссиденство, это не проблема слабого интеллекта, а банальная психология. Однако, эти примеры радикальных случаев, есть более мягкие формы, например, отрицание фактов, ради сохранения стройной мировоззренческой картины. Одна моя знакомая буквально разрыдалась, узнав, что «сланцы» названы по месту производства и их не делают из сланца. Вообразите, какая катастрофа случилась у нее в голове! А что происходит в головах тех, кто свято уверен в непогрешимости сталинского режима вы, возможно, узнаете в комментариях под этой статьей.
В декабре 1932 года было принято постановление ЦИК и Совнаркома СССР «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописки паспортов». Согласно постановлению паспорт стал единственным документом удостоверяющим личность и вид на жительство в местах его введения. За отсутствие документа штраф, 100 рублей и, в случае прибытия из другого населенного пункта — удаление. Среди первых городов попавших под паспортизацию оказалась Москва и Ленинград, а так же 100 километровая зона вокруг них. Да, высылка за 101-ый километр появилась именно тогда. Казалось бы, ну, да, неудобно, но что поделать. Однако, проблемой была сама цель паспортизации: «разгрузка этих населенных мест от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях или школах и не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов». Из этого следовало, что из «столиц» изгонялись все, кто не соответствовал «облико-морале» советского человека.
Я уверен, что особо рьяные борцы с буржуями, уже трясут кулачками, мол, поделом! Может и так. Ведь действительно, в крупных городах всегда хватало преступных элементов, которых не просто следовало выселять, но и отправлять на исправительные работы, строить коммунизм и перевоспитываться в лесах Сибири. К таковым, например, относились:
- 14 летний Алексей Муллер, который через Москву ехал к брату во Владивосток. Задержан при пересадке на вокзале.
- Беременная Галина Горбунова, жена командира секции крейсера «Аврора», которая ехала в Ленинград и была задержана там же, где и Муллер, на пересадке.
- Иван Гончаров, приехал в Москву за персональной пенсией (имел орден Красного знамени) и был задержан.
- Григорий Зеленин, премированный руководством ткацкой фабрики «Красный Октябрь» путевкой в санаторий на Черном море за ударный труд. Ждал отправления. Дождался, правда в другую сторону.
- Владимир Новожилов, обычный шофёр с завода «Компрессор» в Москве. Его взяли возле собственного дома, когда он с женой решил сходить в кино. Пока жена прихорашивалась, Новожилов решил сбегать в ларёк за папиросами, где и был задержан патрулем.
Никто не устанавливал их личности и не проверял, кто они, откуда и чем занимаются. Не стояло такой задачи. Как и во многих других аспектах власти интересовались лишь масштабами — сколько нужно выслать? В 1933 году руководство ОГПУ (в это время Вячеслав Менжинский уже тяжело болел, поэтому фактически делами занимался Генрих Ягода) представило на утверждению отцу народов депортационный план. К уже высланному миллиону кулаков, предлагалось добавить оставшихся «неблагонадежных и деклассированных элементов» в количестве двух миллионов штук. Тем самым ОГПУ полагало полностью очистить страну от «преступного элемента» и на этот раз под прицел попали не только зажиточные крестьяне, но и жители городов, по той или иной причине, не получивших паспорт.
В головах рациональных и особо циничных граждан рисуется вполне себе приемлемая картина. А что действительно делать с теми, кто не смог вписаться в советский городской пейзаж? Мало ли сегодня алкашей, бомжей и прочих люмпенов? Разве плохо очистить от них улицы наших прекрасных городов, отправить осваивать Сибирь и Казахстан, строить города и работать в них? А если в число высылаемых включить тех, кто просто не нашел работы и только и ждет, когда государство протянет ему руку помощи, даст топор и соху, выделит кусок земли и подъемные на первое время? Это ведь гуманизм в чистом виде: «Дай человеку рыбу и он будет сыт весь день. Дай ему удочку и он будет сыт всю жизнь». Я даже уверен, что искренние идеологи братства, равенства и всего хорошего так и думали. Рисовали на бумагах схемы размещения, печатали постановления с расчетами чего куда и кому доставлять, распоряжались выделять транспорт, оборудование и прочие нужные вещи, которые должны были быть. И тут ключевое — должны были.
Это предложение совершенно нереально, объяснимо только тем, что товарищи, составляющие намётку плана, не знакомы с условиями севера. Какие бы материальные ресурсы в помощь краю центр ни выделил, это количество людей завезти, расселить, создать минимальные условия для зимовки за лето 1933 г. не можем.
Сообщение Сталину от Роберта Эйхе, Первого секретаря Западно-Сибирского крайкома ВКП(б), 10 февраля 1933 года.
Но даже товарищи, участвовавшие в составлении плана, прекрасно понимали, что высылка на спецпоселение горожан даст отличные от высылки «кулаков» результаты. Крестьяне, хоть и мерли пачками в спецпоселениях, все же имели навыки ведения сельского хозяйства, а какой-нибудь Вася Пеньков из Пролетарского переулка даже лопаты в руках не держал. Шансы на выживание в чистом поле у такого Васи были в разы ниже, чем у «кулака», но даже если ему это и удавалось, ожидать от него вменяемой пользы для Советского государства не было смысла, он так бы и жил впроголодь. Но на верхах о подобных измышлениях рядовых чиновников и слышать не хотели. Правда увещевания сталинского сокола Эйхе все же возымели действие. Вместо миллиона в Сибирь отправилось 500 тысяч.
...на бюро Крайкома я со всей откровенностью, как мне кажется, со всей полнотой перед руководством края поставил вопрос о том, что это чрезвычайно большая цифра миллион людей, на что обратил внимание т. Эйхе. Впоследствии этот миллион был заменен на полмиллиона.
Из допроса заместителя начальника СИБАЛГа ОГПУ по вопросам трудпоселенцев Ивана Долгих, октябрь 1933 года.
В ту злополучную весну 1933 года в славный город Томск, эшелон за эшелоном поступали спецпереселенцы, или «контингент», как его любезно именовали местные распорядители. Состояние прибывающих прекрасно описал сам начальник Сиблага Александр Горшков в докладной записке в ГУЛАГ ОГПУ: «Эшелон, прибывший в Томск 6 мая с.г. из Кущевки, был отправлен с места с наличием 80% истощенных людей. Люди, прибывшие в Томск с указанным эшелоном, по состоянию своего здоровья, почти в половине всего количества являются полутрупами, громадное количество которых нуждается в немедленной госпитализации». Около 15 тысяч поселенцев, из тех, кто оказался в Томске, должны были быть направлены в Александро-Ваховскую комендатуру. В апреле 1933 года комендант Д.А. Цепков (имя и отчество не сохранились) получил соответствующую радиограмму из управления Сиблага. Иван Долгих сообщил о том, что в его комендатуру из Омска пересылается 15 тысяч человек, которые прибудут в конце июня. Омск не Томск, а июнь, не май. Но в любом случае, в задачи Цепкова входила организация по приему и размещению «контингента» и он даже подготовил план. Следуя радиограмме комендант планировать закончить приготовления как раз к концу июня, но вот беда. 5 мая приходит радиограмма от коменданта пересыльного пункта в Томске, что в Александро-Ваховскую комендатуру отправлен эшелон с 3500 деклассированными элементами. Товарищ Цепков, осознав, что размещать «контингент» негде бросился в Районный комитет, где товарищи ему прямо указали: «Это не наше дело», и предложили высадить спецпоселенцев на острове недалеко от деревни Назино, с последующим распределением в намеченные места.
Две баржи прибыли к острову 18 мая 1933 года и в 7 часов вечера началась их выгрузка.
Никогда с уголовным миром не встречался, в городах не жил и для меня показалось дико: идут люди разутые, раздетые, не имеют ни чашки, ни ложки, ни кружки - абсолютно ничего. Из женщин вынесли только одну больную, положили на палубе. <...> Посмотрю - тот еле тащится, другой еле тащится. <...> Подсчитали, оказалось многих нет. Нарядили из деклассированных человек 20 поздоровей, которые начали выносить людей из барж. Вынесут на палубу, он лежит еле-еле живой. <...>Мертвых вытащили 6 человек из баржи и кроме того, по сообщению Колубаева, в пути умерло 28 человек. <...>Принял я 4880 человек. Включая 28 человек, на которых были предъявлены документы, цифры сходились.
Из допроса коменданта Александро-Ваховскую комендатуры Д.А. Цепкова, октябрь 1933 года.
Со слов Цепкова, с караваном на остров было выгружено 20 тонн муки и еще столько же выделил Александровский Пайинтегралсоюз. Был сахар, крупа и соль, которые в последствии выдавались раз в два дня, то есть их количеством можно было просто пренебречь (32 г крупы и 13 г сахара). Что до муки, то норма выдачи составила 500 граммов на человека в сутки. И все. А на следующий день выпал снег.
Люди начали умирать. Они заживо сгорали у костров во время сна, умирали от истощения и холода, от ожогов и сырости, которая окружала людей. Так трудно переносился холод, что один из трудпоселенцев залез в горящее дупло и погиб там на глазах людей, которые не могли помочь ему, не было ни лестниц, ни топоров.
Из письма Сталину от инструктора Нарымского окружкома партии, Василия Величко.
С 20-го мая ситуация с «контингентом» на острове начала стремительно ухудшаться. Запертые на небольшом клочке земли люди были не способны организоваться, а охранение не имело к этому ни навыков, ни желания. Большая часть сопровождения представляла из себя наспех набранных в Омске и Томске добровольцев, внешне мало отличавшихся от спецпоселенцев, разве только винтовки в руках. Обладая ничем не ограниченной властью, охрана очень быстро превратилась в хозяев положения со всеми вытекающими. Начались унижения, избиения, мародерство и убийства. Не отставали и спецпоселенцы, ведь часть из них была обычными уголовниками. Найдя общий язык, те и другие установили бартерные отношения. Отобранные у тех, кто послабее вещи обменивались на еду у охраны. В ход шло все, обувь, одежда, золотые зубы (а их, кстати, вырывать было нечем).
– Скажите, Гвоздев, это правда, что вы выбивали зубы больным и умирающим?
– Правда.
– Зачем?
– Чтобы добыть золотые коронки.
– Зачем?
- Поменять на махру. Курить же хочется.
Машинописные воспоминания сотрудника Александровско-Ваховской комендатуры Андрея Карагодина из допроса одного из уголовников.
Еда закончилась куда быстрее, чем планировал комендант Цепков. Мука, хранившаяся в мешках под открытым небом, быстро пришла в негодность и вслед за этим началось людоедство. 22 мая был задержан спецпоселенец с окровавленными руками, в которых он держал человеческую печень. 23 мая охрана задержала троих мужчин, один из которых вспарывал живот трупу и доставал от туда внутренности.
Однажды побывала у нас и старушка со Смерть-Острова. Ее везли этапом. У нас в избе была прихожая, комната и две спальни. Женщину провели в дальнюю комнату на ночлег, и я увидела, что у старушки на ногах срезаны икры. На мой вопрос она ответила: "Это мне на Смерть-Острове отрезали и зажарили". Вся мякоть на икрах была срезана. Ноги от этого мерзли, и женщина обертывала их тряпками.
Из воспоминаний Феофилы Былиной, жительницы деревни Назино.
С острова регулярно совершались побеги. Уследить за несколькими тысячами человек было попросту невозможно (27 мая прибыла вторая партия, еще 1169 спецпоселенцев). Беглецы безуспешно пытались найти железную дорогу, которой в этом районе попросту не было. Какой-то части удавалось преодолеть болота, во всяком случае известно имя одного из таких — Кузьма Сальников. Однако, большинство побегов заканчивалось плачевно - жители окрестных поселков собирали трупы по берегам Оби. Из почти 6000 высланных на остров, в живых осталось лишь 2200 (не считая редкие случае удачных побегов). Но и это число быстро сокращалось, ведь с острова их расселяли в не оборудованных точках вдоль Незиновской речки.
Примечательно, что о ситуации на острове знали и жители соседних деревень, и местные коменданты, но первые ни у кого не могли вызвать доверия, а для вторых подобное было едва ли не обычным делом. Да и чего там переживать за «преступные элементы»? История «Острова смерти» так и осталась бы без внимания, если бы не случай. О положении на острове стало известно инструктору Нарымского окружкома партии Василию Величко. Как истинный коммунист (а таковым он остался до конца своей жизни), Величко решил проверить слухи о таком бардаке и отправился изучать ситуацию на месте. Опросив местных и посетив сам остров, инструктор составил подробное письмо о случившемся и отправил его через курьера непосредственно Сталину. Разразился скандал и в Томск была направлена комиссия для выявления всех фактов нарушений и она подтвердила сообщение Величко. По итогам расследования к ответственности было привлечено 84 человека, 34 из них расстреляно.
А вот малая часть «преступников», оказавшихся на том острове:
- Григорий Булыгин, рабочий, вышел за хлебом.
- Иван Иванов, инженер, приехал в Москву в командировку.
- Овласевич, техдиректор московского авиазавода, вышел из трамвая на остановке.
- Сергей Воронин, слесарь, возвращался через Москву из отпуска.
- Мария Пучка, приехала в Москву в отпуск.
- Алексей Овсянников, 15 лет, просто был на улице.
- Егор Слесаренко, работал на Омской ЖД, попался на глаза патрулю.
- Николай Кортюков, 16 лет, ехал в соседнем поезде, вышел за кипятком.
- Рахаметзянова, 12 лет. Ехала с матерью через Москву. Та ушла за хлебом, оставив дочь одну на минуту.
- Николай Шудков, был в театре, вышел после спектакля...
Следствие отмечало, что среди задержанных и впоследствии депортированных присутствовало значительное количество лиц со всеми необходимыми документами, но при задержании сотрудникам ОГПУ было плевать.
Назинская трагедия стала триггером для отмены массовой депортации. В приказе ОГПУ от 16 апреля 1934 года отмечалось, что при «выселении в спецпоселки в 1933 года кулаков, а также контрреволюционного, воровского и бродяжнического элемента» допускались нарушения, а «освоение одиночек из числа городского деклассированного элемента в условиях спецпоселков не дает должных результатов». Но только триггером. Истинная причина отказа от масштабных переселений в том, что органы ОГПУ были просто не в состоянии выполнять подобные задачи.
И тут, возможно, кто-то скажет: «Но ведь разобрались же! Виновных же расстреляли?»
- Помощник начальника СибЛАГа т. Долгих И.И. как непосредственно руководивший проведением всей операции, заслужил суровое партийное взыскание. Но учитывая, что т. Долгих свою прошлую работу по расселению спецпереселенцев проводил удовлетворительно, ограничиться объявлением строгого выговора.
- Бюро Запсибкрайкома ВКП(б) в связи с массовой гибелью спецпереселенцев на о. Назино в Александровском р-не Нарымского округа вынесло начальнику Сиблаба А.А. Горшкову строгий выговор с предупреждением.
- Судьба Цепкова неизвестна.
