« А где умирает надежда?»

Книга 1

Детство Марии.

К читателю:

Эта повесть о событиях послевоенного периода СССР, полностью на основе реальных событий и до наших дней. Всё, о чём здесь повествуется происходило на самом деле. Герои, их уклад и события в жизни - всё - настоящее без прикрас. События описанные в первой книге относятся к периоду 40-х по 70-е гг. ХХ в. Надеюсь, вам, дорогие читатели, придётся по сердцу данная повесть. Это история о семье военного музыканта. 2-я и 3-я книги не за горами.

1. Сестричка Милочка

Зима. На улице сильный холод, мороз, да такой, что сводит скулы. А в доме шум, смех, веселье. Гости то и дело сновали то в дом, то из дома, запуская очередную порцию холодного пара. Все были в ожидании чего-то необычного. Громко разговаривали, дядьки курили, весело смеялись, в надежде смотрели на тропинку, ведущую от двора до большого колодца, за которым была широкая просёлочная дорога. По этой дороге, изредка, проезжали машины, летом велосипеды и мотоциклы. Сейчас, когда было много снега, машин почти не было, только очень редко, кто-то, по большой необходимости. Всё же - январь месяц, крещенские праздники, которых было очень много. И чаще люди ходили пешком, разнаряженные, кто - парами, кто - гурьбой. Особенно дети: они ходили от дома к дому: колядовать, щедровать, а также носили крёстным «вечерю». Эта «вечеря» была, старательно, увязана в красивый головной платок, там были два калача, испечённые мамами, или бабушками. Крёстные меняли эти калачи на свои и вдобавок сыпали орехи, конфетки и пряники, тоже домашней выпечки. Иногда, крестникам, даже, что-то из одежды дарили.

И в дом Марийки гости также принесли «вечерю». Но сказали, что ещё один новогодний подарок будет самый – самый! Марийка с нетерпением ждала. И все гости тоже были в приподнятом настроении и в ожидании этого подарка. По тропинке, протоптанной в снегу, должно появиться какое-то чудо. И это необычное вскоре появилось.

- Ну, наконец-то, проговорила тётя Ася – старшая сестра отца, - а мы уже волноваться начали, куда это вы, так долго запропастились? Ну-ка, ну-ка дай, Агата, посмотреть на это сокровище! Господи, какая красавица! Ага, а ты помнишь, что мне обещала когда-то? Прошу тебя, отдай мне эту девочку!

От неожиданности Агата зарделась, заволновалась, на исхудавших щеках вспыхнул румянец:

- Ася, да погоди ты! Что за разговоры такие? Я же только из больницы! А ты уже Бог весть, о чём болтаешь.

- Но ведь ты должна помнить, мы с тобой говорили об этом? Ты сказала, что следующая беременность моя! Я не забыла!

- А знаешь, Ася, вот посмотри на руки. Сколько на руках пальцев – десять? Возьми нож, порежь хоть один – больно, правда? Так и с детьми. Какие бы не родились, сколько бы их не появилось – за всех болит душа, потому что ты за них страдала, тебе болело за каждого. Не обижайся, Асечка, ну не смогу я так просто отдать тебе ребёнка!

- Почему же ты так просто отказалась от Любы? Ведь она тоже дочь, правда, только Ивана? Но ведь жила и воспитывалась тобой! За неё ты не страдаешь. А она сейчас в чужой стороне, с чужими людьми живёт.

- Ну, вот скажи, об этом сейчас время говорить, да? Так ведь ты - не просила Любу. Могла бы себе её взять. На ту девочку, прости, у меня и не свербело, и не болело. Поэтому я, почти, без боли и угрызений совести оставила её в Аксае. Ведь и там люди - такие же чужие, как и я ей. Жаль её, конечно, ведь сызмальства росла с моими старшими детьми и с нами… Но, она очень уж с норовистым характером, вся в свою маму Ольгу пошла. Да и устала я с ней. Ведь родных детей - вот уже четвёртая, если Любу считать – пятая.

Марийка сидела недалеко, ей было слышно, о чём шла речь мамы с тёткой. Она несколько дней не видела маму. «Где же она была так долго? И что там завёрнуто в одеяльце? Вот это и есть тот подарок, о котором говорили гости?» - Вдруг Марийка услышала, что какую-то девочку должны отдать тёте Асе - «А как это, чтобы мама отдала девочку? Я же её ещё и не видела даже!».

Наконец-то, пройдя в соседнюю комнату, где была прицеплена к потолку маленькая зыбка, Агата, склонившись, положила малышку, сама слегка выровняла спину. Было видно, что она очень устала, и хотела бы, скорее всего, не сидеть за столом, а прилечь в постель. Но гости уже расселись и ждали виновницу застолья. На столах было много всего вкусного, и какие-то напитки в больших графинах. Марийка с интересом, с широко раскрытыми глазёнками смотрела на происходящее в доме. Сама она ничего не могла взять. А вот о ней, вроде, как забыли. Было не совсем привычно, ведь она была ещё малышкой.

Войдя в гостиную, где сидели все гости, Агата смущённо улыбнулась. Отец, копошась вокруг стола, зазывно приглашал всех наполнить рюмки за здоровье новорождённой малышки. И тут тётя Ася поднялась и громко спросила Агату:

- А как ты назвала девочку, Агата?

- Да никак ещё не называла. Думала, что вот все и выберем имя для новорожденной.

- А кто будет крестить малышку? Может, я буду ей крёстной? Ты же не будешь этому против, Иван?

- А почему я должен быть в этом вопросе и против?! Ты же моя сестра родная! А кому ещё, как не родне быть ещё роднее? Поэтому, Ася, будешь кумой, а ты Петя – Иван он указал на дядю Петю Рижка, его друга, с которым они вместе были оркестрантами, – будешь кумом!

Рядом с тётей Асей сидела ещё одна сестра отца – тётя Дуся, или, как её называли – Евдокия, Евдонья. Она была очень не красивая. Лицо её было в мелкую точечку. В детстве она переболела оспой. От оспы её спасли, но вот лицо осталось «рябым», как и называли соседи: у Евдоньки рябой. И ещё оспа повредила тётке нюх, она не ощущала запахов. Марийка случайно узнала об этом, когда та рассказывала маме. У неё никогда не было мужа. И в одиночестве растила сына Ваську, который на пять лет был старше Володи, старшего брата Марийки. Он не мог выговаривать нескольких букв, заметно, картавя. Вместо слова картошечка, он говорил: «калтосецка», или вот, не «хрумтило», а «хлумцило». Было очень смешно. И его дразнили старшие дети – безъязыкий.

- А я тоже её родная тётка, что ж ты, Иван, не приглашаешь меня в кумовья? Я что, не заслужила такой чести? Или, я рожей не вышла?!

Евдокия была в своём репертуаре, она всегда могла поскандалить ни из-за чего. И с мамой Марийки они очень часто ругались.

- Дуся, так ты же крёстная Володи и Зины, уже дважды! Ася только Марию хотела покрестить, но мы её крестили в Болгарии. Так она согласилась быть второй крёстной для Маруси. А теперь, пускай, покрестит эту девочку. Лучше, давайте выберем имя малышке. Хватит ей быть безымянной.

И тут началось: какие только имена не придумывали! И по церковному календарю в этот день, и во имя дня, когда родилась, и по друзьям, и святым мученикам.

Поднявшись со своего места, чтоб её лучше услышали и увидели, тётя Ася сказала:

- Всё это не плохо. Но Миля – красивее. Тем более вскоре праздник Меланки.

Вконец, все, накричавшись, почти до хрипоты, согласились. Теперь малышка имела имя Милочка или Эмилия, как её записали в свидетельстве о рождении.

Как будто узнав об этом, малышка подала тоненький голосок из зыбки, сигналя о том, что надолго её оставлять одну нельзя, и ей тоже уже захотелось поесть. Агата быстро поднялась, взяла на руки тугой свёрток, кричащий до красноты. Затем достала огромную сисю и стала кормить.

Марийка с интересом наблюдала за происходящим. Ей было совсем невесело, потому что о ней, как будто, напрочь, все забыли и занимались этим кричащим свёртком.

Малышка вскоре насосалась молока, успокоилась и уснула. И гости, как по команде, все снова стали пить и громко разговаривать о разных взрослых вещах, которые совсем Марийку не интересовали. И вообще, ей хотелось увидеть малышку без пелёнок.

- Вечером будем купать девочку, и ты всё увидишь и даже сможешь поливать водичкой. Ты ещё, надеюсь, и нянчить её будешь, правда? – спросила Агата.

- Конечно, буду! – весело ответила девочка, хотя совсем не знала значения этого слова - «нянчить».

Гости пока ещё ели, что-то пили из больших стаканов. Марийка изучала всех, кто собрался за столом.

Дядя Петя Рижко был невысокого роста, черные кудри были густые и красивыми волнами уложены на голове. С ним рядом сидела его жена, Юля. Она была невысокая, худенькая, разговаривала тихо, и всегда почему-то смущённо улыбалась. Во время улыбки у неё лицо становилось расплывчатым, глаза сужались, и вокруг глаз было много морщинок, как лучики солнышка. Руки тоже были морщинистые, маленькие. Но когда она брала в руки гитару, все только слушали и любовались её голосом, настолько красиво она играла и пела. В это время Марийке так хотелось быть похожей на эту тётю Юлю. И сейчас тётя Юля снова играла и пела для гостей. Все слушали, склонив головы, думая каждый о чём-то своём.

У тёти Юли и дяди Пети были две дочки, очень хорошенькие и постарше Марийки, поэтому они сейчас носили «вечерю» и колядовали со старшими сверстниками. Марийка очень надеялась, что и девочки будут у них на застолье. Ей хоть поиграть было бы с кем. С Зинкой-корзинкой - старшей сестрой, Марийка не любила играть. Сестра была злая, вечно чем–то недовольная. И Марийку постоянно задирала от того, что ей приходилось с ней совсем недавно нянчиться.

Застолье подходило к концу. Отец попросил гостей не шуметь, потому что нужен покой для ребёнка. Да и жена очень утомилась дальней дорогой и кучей детей, за которыми тоже нужен глаз да глаз. Все закивали головами с раскрасневшимися лицами, и стали собираться по домам. В это время дядя Сеня, муж тёти Аси, как будто только сейчас увидел Марийку. Подняв её на руки и сильно прижав к себе, спросил Агату:

- Смотри, Агата, а дочка твоя Марийка такая сладенькая и вкусная, что мне так и хочется её скушать. Можно я её скушаю? Вот только не знаю, с какого места начать?

- Ну как, с какого? – ответила, смеясь, Агата,- обычно начинают с самого мягкого.

Девочка, сидя на руках у дяди Сени, настолько испугалась, стала вырываться из его рук. Когда поняла, что её держат крепкие руки этого голодного дядьки, она громко разревелась.

Тётя Ася тут же подошла к дяде Сене, и, поцеловав девочку, стала успокаивать Марийку. Затем угостила очень вкусно пахнущим пряником. Обратив лицо к брату, сказала:

- Если будете обижать Марию, я заберу её к себе! Потому что Агата мне обещала одну из девочек отдать, а сама теперь - в кусты. Да и зачем вам столько детей, Иван? Вам же так сложно растить такую большую ораву! Брат, ты же знаешь, я совсем одна, и, что не могу иметь детей! А у меня она будет, как у Бога за пазухой! Может, согласишься, брат? Я всё для девочки сделаю. Никогда не обижу. И выучу, и замуж отдам. Да и вы будете видеться. Свои же родные люди, как- никак!

Отец так вылупился на тётку, как будто она превратилась в чудовище. Но ничего не сказал. Видимо, не хотел портить настроение именно сегодня, когда только привезли Милочку и договорились, что тётя будет крёстной.

Вскоре все разошлись с надеждой на будущие крестины. Агата, очень уставшая, прилегла рядом с зыбкой, и буквально сразу же уснула. Марийка так хотела, чтобы мама обняла её, погладила по головке, как было ещё совсем недавно. Ведь Марийка тогда оставалась самой маленькой, а младшим всегда больше любви доставалось.

Не дождавшись внимания от мамы, обиженная и грустная девочка кое-как оделась и вышла во двор, где было уже пусто и тихо. Гости, почти все, разошлись и во дворе оставались только дядя Петя и дядя Сеня. Они обсуждали что- то важное для себя, видимо крестины Милочки. Вскоре, покурив и, наговорившись, они тоже ушли. Марийке снова стало одиноко и тоскливо. Девочка принялась разглядывать ветки засохших цветов, высоких кустов декоративных веников. Их так никто и не убрал по осени. Мама часто лежала, у неё что-то болело. Отец работал. Зина с Володей могли бы повыдёргивать сухую траву, но, как всегда, пропустили всё мимо ушей.

Только куры были довольны этому. На этих кустиках были меленькие зёрнышки. Марийка сорвала веточку, понюхала и бросила на землю. Вместе с курами ходил красивый и очень драчливый петух. Марийка жутко боялась этого задиры, который не раз гонялся за ней, так и, норовя сесть ей на голову.

Вот и сегодня, улучив подходящий момент, петух, очень сильно стал топтаться своими когтистыми ногами, закудахтал и пошёл на Марийку так быстро, что девочка не успела даже убежать. Вскочив на голову ребёнка, петух, сначала почему-то закукарекал, затем принялся клевать головку Марийки! К этому времени уже не было ни дяди Пети, ни дяди Сени, они тоже ушли домой.

- Мама! Папа! – громко закричала Марийка.

- Что случилось? – на пороге веранды появился отец в нижнем белье, готовившийся к отдыху после гостей.

- Господи!- запричитала Агата, тоже выглянув из-за плеча мужа,- Иван, сделай же что-нибудь!

- Ах ты, скотина! – с гневом высказался папа, – Сейчас ты у меня получишь!

Подбежав к дочке, он смело и виртуозно схватил птицу за крылья и резко скрутил шею петуху.

Обезглавленного петуха Иван бросил на землю и тот стал неистово биться крыльями, пытаясь подняться, или убежать. Но, увы! Кровь хлестала из того места, где только что была голова и он клевал Марийку.

Увидев такую жуткую картину, Марийка уже плакала не от боли и страха. Ей очень было жалко такого красивого петуха, который и чужих отгонял, и кошек не пускал во двор. Как же теперь будет? Ведь курочки без охранника остались совсем одни! И Марийка ещё сильнее заревела.

- Что, что он тебе сделал? – спросил отец, подходя к дочке и осматривая глазки и руки, – тебе больно?

- Нет, мне не больно. Я же в платочке, ну так, чуть-чуть, когда клевал. Мне очень жалко петушка! Он больше не оживёт, да, папа?

- Мы купим такого же, но не драчливого – успокоил дочку отец. А сейчас пусть мама разберётся здесь с этими перьями и мясом. Будем вкусный борщ кушать, а ты свободно будешь гулять. А где старшие сорванцы? Почему они не дома?

- Отчего же не дома? - Ответила Агата, - они уже готовятся ко сну. Это Машка захотела подышать. Видишь, доченька, чем заканчивается непослушание? Была бы в доме, и петушок ещё жил бы.

Марийка хотела войти в дом после этой сцены. Но она смотрела на снег красный от крови. Помогла маме, собрала пёрышки, которые осыпались с петуха. Рассмотрев поближе, увидела, какие они красивые, радужные, разноцветные. Долго держала и смотрела с сожалением случившегося.

- И почему папа так жестоко поступил? Вон, какой он был красивый, глаз не оторвать.

Немного успокоившись, девочка перевела взгляд на конец огорода. Огород был довольно длинный, и его конец упирался прямо в лес. Темная полоса леса была и страшной и очень загадочной для девочки. Всегда, когда всходило солнце, оно освещало все деревья. Осенью, когда листья становились жёлтыми, казалось, что его кто-то поджёг, настолько яркими красками светился и горел вокруг посёлка. Таинственный свет и глубинная темнота леса была для малышки манящая и опасная. Иногда брат Володя, пугал сестричку, что в лесу много страшных зверей, чужих и злых людей, которые ходят с мешками и забирают маленьких непослушных детей. Марийка пыталась разглядеть, когда же появится хоть один страшный и заросший человек, боясь отходить от дома далеко.

На огороде, почти под лесом, росла большая старая груша. Осенью её плоды очень притягивали к себе, осыпаясь на землю, стуча, и разбиваясь от ударов. Мама тогда просила Зину и Володю, чтобы они пошли и насобирали на компот этих груш, или порезать и засушить на зиму. Ведь пропадают же. Марийка тогда очень боялась за братика и сестричку. Вдруг из лесу выйдет страшный заросший дядька и украдёт их? Тогда Марийка останется совсем одна.

Вскоре начало темнеть. От снега было светло, но и очень холодно. Марийка вошла в дом, где было темновато, но тепло. Перед приездом мамы тётя Ася и тётя Дуся пекли хлеб, а также готовили еду для гостей, и печка была тёпленькой, почти горячей. И в доме тоже было уютно от печки.

Но кажется, что в доме никто так и не замечал отсутствия девочки. Все были заняты подготовкой ко сну. Странно было и то, что на крики Марийки и суету родителей ни Зина, ни Володя не вышли посмотреть, что такое с ней случилось. По всей вероятности, испугались отца, что не смотрели за младшей сестричкой. Марийка, расстроенная случившимся, впервые сама разделась, поднялась на печную лежаночку, где уже улеглись и Зина, и Володя. Укрывшись мягким платком-покрывалом, обиженная и, впервые не обласканная перед сном, девочка уснула. И для маленькой Милочки тоже была самая первая ночь в этом доме.

Был январь 1959 года.

2. Ревность

Жизнь, меж тем, шла своим чередом. Милочка уже несколько недель жила в доме, кричала, сосала мамину сисю, пила чаёк из бутылочки, комично чмокая малюсенькими губками. Марийка уже видела распеленатую сестричку. Боженька, какая же она некрасивая! Синюшная! Ручки дрожащие, крошечные, ножками сучила под животик, и натужно просилась на руки к маме.

- Опять мама занята только этой кричалкой! Опять ко мне никакого внимания! – жаловалась Марийка отцу.

- Подожди, дочка, – спокойно отвечал отец. Вскоре сестричка подрастёт, и ты будешь с ней играть, будете в садик ходить. И мама станет посвободнее. Она тебя тоже очень любит. И Зину, и Володю. И я вас тоже сильно люблю.

Марийка очень хотела, чтобы всё вернулось, как было ещё некоторое время назад. Чтобы эта кукла, куда нибудь исчезла! Но слишком уж её оберегают. А Марийка теперь стала старше, чем была ещё совсем недавно. А этому были рады и сестра Зина и Володька. Хотя брат чаще заступался за младшенькую Марию. Ведь Зина, как её называла мама – «узурпатор», а не девчонка, постоянно задиралась с Марийкой.

Из-за Зины, даже с другими детьми, постоянно возникали какие-нибудь проблемы: то подерётся, то заберёт чью-то игрушку и, затем, родители тех детей приходили с жалобами на сестру. Тогда отец, краснея от злости, так смотрел на этого «узурпатора», что Марийке становилось очень жалко Зину. Но, иногда, Зина, чтобы её не наказывали одну, говорила, что это сделала либо Марийка, либо брат. Тогда наказывали всех. Марийка сильно расстраивалась:

- Почему меня ставят в угол, если я не проказничала, маме помогаю с малышкой, подметаю пол, мою тарелочки, а меня сейчас вместе со всеми наказывают?!

То, что эти задания должна делать Зина или, в крайнем случае, Володька – никого не волновало - лишь бы было сделано. Родители не больно-то подбирали слова и задания по возрасту, или росту. Напроказничал кто-то один – стали наказывать всех. Так приучали следить друг за другом и помогать. Но Марийка долго обижалась на сестру, уходила в другую комнату, садилась на длинную скамейку и плакала. Она ревновала маму к этой малой «оралке», которая полностью украла мамину любовь! И зачем они её привезли? И так было втроём хорошо, играли, веселились. А сейчас то и дело: то – не кричите! То - не шумите! Не трогайте малышку! И так всё время. Пусть Дед Мороз снова унесёт её подальше в лес! Или пускай бы скорей эта малая выросла и ушла от них куда захочет. Или тётя Ася её забирает. Марийке такая сестричка совсем не нужна.

И Зина тоже всегда сердилась, когда Милочка, краснея от натужного вопля, будила её по утрам. Потому что старшая сестра очень любила долго поспать утром и просыпалась только к обеду. Тем более, когда ещё темно и холодно, да и новогодние каникулы в школе, а эта плакса орала так, что весь дом стоял на ушах. Тогда мама приходила, поднимала с постели Зину, чтобы та покачала зыбку, пока мама мылась, причёсывалась и приводила себя в порядок. Зина притворяясь, что спит, не слыша маминой просьбы, не поднималась и продолжала лежать. Тогда мама просила Марийку подойти и понянчить сестричку. Вот тогда - то Марийка узнала, что такое «нянчить»! А ведь недавно её саму нянчила старшая сестра и братишка. Теперь она поняла, почему Зина так злорадствовала над ней. Только и Марийке совсем не хотелось быть привязанной к зыбке и слушать вопли. Иногда девочка вместе с сестрой Милочкой плакала, потому что старшие завеются со своими сверстниками, а Марийка не могла бросить малышку. Хоть мама и радовалась, что у неё такая смышленая помощница, не то, что эта «узурпированная Зинка». Только Марийке от этого не легче было.

После очередного слёзного периода Марийка резко почувствовала, как жгут огнём её глазки. Она подошла к зеркалу и увидела, что глаза вспухли и стали красные, как у кролика. Она видела однажды кроликов у соседки тёти Оли, живущей наискосок, через палисадник. И даже интересовалась, почему глазки у кроликов такие красные. Теперь и у неё точно такие же стали! Ей было очень больно смотреть на свет, слёзы градом текли, несмотря на то, что девочка уже и не плакала вовсе. Что же это? Почему так больно?

Тогда Марийка подошла к маме и показала на глаза:

- Мама, мне больно глазками смотреть! Я не могу на солнышке смотреть! Глазки сильно пекут, как будто горячее там внутри!

Мама посмотрела, и ужаснулась!

- Господи! Что с тобой!? И отца нет, он на работе. Что же делать?

Решила вызвать из амбулатории врача. У этого врача была очень интересная, даже смешная фамилия – Синепуп. Но сам он был очень красивый и молодой. И люди говорили - жутко талантливый и умный.

- Доктор, что с её глазами? – спросила мама.

- Видимо кто-то песком засыпал, либо плакала долго, а ещё хуже, если диатез.

- И что мне делать с ней сейчас? Ведь девчонка не может смотреть на свет?

- Я выписываю вам направление в детскую больницу в Ольгополь, там есть глазное детское отделение. Везите, пускай специалисты посмотрят, тогда узнаете, что с её глазами.

Это был первый сигнал начала тяжёлого, непростого испытания под названием «скрупулёз глаз» или осложнённая золотуха, диагноз, который поставят далеко не сразу. И будет длиться этот период долго, до четырнадцатилетнего возраста, до начала взросления организма. Но это будет потом. А пока вот такой неприятностью обернулась Марийкина ревность к новорождённой малышке и к маме. Кто же мог знать, что это уже жило в маленькой девочке, только проявилось далеко не сразу. И сработал такой не совсем обычный повод. А возможно и не в этом была проблема? Рано или поздно, коль это уже было так суждено, то разве можно было избежать подобного несчастья? Ведь родители, вроде, любили девочку, лечили от того несчастья, которое её постигло в Болгарии. По всей видимости – это был сигнал из прошлого, не иначе. Только легче ли от этого? Увы!

3. Зина – старшая сестра

Зина – второй ребёнок после Володи. Родилась в Молдавии в Бендерском районе.

Это была очередная командировка по службе Ивана, где он должен был обучить несколько военных и гражданских духовых оркестров. Шёл 1950 год. Агата на то время оставалась одна со старшеньким Володей на Сахалине.

Старшего сынишку Володю Агата родила на Камчатке, опять–таки, будучи там по служебной командировке мужа. Почти сразу после его рождения семью перебросили уже на остров Сахалин, как раз Володе исполнилось всего два с половиной годика. Только остров не очень-то гостеприимным оказался. Хотя, как в песне и пели: «На острове - нормальная погода...», - да где уж там – хватило всего: и землетрясений, и зимнего ветра, выдувающего всё тепло из деревянных бараков, в которых проживали, как строители, так и временно пребывающие военные. В гарнизоне далеко не всегда оказывались свободные, тёплые квартиры.

Скучая в одиночестве за мужем, и будучи уже вторично в положении, боялась рожать одна без поддержки родного человека. Написав Ивану, что её беспокоит, просила разрешения ей приехать к нему. Срок беременности тогда ещё был не большой и проблем с поездкой не предстояло. Да и вещей много везти не нужно. Их просто не было. И вскоре Агата, преодолев долгий перелёт, уже была в Молдавии.

Солнечная и жаркая республика, в отличие от сахалинской сырости и бриза. Ко всему ещё смущало то, что вокруг слышался совсем не похожий на родной язык говор. Люди жутко эмоционально кричали и так же размашисто жестикулировали при разговоре. Женщины по соседству на аэровокзале, где остановилась Агата с мальчиком, оказались столь неопрятны и одеты так, что их можно было принять за цыган. Они толпами «швыцали» взад-вперёд по улицам Кишинёва. Несколько узковатые улочки были напичканы магазинчиками, где по большей части продавали молдавское вино в очень красиво оформленных бутылках. Из-за этого оформления хотелось вскрыть и попробовать эти напитки из каждой бутылки. Очень много киосков, которые тогда торговали конфетами, пирожными и разными сладостями собственного производства. Выбор на разный вкус. Агата купила сыну несколько конфеток, пока ждала мужа.

Вот только грязь и мусорные кучи высились практически возле каждого такого магазинчика. Жужжали огромные зелёные мухи, стараясь сесть на нового человека, видя в нём прекрасную закуску, тем более с конфеткой в руках.

Агата ждала мужа на аэровокзале, отослав ему телеграмму. Она сидела в надежде, как можно скорее попасть в своё жильё и отдохнуть, подальше от криков, грязи и назойливых жалящих мух.

Вскоре подъехал Иван. Он был весёлый, видимо ждал Агату и готовился к её приезду. Обнял жену за плечи и, усадив вместе с сынишкой на переднее сидение в машине, выделенной командованием штаба, виновато предупредил:

- Милая, ты только не сердись, что я так задержался. Пытался убрать в комнате, пока ожидал тебя. Но только не расстраивайся, комнатка очень маленькая. Возможно, потом попробую через командование выпросить что-то посвободнее, комнату или дом. Всё же лучше, чем в бараке жить. Да и теплее намного. И, что не трясёт, так это уж точно.

- Ладно, посмотрим, - ответила Агата. Я сейчас сильно устала и хочу просто отдохнуть.

Комнатка действительно была небольшая и темноватая. Мебель светлого орехового цвета, да и то только полуразвалившийся шкаф и кровать - железная, узкая. Матрас - потрепанный и грязный. Агата брезгливо подняла край матраса и села, грустно уставившись в пол.

- Ну, не грусти, завтра же пойду к полковнику просить о расширении. Ведь вскоре будет второй ребёнок.

Через месяц они праздновали новоселье в большой квартире со светлыми белеными стенами, высокими потолками и необходимой мебелью.

Сроки родов приближались. Агата ходила тяжело. Жара не давала воздуха даже в ноябре. Хотелось прохлады и свежести. Молдова по-своему не уютна.

После Нового года, вдруг, Агата узнала, что мужа отправляют в командировку здесь в Молдавии в посёлок Шмалэна. Там ему необходимо будет обучить школьников игре на духовых инструментах. А, так как вскоре должен пройти смотр духовых оркестров, то это нужно – срочно, как говорят – вчера! Агата осталась с сынишкой в Бендерах.

Но хороших людей много, а «доброжелателей» - ещё больше. В гости к Агате как-то пришла женщина Мариуца, которая помогла ей найти молочную хозяйку в городе, ведь Володя маленький, ему ещё нужно молочко, да и не только. Стали разговаривать. И вдруг, эта женщина рассказала о «подвигах» мужа Агаты.

- Вот ты правылно сдэлала, что прыехала к мужу. Он вед водыл к сэбэ жэнщын, пока был бэз семьи. Ты смотры за ним, сейчас он тоже нэ сможэт быт одын.

Выслушав соседку, Агата несмело спросила:

- Где находится посёлок Шмалэна? Мне вскоре рожать, а я снова одна.

Собравшись кое-как, вместе с малышом, решилась и поехала к месту командировки мужа. Приехав на автобусе к посёлку, спросила, где найти школу музыкантов.

-Так вот совсем не далеко. Вы услышите её, если не увидите. Там такой шум, все дуют, кто и как умеет.

В самом деле, она услышала, как музыканты разучивали гаммы. В нерешительности постояла возле ворот, боясь войти во двор школы. Вдруг услышала весёлый женский смех и мужской голос. Когда она внимательно посмотрела через густой забор из засохшего дикого винограда, увидела, как муж ласкает какую-то смуглую маленькую женщину. Сердце сильней застучало! Кровь прилила к лицу. Дыхание стало прерывистым. « Так вот оно что! А соседка то правду говорила!»

Решительно толкнула калитку, утяжелённую всякими непонятными коваными украшениями, ступила на двор школы. Муж, который обнимал за плечи полненькую смуглую молодуху, пока ещё не видя своей жены, весело и ласково ворковал что-то ей на ушко. Мальчик, увидев отца, не сдержался, хоть мама его просила не подавать ни звука.

- Папа! Мы пиехали к тебе!

Резко повернув голову, Иван увидел жену с сыном. Живот у жены был уже внушительных размеров. Он словно увидел инопланетных гостей, от неожиданности даже поперхнулся:

- Господи! А ты-то что здесь делаешь?

- Да вот приехала познакомиться с твоей очередной пассией. Не думала, Иван, что ты снова за старое возьмёшься. Ведь уже горький опыт был с Ольгой и с её дочкой Любой, которая сейчас одна в Аксае. Да с Николаем и его мамой, что остался на Сахалине, да ещё со многими твоими «мамами» внебрачных детей! Чего же тебе не хватает, Ваня? Я к тебе приехала, неужели тебе этого мало?

- Успокойся, Агата! Я люблю тебя очень, а это просто так, развлечение. Я же не монах. Не позорь меня перед учениками! Да и руководство здесь рядом живет.

Агата вздохнула, решив больше не распалять ни Ивана, ни себя накручивать, и, со слезами на глазах, стала смотреть на Ивана с укоризной. Её огромные зелёные глаза наполнились невыносимой тоской за поведение мужа. Нет, она не хотела плакать. Да разве слёзы помогут решить мужскую ненасытность. Одним словом – военный, да ещё и музыкант и вдобавок - командировочный!

- Мне стало одной скучно и страшно без тебя. Я решила, если уж я здесь, то буду сопровождать тебя везде и всюду. Тем более, что мне рожать вскоре. Нельзя в чужой стороне, без поддержки.

Ивану деваться было некуда. Он послушно провёл жену во флигель школьного комплекса, где проводились занятия. В домике - накурено и грязно. Агата попросила проветрить все помещения, даже те, где проводились занятия музыкой, постаралась слегка прибраться в комнатке, и поселилась вместе с сынишкой и мужем. Тесно, но все вместе, все рядом. И пусть даже непутёвый, но свой, родной муж.

Январь прошёл быстро вместе со всеми праздниками. Наступил февраль. С первого на второе февраля у Агаты начались роды.

Это были очень тяжёлые, продолжительные роды. Девочка шла ногами вперёд, что было неправильно, и это усложняло роды. Двенадцать часов длились мучения. Вконец измучившись, всё же вынули из неё этот плод, который не хотел так просто покидать родное лоно. Девочка родилась, несмотря на затяжные роды, очень энергичная, кричала так, что слышно было далеко за пределами больницы. Акушерка, которая принимала дочку Агаты, сказала ей:

- Эта дэвчонка будэт танцовщицей! Смотри, какая она энергичная, как работает ногами. У нас таких называют Зынами.

- Ну, вот и проблема с именем решилась - сказала Агата, едва приходя в себя от такого испытания, - Назову её тоже Зиной.

Так появилась дочь, которую впоследствии называли «молдаванкой», потому что у неё даже все привычки, характер и шумный, и крикливый говор с хрипотцой – всё соответствовало этому признаку.

Через некоторое время семейство снова переехало в Бендеры. Прослужив очередные полтора года, Ивана стали отправлять в очередную командировку. Иван славился, как знающий музыкант, великолепно умел играть практически на всех видах инструментов, включая смычковые, щипковые, губные и духовые. А также, знал ударные установки. У него была своя партитура, которую он оберегал пуще глаза. И также собственные произведения: вальсы, польки, фокстроты, которые он сам написал. Все, кого он обучал, знали и ноты и строение музыкальных инструментов, и были взаимозаменяемы в оркестре. И сам Иван в игре просто король музыки.

И вот конец 1952 года. Зиночке на то время исполнилось год и три месяца. Володе - почти четыре годика. Как могла, Агата крутилась с детьми, помогала мужу, держалась, казалось из последних сил. Вскоре летняя жара спала, погода смилостивилась, пошли дожди. Становилось прохладнее. В республике готовились к осенним праздникам. Но конец этой командировки предвещал дорогу. Продолжительность обучения оркестра длится, всего лишь, восемь месяцев. Дальше на усмотрение командования и по необходимости дальнейшего пребывания капельмейстера в данной воинской части.

Определили место будущей дислокации. Они с семьёй должны ехать в Болгарию, впервые подальше от Родины, на Балканы.

Уезжая из Молдавии, была надежда, что не будет проблем с жарой и с жильём. Только не знали, что их ожидает, и какие новые испытания готовит им судьба в той соседской братской стране.

4. Мария

Добавьте описание

Собираясь к переезду на новое место службы мужа, Агата была не в восторге. Тем более, что уже - двое малышей. Но и оставаться одной в этой тоже не родной и жаркой республике, не менее рискованно. Но главное не это. Обидно Агате от того, что Иван никак не мог ослушаться командования. Для него не существовало слова – «не хочу», или «не могу». Были только – «Есть!» и - «Слушаюсь!»

И поэтому, семейству пришлось собирать вещи и ехать на новое место службы в неизвестную, но чем-то привлекательную страну - Болгарию.

Командование не оставило семью на произвол, помогли с переездом. И совсем скоро семья прибыла на место.

Болгария, город Пловдив, новые знакомства, другие люди, всё иное. Их встретили не только замечательные радушные жители, но и сильная жара, немыслимо яркое и жгучее солнце. Дышать становилось тяжело, всё время хотелось пить. Дети очень страдали, капризничали, изводили родителей.

И только бескорыстная помощь местных жителей Агате и детям стала большим подспорьем в том не простом климате, в их адаптации.

Дом, изначально, предоставили большой, крепкий и очень светлый. Даже необходимую мебель выделил командир части. Если чего-то не хватало, то братушки приносили семейству в дом, видя двух крошечных малышей. Вскоре всё стало так, как будто они уже давно там обитали. Агата быстро входила в норму, привыкала к разговорам и людям, которых, как выяснилось, стала понимать без переводчика. Имея образование филолога, она представляла себе диалект и наречие, как смесь русского и украинского языков. Слова и выговор менялись только за счёт ударений в слогах. Поэтому понять можно просто, и она этому радовалась, как ребёнок.

Муж продолжал служить, усердно отрабатывая положенное и время, и отношение со стороны командиров. Он чувствовал себя настолько счастливым, что его так радушно приняли, без особых требований, да собственно он ничего ещё не успел даже и попросить, как ему и его семье уже всё предоставляли для комфортного проживания. И это впервые за все годы службы в разных местах и гарнизонах. Нигде так не принимали, не помогали, как в Болгарии.

Агата, находясь дома, пока никуда особо не выходила, боялась перегрева, постепенно привыкая к новым порядкам, разговорам, привычкам и, особенно, к жаркому климату. Старалась убирать, наводя порядок и уют в доме, чтобы облегчить жизнь в духоте.

Как-то утром, Агата, готовя завтрак, почувствовала предательскую тошноту. Вскоре голова закружилась, и всё поплыло перед глазами.

- Иван, – обратилась Агата к мужу, - мне кажется, я снова беременна. Господи, я же ещё не окрепла от предыдущих родов, и что же теперь?!

- Агата, не волнуйся. Я сейчас на хорошем счету, нам здесь дали хороший дом, у нас почти всё необходимое есть. Рожай! Пускай будет третий, кто бы то ни был, хоть девочка, хоть мальчик. Вырастим!

В Болгарии, как уже упоминалось, климат засушливый, жаркий, почти безводный. Коренные болгары ходили в ватниках, безрукавках и широкополых шляпах, укрываясь от яркого солнца и жары. Фуфайка не грела, а спасала от ожогов и перегрева, особенно пастухов, строителей, работающих на улице. Чабаны - люди, которые пасут овец с малых лет, знали, как себя вести в таких экстремальных погодных условиях.

Агата страдала, не зная, как ей спасаться от убийственных лучей. Несмотря на то, что лето ещё не началось, была только весна, март месяц, а солнце - жгло немилосердно. С детками, чуть ли не каждое утро, она ходила на местный базар, чтобы купить продукты. Там впервые маленький Володя, на то время ему ещё не было пяти лет, впервые увидел «пызу», что имела «оки». Что это такое, лишь со временем поняли.

Купив домашнюю ряженку в глиняном кувшине, придя домой, Агата поставила кувшин с ряженкой на стол. И вдруг Володя, как закричит:

- Мама, мама! А пыза на меня посмотлела. Она зывёт там, в кувсынцике!

Агата стала крутить ряженкой, чтобы взболтать её. И вдруг, из кувшина выскочила небольшая круглая серо-зелёная лягушка! Агата, вскрикнув, чуть не потеряла дар речи. Затем взяла кувшин с содержимым, пошла на базар, чтобы показать и рассказать той молочнице о таком недоразумении. Все женщины, стоявшие рядом, залились хохотом.

- Милая, а ты, что не ведаешь, что это – «холодушка»! Эта лягушка поддерживает температуру в молоке и молочных продуктах, чтобы не кисли. У нас жара, ты же видишь. А льда - нет. Вот это есть выход для спасения продуктов от порчи. Особенно молочной пищи.

Но Володя окрестил её по-своему: «пыза мае оки». Долго потом ему вспоминали эту «пызу», даже уже когда подрос и очень сердился за это.

Беременность была тяжёлой. Летом - сущий ад! Во двор выйти Агата не решилась бы и под расстрелом. В доме тоже всё так нагревалось, что спасения не было нигде, ни в каком углу. Дети тоже измучились, страдали. Потница, да ещё и мухи. Есть не хотелось, только пить ещё как-то можно, только вот вода согревалась, вроде тёплого чая. Время от времени подключался токсикоз. То головные боли мучили, то тошнило и рвало.

Два летних месяца длились, казалось бесконечно. Меж тем, сроки родов приближались неотвратимо.

Август наступил с той же беспощадной жарой. С ночи первого на второе августа у Агаты появились признаки родов. Иван отвёз жену в пригородный фельдшерский пункт, где работали местные доктора. И в четыре утра родилась девочка.

Эта девочка родилась очень маленькая, синюшная. Лишь после нескольких ударов по попке девочка подала слабенький голосок. Сразу было видно, что с ребёнком что-то не так.

- Вам, Агата, придётся остаться в больнице с малышкой, будем наблюдать, искать причину её недуга.

- Господи! У меня дома ведь ещё двое малышей! Как же мне быть?!

- Ну, вы же не хотите потерять ребёнка? Если так, значит слушайтесь и выполняйте, а детей определите с кем-нибудь. Потому что девочка очень слабенькая.

Агата думала: обследуют, бывает всякое. Может, ничего страшного, полежит немного, и выпишут домой.

Но только беда оказалась куда страшнее. Агата с этой девочкой, неоднократно и продолжительно находилась в больницах и Пловдива, и в предместье. Отправляли в Габрово и даже в Софию. Практически все города Болгарии посетили мама с дочкой, везде были трогательные врачи и медсёстры, которые сочувствовали молодой женщине, имеющей ещё двух крошечных малышей. Внимательно выполняя все предписания врачей, дома старалась правильно кормить и самостоятельно продолжать лечение. Но жизнь девочки едва теплилась в крошечном и тощем тельце.

Долгих и бесконечно трудных три года велась борьба за жизнь малышки. Результат был, практически нулевой. Только и того, что - живая, но ни ходить, ни говорить - не могла. Но ведь она - не единственная, те двое тоже требовали внимания и ухода. Агата не в состоянии была уделять им должного внимания. И тогда Иван попросил помощи няни, девушку из соседской и не очень богатой болгарской семьи. На удивление Ивана Тодоска оказалось очень смышлёной и трудолюбивой. К детям относилась с огромной любовью и вниманием. Знала, что делать и как кормить.

Прошли тяжелейшие три года сплошного ада. Они, словно близнецы, были похожи один на другой по своей неразрешимости проблемы. Для кого-то, возможно, пролетели бы быстро, а родителям – сплошные страдания и невыносимые муки. Чего только не делали!

Но однажды, как уже впоследствии рассказывала Агата, находясь в очередной раз в больнице, она познакомилась близко с одной медсестрой, которая видела муки малышки, и, жалея её, решилась дать очень нетрадиционный совет. Ведь одно дело жалеть, а другое - понимать, в чём причина такого недуга девочки. Оказалось всё просто и банально: во всём виноват неподходящий климат, который, казалось, иссушал и без того тощее тельце ребёнка. Даже для взрослых и закалённых людей не так просто выдержать столь жаркий, и невыносимый летний период. И вот, по совету этой медсестры Марии, нужно сделать только одно: как можно скорее уезжать из страны в более влажный, прохладный, умеренный климат. Ах, как это озадачило родителей! Ведь Иван на то время был уже не такой молодой, и не просто решаться снова на переезд. Да и куда? Здесь многое налажено, есть, практически, постоянная работа, люди приветливы, порядочные и совсем не завистливые. Постоянно делились с ними, чем только могли. И даже помогали семье в их несчастье, присматривая за двумя старшими детьми! Предоставлен для семейства огромный теплый дом, в доме всё, что необходимо для жизни. И вдруг.… Но это - одна сторона. Другая же – на кону жизнь ребёнка! Дом, или удобства уже не радовали никого.

-Толко, Агата, вам нужно ещё сдэлать так, как я скажу, иначе, дэвочка нэ выдэржит долгой и трудной для неё дороги. Нэобходымо найты желудок барашки, которого будут рэзать для застолья, жэлатэльно для крэстын, или имэнын, можно на свадэбный стол. Но, ни в коем случае, нэ для похорон, или проводов в армию. Полностью, с содэржимым жэлудка, забэритэ его домой, нэ вытряхивая из нэго ничэго, посадытэ дэвочку в этот жэлудок и слэгка закрэпитэ, чтоб он нэ сжимался. Пускай дэвочка сыдыт там до тэх пор, пока её щёчки нэ порозовэют. И пока нэ случится так, что она попросит кушать. Если жэ вы вынэтэ дэвочку такого же синушного цвэта, и если она ничэго нэ захочэт кушать, это значит дэло совсэм плохо. Она - нэ жизнспособна. Но всё равно, вам придётся уехат из Болгарии. У малышки – сухоты. Возможно уехав, она там поправытся намного быстрэе.

Выполнив всё, что посоветовала медсестра, Агата уже не могла без слёз вспоминать:

– О, Господи! Произошло просто чудо! Не прошло и часа, после погружения девочки в бараний желудок, щёчки её зарделись румянцем! Она стала активно вылезать из этого неприятного мешка. Когда я купала дочку, тело её было такое красное, как будто его натёрли перцем! После купели, положив девочку, чтобы осушить на пелёнку, услышала детский голос:

- Мама, ам-ам!

Это были впервые сказанные слова доченькой! Конечно, радости не было предела! Слава Богу! Всё, всё обошлось!

Возможно, так и было бы, только медсестра настаивала на выезде, иначе может повториться то же самое и тогда, трагедии не избежать.

- Мнэ ужэ извэстны такие случаи нэсовмэстымости организма с климатом нашей Болгарии. Поэтому, поторопитэсь!

Ну что же! Нужно так нужно! Стали собираться в дорогу. Медсестра ещё часто навещала малышку дома, смотрела на процесс выздоровления. Звали её Мария. Агата привязалась к этой женщине, как к родной и была ей благодарна за помощь в излечении девочки:

- Мария, даже не знаю, как вас отблагодарить! Вы столько для доченьки сделали! Я не могу вас вознаградить ничем таким, вы же видите, как мы живём. Но я бы хотела, чтобы именно вы стали крёстной матерью для нашей девочки. И попрошу вас дать ей при крещении ваше имя! Пускай и она носит такое, как у вас. Может, даст Бог, вырастет такой же умной и доброй.

- Тётя Агата, Господи! Вы нэ представляетэ, как я рада! Спасибо вам! Я и сама настолько привязалась к этой крошкэ! Да будэт так! Я стану крёстной для Марии! Жаль толко, что болшэ вас здэсь нэ будэт, но дэвочку нужно спасать. Возможно, когда-то Мариечка вырастэт, станэт большой и приедэт ко мнэ в Болгарию. А я буду молиться за её здоровье в нашем храмэ. Вэдь она родилась на этой землэ, значит, Господь её здэсь принял в своё лоно.

Всё меньше и меньше дней оставалось до того злополучного переезда, который остался судьбоносным для девочки. В дальнейшей жизни, не смотря на сложности, даже родной отец не раз припомнит Марии то, что из-за неё они уехали из столь благополучного места.

В день отъезда семью со слезами провожали все соседи. Пришла и медсестра Мария. Она с нежностью прижимала девочку–крестницу к своему сердцу, зная, что уже больше, вряд ли, увидит её когда-нибудь. Принесла куклы, разные игрушки, чтобы переезд не был скучным. С большой нежностью смотрела она на детей и, особенно, на малышку и слёзы катились по её смуглому красивому лицу.

5. Возвращение из Болгарии

Договорившись с командованием и, получив документ от врачей, который подтверждал, что необходимость в переезде обоснована состоянием ребёнка, Ивану дали разрешение и рапорт был подписан на перевод по месту жительства с предоставлением места службы по его же профилю.

Переезд прошел более-менее спокойно. Уезжали на Украину, в Винницу. В тот район, где проживала мать Ивана и две сестры.

По приезду в посёлок Бритавка, Ивана с Агатой и детьми радушно встретила старая уже мать и старшая сестра Дуся с племянником Васей. Ещё одна сестра Ася проживала в районном городке Чечельнике вместе с мужем Сеней. Поэтому на момент приезда их не было.

Дом, где семья должна была дальше жить - полная противоположность тому дому, который был в Болгарии. Слишком старый, глинобитный, с низкими потолками, под соломенной крышей. Пол был земляной, утрамбован и обмазан поверх рыжей глиной, чтобы был ровнее и прочнее и усыпан душистой травой.

Три комнаты - в виде «распашонки» и четвертая - большой холодный зал, что в конце этого строения, отдельно от всех отапливаемых комнат. В маленькой комнатке стояла огромная печь, в которой пекли хлеб, и тут же «вымурована» кухонная плита с грубкой. Она то и грела рядом расположенные комнаты. Зал был - больше всех. Туда и заселился Иван с семьёй. Первым делом нужно было создать тепло, и он, сразу же, построил еще одну плиту с грубкой, для обогрева этой большой комнаты и чтоб Агата могла готовить еду. Об элементарных удобствах тогда никому здесь не было известно.

Благо, колодец с родниковой водой - практически во дворе, за калиткой. Летом и весной на колодезных перекладинах часто играли дети, вертелись вокруг круглых перекладин, как на турнике. Сам колодец не закрывался крышкой и потому всегда опасались, чтобы никто из сорванцов не угодил в чёрную глубь колодца.

Для поднятия воды стоял высоченный «журавль», к концу его было прицеплено ведро или, как его называли в народе «цеберко», и длинная палка этого чудо-журавля, которую люди так отполировали, что она блестела на солнце.

Электричества практически тоже не было. А если и было, то такое – как «дядько курит». В основном, только для освещения в больницах, школах и служебных помещениях. Поэтому в быту чаще пользовались керосиновой лампой. Стекло этой лампы становилось закопченным, и часто приходилось стирать копоть. Иногда стёкла трескались, если поднять фитиль для усиления света. Это случалось практически каждые два-три дня. И тогда Иван ругался, что будут сидеть без света, так как лампа без стекла коптит и совершенно тускло освещает комнату. По сравнению с другими неудобствами, это были не самые главные неудобства в жизни семьи. Вскоре добавилось то, что тётя Евдокия, младшая сестра Ивана, и бабушка, с большим неуважением и даже с презрением и ненавистью отнеслись к Агате. Но Агата с Иваном старались меньше всего слушать ссоры и скандалы. Для них самой главной задачей было поставить детей на ноги, в основном младшенькую Марию.

И к большой радости, Марийка стала медленно, но уверенно поправляться. Училась выговаривать разные слова, сложные словосочетания. Ещё не окрепшими ножками постепенно, шатаясь и падая, делала, практически, первые шаги от одного предмета к другому. С Марией нянчились и играли все. Она же самая маленькая, поэтому интересно было видеть в ней перемены и с ней играть. Гурьбой учили ходить, говорить, объясняли значения новых слов. И, не приведи Бог, чтобы кто-то обидел! Уж очень оберегали и волновались за эту крошечную девочку.

А любопытства девочке - не занимать. Сверхъестественный интерес ко всему быстро заполнял маленькую головку. Да, благодаря ещё и старшим детям, которые водили за собой везде, показывали то, доселе неизвестное и то, что сами знали. Развитие шло не по дням, а по часам! Оказалось так, что Мария уже знала даже больше, чем положено в её возрасте. Опережая развитие, в три с половиной года пробовала читать. Притом далеко не детские книжечки, а газетный шрифт. Поднимаясь, становилась миленькой, хорошенькой. Огромные зелёные глаза широко смотрели на всё, что ещё было не познано, неизвестно. Девочкой любовались. И часто отец хвастал достижениями малышки, что перенеся такой недуг, стала ходить, читать, и ещё красиво пела! Голосок был тоненький, нежный и совершенно правильно могла спеть на высоких нотах.

- Вот послушайте, Сеня, Ася, как она поёт! Это же соловейко. Будущая певица! Вся в меня пошла! Ведь жена ни петь, ни играть не умеет, хоть и является женой музыканта. А дочку я научу всему. Она у меня будет выступать, талант у неё есть!

Поставив Машку на высокий табурет, отец просил исполнить песню «По долинам и по взгорьям, шла дивизия вперёд!». Кто не знает эту песню о бесстрашной дивизии?! Но одно дело, когда поёт артист, другое - когда кроха на табуретке! После чего все восторженно хлопали, давали конфетки-подушечки или сахар кусочками.

Так Марийка узнала славу и любовь всех близких и знакомых, которые приходили к ним в дом.

Бабушка, которую звали Андрейчиха, сильно привязалась к младшенькой. Часто сажала Марийку к себе на колени, старательно рассказывала разные небылицы, сказки, какие ещё не забыла. Затем показывала и объясняла девочке растения, которые росли вдоль дороги, по балке, на участке.

Андрейчихой бабушку называли потому, что её мужа звали Андреем. Но как говаривали сплетники, что он и не был вовсе мужем, а так. Было это довольно давно. Однажды полк с военными останавливался в том посёлке. Русский парень, Андрей, военный музыкант, красавец - удалец, встретился с Палажкой, в то время молодой и привлекательной девушкой и сразу полюбились друг другу. Вскоре на свет появился у них сын, которого назвали Иваном. Прожив не долгое время вместе, Андрей, дождавшись передислокации полка, уехал и никогда больше бабушка его не видела.

Но виной всему, как оказалось, характер Палажки, который был столь невыносим, что Андрей, уехав, даже не интересовался никогда ни ею, ни новорождённым сыном. И знать о себе не давал все последующие годы. Так сын его и рос без отца, унаследовав только всё самое лучшее, что было в том мужчине Андрее, а именно: красоту, старательность и огромную любовь к музыке. Ну а старуха не очень то огорчалась, и всем только одно говорила:

- И за это спасибо, что я не одна сейчас. Вон скольких наследников мне притащил! Слава те, Господи! Были бы только здоровы. Мне-то ужо, поди, 99 лет.

Да и на самом деле, она была и резка, и сварлива, и жутко груба. Страх, как не любила последнюю жену Ивана, Агату, поскольку та родом из западной части Украины, да ещё наполовину полька. Часто стали с Агатой ругаться. Однажды в очередной скандал, со злости назвала Агату даже другим именем:

– Ты знаешь кто ты? Ты Грунька! Это ближе для нас, это по-нашему. Если ты Агата, так и езжай в свою Польшу и живи там!

Чтобы не скандалить, Агата стала отзываться на новое имя, данное свекровью.

- Иван, теперь я Груня, Грунька, Горпина, как меня твоя мать называет. Говорит, что Агата очень сложное и чужое для неё имя.

- Успокойся, милая – сказал Иван. – Пусть хоть горшком, только в печку не ставят. Если только это мешает спокойной жизни, я согласен. Для меня ты будешь Груша, Агуша, и ты - моя жена. Остальное – пусть беснуются. Только не трогают нас.

Так и стали называть впоследствии Груня, Груша, Агриппина. Только это совсем не помогло примириться Агате с ними. Ненависть исходила и от свекрови, и от сестры Евдокии. Случалось, даже дрались с ней. Но вот только Марийку все любили, носились и тискали.

Оставались ярыми зачинщицами скандалов, конечно же, бабушка и тётя Евдонька. Не в состоянии мириться с таким положением дел, Иван вскоре задумал построить себе дом, взявши свободный участок ближе к лесу:

- Мать! Мне надоели ваши склоки и скандалы! Вижу, что вы с Дуськой не успокоитесь. Буду отделяться от вас. Вот документы на участок. Не то, ещё поубиваете друг дружку!

- Так мы же сами не начинаем, это твоя полька такая скандальная!

- Мама, вот только не нужно врать! Моя Агата – ангел, по сравнению с вами. Ну да ладно. Хотите, приходите на толоку. Будете, хоть еду готовить для людей, которые придут помогать. А не хотите - дело ваше. Сам справлюсь.

Ну, готовить обед и ужин, всё-таки, пришла сначала Дуся, затем медленно, еле переставляя костлявые ноги, шаркая огромными калошами, пришла и баба Андрейчиха. Помощь от неё была в том, что она приглядывала за детьми.

Дома всегда строили всем посёлком. Посредине двора выкопали огромную яму. Потом привезли большущие пузатые бочки воды и тюки с соломой. В яму наливали воду и засыпали в грязную желтую жижу солому. После этого женщины, приподняв подол широких юбок, босыми ногами или в резиновых сапогах, если были у кого, месили эту жижу. Когда жижа становилась более вязкой, скатывали валики и ставили сушить на солнце.

Марийка, с широко открытыми глазищами, внимательно смотрела на происходящее в яме. Она видела, как тётки, с подотканными юбками, голыми ногами смеясь и, обнимая друг дружку, месили эту кашицу.

- Папа, а поцему тёти смеются, и поцему поют песенки? Им так весело, и я хацю там помесить, мозно?

- Ну, дочура, ты же совсем маленькая, нельзя тебе туда. Ножки проколешь.

- А тёти зе не колют! И я не поколю. Мозно?

- Ты что, сдурела?! – сказала Зина. – Утонешь, или увязнешь в этом болоте! Детям там нельзя быть!

- А я хацу! – вдруг показала характер малышня.

- Эй, бабы, ловите ещё одного помощника! – и Иван, подняв дочку, опустил в середину копанки. Вдруг жижа, мягкая и с большой силой стала засасывать Марийку:

- Папа, папа! – вскрикнула Марийка. – Меня эта яма хоцет скусать! Вынь меня отсюда! – со слезами на глазах кричала девочка.

Все загоготали. Только Зина скривилась и сделала такое лицо, что только ей одной было известно, о чём она подумала.

- Ну вот видишь, ты не верила, что нужно больше каши кушать, чтоб тебя саму никто не съел, - смеялся Иван, вытаскивая Марийку и ставя на землю. Ножки её были все в глине вперемешку с соломой. Отмыли, вытерли. Больше девочка не просила того, что ей запрещали. Ведь она была умненькая.

А стройка была в разгаре. Одни люди делали валики, другие складывали уже готовые, подсохшие, в ровную стенку.

Так и построили за лето, и в зиму перешли уже в свой дом. В этом-то доме и родилась сестричка Милочка.

Но, несмотря, что отец с Агатой уже и жили отдельно, оставалась враждебность к Агате та же, прежняя. Часто ругань переходила в драку. И только, когда дети начинали плакать, разъярённые бабы захлопывали рты и принимались успокаивать малышей.

Однако прошло немного времени и бабушки Андрейчихи не стало. Умерла на 103 году жизни. Иван вспоминал впоследствии, рассказывая своим музыкантам, которых обучал, даже выйдя на военную пенсию:

- Перед смертью мать попросила, не что иное, как рюмочку водки. После чего испустила дух и представилась Господу. Ох, и попортила она жизни Агате. Пусть ей земля пухом. Мать, всё же, любил её даже такую. И Марийка тоже, страдает и очень сильно, за своей бабушкой. Она так и не поняла, почему бабушка лежала и не отвечала ей, когда та подошла и погладила её по лицу. Страшная вещь – смерть. Особенно, когда родные покидают белый свет, очень тяжело. Это уже вторые похороны для меня. Первые - жену Ольгу тоже схоронил я. Её родственники – гагаузы, их никогда и близко не было. Да собственно, я их и не знаю. Лучше бы и Ольги не знал! Спасибо хотя бы только за то, что дочь Любаша осталась живой! – тяжело вздохнув, Иван поднялся и отвернулся, чтобы не было видно, как слёза скатилась по его колючей не бритой щеке.

6. Брат Володя.

- Пожар! Господи, зовите Ивана, зовите Агату! Сарай горит! – во всё горло верещала тётка Евдонька.

Иван и Агата отдыхали в доме после приезда с базара. Они часто оставляли всех четверых детей на тётку Евдоньку и Васю, который был постарше Володи года на четыре.

Базар - то место, где, как казалось Марийке, было всё. Ох, и почему её не возьмут на этот чудесный базар? Марийка мечтала поехать вместе с мамой и отцом, чтобы ей купили новое платьице, чтобы не приходилось донашивать одежду после старшей сестры Зинки.

Вот и сегодня, утомлённые после долгой дороги, родители улеглись отдыхать. Не успели даже задремать, как вдруг вопли тётки Евдоньки, что где-то пожар. Выбежав на крыльцо веранды в белых подштанниках, Иван смотрел широко открытыми глазами, на полыхающую крышу сарая, стоящего напротив дома через двор. Соседи, увидев клубы дыма, скорей тянули мокрые длинные дорожки и накрывали крышу на доме, чтобы он не занялся огнём. Ведь крыша дома также была соломенная.

- Что произошло?! Кто это сделал? Где Володька?!

Только сейчас Марийка заметила, что рядом с ними нет братика. Боже, а вдруг он сгорит! Марийка от ужаса громко заплакала. Зина тоже стояла с поникшей головой. Только маленькая Милочка не могла ничего понять и настырно тёрла кулачками сонные глазёнки, так и не успев уснуть рядом с мамой. Милочка всё также была самой любимой для мамы. Марийка уже примирилась, и даже не плакала, повзрослела. Хотя иногда сжималось маленькое сердечко от обиды, что мама редко её целует.

- Иван, ты не ищи сейчас мальчишку, а давай туши сарай, чтобы хоть что-то уцелело! Чего ты рот раззявил?! – кричала тётка Евдонька. – Вон видишь, как люди стараются, принесли рядна и воду таскают из колодца?!

- Где этот идиот?! – закричал Иван. Вбежав в комнату, он схватил охотничье ружьё и вприпрыжку кинулся на сеновал за сараем, надеясь найти там сына. Он догадался, кто устроил пожарище.

Агата, страшно бледная и взволнованная от ужаса, стала бегать за мужем, успокаивая:

- Да откуда ты знаешь, кто это сделал? Ещё неизвестен поджигатель, а ты сходишь с ума! Иди лучше помогай тушить!

Вконец, потеряв надежду отыскать проказника, Иван несколько остыл, тем более, что люди сбили пламя и строение перестало гореть. Но сосед Илья - муж тёти Оли, всё ещё старательно поливал крышу в сарае, боясь, что может снова вспыхнуть.

Иван, бледный, с трясущимися руками, поставил в угол свою Берданку. Агата сразу же забрала ружьё, куда подальше от греха. Но знала, что этот пожар так просто сыну не пройдёт - ремень еще будет рисовать на его спине полоски и рубцы. Вскоре всё успокоилось, но отец и мать уже не смогли в этот вечер отдохнуть. Иван пошёл в сарай, посмотреть, что из оборудования уцелело, и какие убытки. Он сильно любил свой деревообрабатывающий станок, на котором точил деревянные веретена, макогоны (пестики для ступ), ножки к стульям и табуреткам. После того, как был построен дом, он вручную сделал деревянную двуспальную кровать с резными спинками и ножками - очень красивую. Там они и спали с Агатой. Детям тоже сделали полати, столики и ложечки, каждому своя ложка. И ещё много разных вещей на заказ и просто на продажу. Вот, когда он наточит побольше разных изделий, ездили продавать на базаре. А взамен привозили разные покупки и детям, и себе.

Войдя в полусгоревший сарай, убедился, что станочек в целости, правда, несколько закоптился. И все инструменты тоже целы. После этого он почти совсем успокоился. И уже более спокойно сказал жене:

- Хорошо, что этот сорванец не попался под горячую руку. Я мог бы сотворить глупость непоправимую. Нужно найти его и узнать, что он делал на чердаке сарая.

Начинало темнеть. Агата поспешила отыскать сына. Пусть даже десять лет, сейчас трудный возраст, но всё же он остаётся ещё маленьким. И тем более, единственный сын в семье. Нашла Володю возле копны сена, на чужом огороде. Он лежал лицом вниз и горько плакал. Домой идти боялся, знал, что попадёт от отца. Агата, как могла, успокоила его, сказав, что уже самое страшное позади. Но отвечать придётся.

- Скажи, сынок, что ты делал на чердаке, и ты ли это поджог?

- Мама, это Васька! Он учил меня курить! Я, когда он дал мне подожжённую папиросу, сильно обжегся и уронил её на пол. Там была солома и она загорелась. Васька быстро удрал домой, а я убежал подальше, чтоб меня не нашли.

- Ну, Васька Васькой, если бы ты не полез вместе с ним на чердак, он бы не сделал такого! Да, и зачем тебе курить!? Ты что, сильно большой? Что это за новости?!

- А Васька в школе уже давно курит со своими одноклассниками! Ты разве не знала?

- Мне этого знать и не нужно. У него своя мама, пусть она знает. Ты ей говорил об этом?

-Нет! Васька пригрозил, если я скажу кому из старших, он меня убьёт.

- Ах, ты ж, ублюдок! Так вот ты какой! - в сердцах закричала Агата.- Ну, погоди, я тебе, Евдонька, сделаю!

Они пришли в дом. Иван сидел на кровати мрачный и бледный. Увидев Володю, сначала подскочил, вынимая ремень из штанов. Володя сжался в комок. Девочки слышали, как отец стал ругать брата и, как братик расплакался и стал просить прощения. Тогда мать вступилась за сына, рассказав причину пожара.

На следующий день Иван пошёл к своей сестре Евдоньке, чтобы выловить Ваську и поговорить с сестрой за его воспитание:

- Ну, вот скажи, сестра, чего твоему выродку не хватает, а? Зачем он моего Володьку курить учит?

- А ты и поверил, что это Васька! Может Володька сам учит Ваську?

Этот разговор был бы бесконечным. Иван пытался дождаться этого сорвиголову безъязыкого, но так и не дождался. Видимо, Васька видел дядьку и спрятался, чтоб не получить на «бублики».

После этого назвал Евдоньку рябой Горгоной, и сказал, чтоб Васька и ногой во двор не ступал! Иначе он его сделает калекой.

- Он и так у тебя безъязыкий, так я сделаю ещё безногим и безруким, чтобы не шкодил больше никому!

И так, вроде, инцидент разрешился. Но, через некоторое время, Васька, всё же, стал снова приходить к ним в дом, он же – племянник, как ни как. И дружить ему особо не с кем было в посёлке. Тогда Иван позвал его помогать разбирать крышу вместе с Володей:

- Василий, раз ты уже умеешь держать папиросы, давай, будешь мужиком. Помогай разбирать то, что не догорело. Чтоб вас черти задрали!

Затем договорился с продавцами магазинов, где были деревянные упаковочные ящики, стал приносить домой кучу ящиков. Марийка спросила отца:

- Пап, а зачем столько ящиков? Что ты туда будешь складывать?

- Посмотришь, дочка - сказал озабоченный отец. - А сейчас не мешай.

Целыми днями, когда был свободен от занятий с музыкантами, отец разбирал ящики, смотрел на дощечки, складывал: длинные - к длинным, коротенькие - к коротеньким. Получилось много кучек. Девочка тоже помогала папе, носила и складывала их, чтобы папе быстрее управиться. После этого вместе с кумом, дядей Петей Рижком, привезли из лесу длинные круглые палки, и стали делать крышу на сарае. Вместо соломы Иван прибивал дощечки к кругляшам, выравнивая и выкладывая красиво по размеру. Вскоре вышло просто великолепно! Крыша, как будто смеялась на солнце! Иван был доволен своим делом. Как говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло.

- Но Володя, с рождения энергичный и не совсем послушный. В последнее время в школе сплошные жалобы от учителей, - жаловалась Агата тёте Оле соседке. – Видимо, Камчатка дала ему такой нрав, там нас так трясло, когда я ходила с ним. Всё боялась, не доношу. Видно, поэтому вот такой родился шкодник и проказник.

- Агата, а ты думаешь, что мои сыновья мне не доставляют неприятностей? Я, вроде, и на Камчатке не была, а тоже бывало всякого. Конечно, сейчас постарше, но нервы мотают - будь здоров. И ленивые. Пока не гарыкну - ничего не слышат. Слава Богу, хоть кроликов любят, кормят их.

Марийка очень любила смотреть и слушать тётю Олю, когда она разговаривала с мамой. Голос её был очень приятный, несколько звонкий, но не крикливый. Мелодичный. Волосы уложены вокруг головы короной, густые и светлого цвета. Губы были красные, не крашеные, а такими от природы. Шея длинная, и в ушах красивые и большие серьги. Когда она говорила с мамой, то, мотая или кивая головой, серьги качались в такт её кивкам, красиво переливаясь и сверкая на солнце. А ещё, когда улыбалась, Марийка заметила у тёти красивый железный зубик, который поблёскивал, словно солнышко. Ах, как ей всё нравилось у тёти Оли! Почему у мамы такого нет?

- Тётя Оля, а почему у тебя такой красивый зубик? – спросила малышка.

- А, Мариечка, вот когда у тебя будут выпадать зубки – они вскоре будут меняться и выпадать, ты их не выбрасывай, а клади себе под подушечку. И со словами такими проговори: « Мышка, мышка, забери зубик простой, а мне дай золотой!». И тогда, когда ты вырастешь, у тебя тоже будут такие зубки - сказала тётя Оля и весело подмигнула Агате. Только Марийка хорошо усвоила такой урок, как добиться золотого зубика.

И снова они с Агатой заговорили о сорванце тёти Евдоньки:

- Агата, да за Васькой уже давно ходит плохая слава. Евдонька не занимается сыном, да он и её может сейчас повоспитывать. Лобуряка - не хлопец! - сердито сказала тётя Оля и собралась уходить домой. Марийка очень хотела схватить серьгу у тёти и посмотреть, что же там так сверкает. Но тётя смело перешагнула через невысокий заборчик палисадника и ушла.

Евдонька так и не приходила к Ивану в дом, уж очень обиделась. Но и Агате не давала спуску.

Однажды, когда Агата шла в магазин, а тропинка к широкой дороге, где невдалеке был расположен сельмаг, была общая - мимо дома тётки, та накинулась с проклятьями на невестку. Володя услышал это и побежал к отцу. Выйдя со двора, Иван увидел, как сестра его дошла до того, что в запале ссоры, задрала широкую юбку и показала белый зад Агате. Не выдержав, он крикнул сестре что-то очень некрасивое и непонятное для Марийки. Евдонька опешила, и, плюнув в сторону брата, быстро скрылась в своём доме. После этого долго не видели её ни Иван, ни Агата.

Через некоторое время Васька прибежал к ним в гости, сказал:

- А мама оцень больная. Она мне дазе есть не мозет плиготовить.

- Что, сестра, задницу застудила? – Смеясь, спросил Иван, придя к сестре в дом. - Видимо, когда склонилась, показывая жопу Агате, ты ещё и рот разинула, вот тебя и сквозануло! – продолжал смеяться Иван. – Надеюсь, не выгонишь меня, Дуся? Ну, хватит уже дурью маяться! Оставь мою жену в покое, и живите рядом без скандалов. И чего ты к ней цепляешься? Вы же обе женщины!

- Да господь его знает, вот как изначально пошло, что не та жена, как говорила наша покойная мама, царство ей небесное, так и мы повелись? Прости, брат, конечно, нужно держаться всем вместе. Да и мальчишек растить легче, когда есть взрослый мужик. Пока тебя не было, видишь, во что мой Васька превратился? Он же меня игнорирует постоянно. Грубит! Уже дошло до того, что посылает матом! Мои нервы уже не выдерживают, вот и срываюсь.

- Все мальчишки - сорванцы, каждый по–своему, – сказал Иван. - Володька тоже не подарок.

- Брат, давай подзатыльники и моему Ваське, если нужно. Я не обижусь. Главное, чтоб он чувствовал мужскую руку. Я то, всё равно, никому не нужна такая. Хорошо, хоть, Ваську родила, а могла бы в одиночестве сконать.

Ну, слава Богу! – обрадовался Иван. – А знаешь, приходи к нам, Милочку понянчишь. Посидим, квасу попьем, вишнёвого чаю сварим. Агата напекла сегодня свежего хлеба. Вот сейчас кто-нибудь из детворы принесёт тебе булку. Сына кормить нужно, тогда и злиться не будет. И одевать нужно, не то будет с таким же голым задом, какой ты показала Агате. Стыд и срам, да и только. А сейчас забудь, приходи, помирись с моей женой. И тебе веселей, и Агате, гляди, где поможешь. Ты же знаешь, каково растить детей. Это Ася не в курсе, всё Агату просит отдать хоть одного ребёнка. А сама то и не ведает, что такое вырастить дитя, это не кошка и не собака. О, а вот Володька с Васькой тебе хлебушка принесли! Ну, пока, выздоравливай!

После этого, вроде, всё стало спокойнее. Уже не было тех некрасивых скандалов. Вот только Володя всё ещё доставлял много неприятностей. В школе верховодил, не слушался. Не раз приходила школьная классная учительница – Екатерина Парфёновна, учительница по украинскому и русскому языку. Показывала маме дневник неуспеваемости сына.

- Одни двойки! Он ничего не знает, не умеет читать.

-Хорошо, решим проблему, - сказала мама. - Будем и читать, и писать чаще дома.

Сразу же, взяла Володю в оборот, выругав не громко, но настоятельно предложила ему такой вариант: она будет читать для него, а Володя будет слушать и на уроках рассказывать всё, что запомнит. Ведь Володя читал медленно, не понимая, о чём даже идёт речь. И такой вариант был просто находкой для непоседы.

С каким же интересом слушал мальчуган, как мама читала ему «Кайдашеву семью», «Веривоновые жаворонки», шевченковскую «Катерину» и многие другие повести и рассказы. Когда мама читала «Кайдашеву семью», все умирали со смеху, настолько интересной, жизненной и смешной была повесть. Марийка, внимательно слушая, даже запомнила имена всех героев этой повести. И видно было, что братишка тоже заинтересовался таким рассказом. После начитки, у Володи появились уже и четвёрки и даже одна пятёрка. Всё же мама - педагог и хорошо поработала с сыном. Ведь по образованию Агата была педагог-филолог. И ей совсем не сложно было бы работать с сыночком, если бы не другие малыши.

Вскоре Володя стал одним из участников в оркестре отца. Учился играть на трубе и флейте. Это тоже дало свой результат. Взрослел и умнел почти на глазах. Постепенно, заставляя читать и писать диктанты; он уже самостоятельно писал сочинения. И Екатерина Парфёновна была довольна своим учеником.

Учительница невысокая, ниже среднего роста. Сухое, сморщенное маленькое лицо. Одевалась не броско, даже по-старчески. На шее ученики видели медальон, который висел там бессменно. Оказалось, что там в самом медальоне волосы любимого Катерины. В юности полюбились друг другу и поклялись, что бы с кем из них не случилось, оставаться верными друг другу до конца жизни. Вот Катя, повзрослев, усвоила этот урок навсегда. С фронта любимый не вернулся, пришла похоронка. И для девушки это был сигнал, что она не должна изменять своему любимому. Осталась «в девках» до конца дней. Так её ученики и называли - «старая дева» и из-за этого - злая.

Математику он решал с Зиной. Она на три года младше, вот за эти классы Володя и решал, учил таблицу умножения, которую, напрочь, не хотел учить раньше. И прекратились жалобы на его не успеваемость. Мама больше не боялась ходить на школьные собрания, где раньше её «шпиняли» по поводу поведения сына и его тупости. Он и сам теперь понимал: нужно учиться, иначе папин ремень будет вталкивать учёбу через то место, на котором он сидит! А всё очень просто: мальчишка стал понимать те предметы, которые ранее не понимал, потому появился интерес.

7. Агата

- Господи! Четверо детей! Не могла даже представить, что у меня будет такая большая семья! Как с ними тяжело сладить! – говорила Агата, сидя за столом с тётей Асей, которая приехала из города Чечельника. В этом городе она проживала вместе с дядей Сеней. Дядя Сеня был очень добрым, и к самой свояченице Агате относился доброжелательно, всегда на устах его играла милая улыбка. Сам он рыжий-рыжий, с веснушчатым лицом, и на руках тоже были веснушки. И вообще был светлым человеком, как будто - солнечный, душевный. Тётя Ася - красивая, статная, похожа на брата Ивана. Всегда, такая же уверенная в себе, говорила с каким-то нажимом в голосе не только с Агатой, а и с братом. Лишь к Машутке очень ласковая и нежная, обнимала и прижимала к себе; то и дело, девочка слышала от неё:

- Ты моя доченька, я всё равно тебя люблю больше всех, потому что ты самая красивая! Пойдёшь ко мне жить? Марийка утвердительно кивнула:

- Пойду. Только маму с нами тоже возьмём?

- А как же Зина с Володей? Да и маленькая Миля. Им мама будет нужна. Она останется с ними. А я стану твоей мамой.

-Тогда не пойду - сердито сказала малышка и стала вырываться на пол.

Но вот, когда Марийка уже подросла, стала более понимающей, всё же тётя Ася упросила Агату и привезла её к себе в город Чечельник в свою квартиру погостить.

Квартира у тёти с дядей была в двухэтажном доме. Правда, этаж был чердачный. Девочка увидела идеальный порядок! Все кровати были красиво заправлены. Кастрюльки и посуда блестели, как зеркала! Девочке сильно понравилось, как была обставлена квартирка. Но, поскольку было лето, там стояла такая невыносимая жара, просто нечем было дышать. И Марийка снова захотела вернуться к себе, к маме и своим родным. Девчонке ближе по сердцу лес, двор, дом, пусть и беспорядок там, но - родной и там мама с папой. Пусть злая и неприветливая сестричка Зина, братишка Володя и малышка Милочка. Всё своё, родное. И никуда Машутка не уедет из этого дома, даже к тёте Асе. И тогда тётка привезла Марийку обратно к Агате.

Агата знала, что с дочкой ничего не случится. Поэтому без опасения отпустила в гости к свояченице. Вернувшись от тёти, Марийка как могла, рассказала маме, до чего же у неё красиво, что ей очень понравились красочно разрисованные тарелочки и кастрюльки, и многое чего еще понравилось.

Тётя Ася только головой покачала, глядя на беспорядочный «раскирдаш» в доме у Агаты!

- Агата! Я же тебе говорила, почему ты мне не отдала эту маленькую сразу? Посмотри, ты и себя загнала, и дома сидишь, не работаешь. А ведь ты же учительница. Тебе нужен и стаж и опыт. Вот я необразованная, у меня надежда только на Сеню. Если с ним что случится, я же просто пропаду.

- Ася, ну, сколько можно говорить об этом? Как ты себе представляешь: взяла и отдала?! Это что, платье, кровать, или тарелка? Я могу отдать и отдавала мебель, которую Иван сам делал, при переездах. Отдавали посуду, разные вещи, но это совсем другое, хотя тоже было жалко. А дети…Ты так говоришь, потому что сама не рожала. Ты мне часто колешь глаза за Любу. А знаешь, я просто тогда помогла Ивану. Он был далеко в командировке. А его жена Ольга, ты же знаешь, что она сделала? Ты знаешь эту историю!?

- Нет, не знаю. А что с Любой было не так?

- Расскажу тебе, пусть Иван простит меня, раз сам не говорил.

-Любочке было три годика. Ольга, мама Любочки, и так называемая жена Ивана, водила девочку в садик и так же сама забирала.

Был последний год войны. Мрази всякой было ещё предостаточно в городах и поселениях. Они сильно «казились», что война уже прошла, надеясь видимо, на какой-то выигрыш, что ли. Так вот, эта женщина, конечно, была видная, красивая, колированная. Но беда в том, что Ивану, часто-густо, изменяла. Не разбираясь, с кем, когда и где. Она не то цыганка, не то гагаузка. Неуравновешенная и грубая баба. Не редко оставалась где–нибудь в шинке (кабаке укр.), или у какого–то из очередных мужиков, пока Иван служил в армии и отрядах партизан, или в других местах по направлению командования. И ещё: она злилась на Ивана, поскольку у него было сильное ранение в нижнюю часть живота. Он мне рассказывал уже потом.

Его оркестр прибыл в Брянский лес, чтобы поднять боевой дух бойцов. Стоило музыкантам заиграть, как вдруг немцы кинули снаряд прямо в центр играющих оркестрантов. Ивану осколок повредил голову, полтора миллиметра до головного мозга не дошёл, и нижнюю часть – мочевой пузырь разорван был в клочья. Его прооперировали в Белоруссии, он долго лечился и не мог быть, сама знаешь кем. Ольгу это бесило, а она была просто огонь, ненасытная. Вот так и вышло, стала изменять.

Однажды, хорошо «приняв на душу», Ольга вела дочку из садика домой. Осень. Ноябрь. Было уже темно и достаточно холодно. Дорогу притрусило снегом. За поворотом, на средине улицы, дойдя до места, где был коллекторный колодец Ольга. Как будто нарочно, отпустила девочку, чтобы та шла свободно сама, так как Ольга настолько была пьяна, что и лыка не вязала. Любочка побежала вперёд, прыгая, крутясь, и…вдруг её не стало! Ольга сразу не поняла своими куриными, пропитыми мозгами, куда дочка подевалась. Решила, что та ушла сама вприпрыжку домой раньше её! И нерадивая мать пошла, поковыляла, вроде бы тоже за дочерью домой.

Меж тем, Любочка, провалившись в тёмный колодец, сразу не поняла, что с ней произошло. Она сначала тихонько позвала маму. Но та не отзывалась. Девочка стала звать громче. Но, поскольку Ольга уже далеко нырнула в ночь, не могла слышать крика дочери.

И так никто малышку не услышал до самого утра. Любочка разразилась громким плачем. Только всё было тщетно. Глухой переулок не давал никакой надежды, что кто-нибудь её услышит. Так девочка проплакала, практически, всю ночь. Когда стало сереть, начали двигаться люди, понемногу город стал оживать. Мимо колодца проходил сторож из магазина, что находился не далеко. Вдруг мужик остановился. Прислушался.

- Господи! Кто-то пищит? – подумал он.

Подходя ближе к колодцу, услышал уже, более чётко: это был писк не животного, а скорее человека. Сторож склонился над колодцем, посветив фонариком, чтобы разглядеть, кто же там. И вдруг заметил маленького ребёнка, который уже еле дышал и едва пищал.

- Сейчас, родимое, сейчас! Помогу тебе, моя крошечка!

Взволнованно и с большой осторожностью, он спустился в колодец. Благо, тот был не очень глубокий. Но ребёнок сам не смог из него выбраться. Взяв ребёнка на руки, он прожогом кинулся к местному фельдшеру. Женщина фельдшер жила в медпункте. А медпункт был за три квартала. Сторож бежал, боясь, чтобы ребёнок не погиб!

- Кто там? – спросила фельдшер из комнаты.

- Доктор, откройте! Здесь ребёнок замёрзший. Я его из коллекторного колодца вытянул.

Фельдшер открыла дверь, и, о чудо! Она знала эту девочку, поскольку часто патронировала детский садик, куда ходила Любочка, и даже чья она. Стала спрашивать, как и что случилось, но поскольку, сам сторож не знал тонкостей, решили срочно вызвать отца девочки.

Иван часто обращался к докторам. Как оказалось, уже тогда, начиналась эмфизема лёгких из-за длительной игры на духовых инструментах. Зная место службы, дали срочный вызов в часть и Ивана привезли на служебной машине.

- Что с дочкой?! Почему она одна?! Где её мать?! – кричал Иван.

- Иван, успокойся! Вот твоя дочка! Живая и, вроде бы здорова – сказала фельдшер, когда Иван красный и взволнованный, немного уже накричавшись, успокоился – Спроси свою жену, как так получилось, что она оставила девочку в таком месте.

На счастье с девочкой было почти всё в порядке. Только сильно испугана и получила среднее переохлаждение ножек и ручек.

Забрав Любочку, Иван решил отыскать свою непутёвую жену. Для него не было новостью, что она гуляет, что много других «радостей» от жизни берёт. Он всё ей прощал. Но чтобы так с ребёнком – это уж слишком! Не простит ей этого никогда!

Только к своему удивлению, не достучался. Дома Ольги не оказалось. И как выяснилось – и в живых тоже. Вот как рассказал следователь по делу:

-Той ночью она пошла в заведение, где выпивала мутная шайка мужиков. Поскольку эта баба была ненасытная, с ней обошлись очень жестоко. Сначала напоили до бессознательности. Затем выволокли её совершенно невменяемую из кабака, и потащили через дорогу по направлению к заброшенному парку. Там её несколько человек жестоко изнасиловали, сорвали из ушей огромные серьги. После этих издевательств забили пустую бутылку, из которой пили, женщине в нижнее место. А чтобы не смогла кричать, ударили по голове, тяжёлым камнем, таким образом, лишив сознания. Там, в этом парке, она и скончалась. Вот так закончились её развлечения!

Иван, растерянный и огорошенный таким поворотом событий, думал, что сойдёт с ума! Как ему сейчас быть? Кому доверить малышку?

Нужно было собраться с духом, похоронить жену Ольгу. Спасибо помогли кумовья, Любочкины крёстные и бывшие ученики оркестра, недавние выпускники - они уже самостоятельно играли на похоронах Ольги.

Но необходимо было ехать дальше на службу. Сейчас, как никогда, нужна была женщина - добрая, порядочная, пусть даже не красавица, но явно с душой и сочувствием. И знакомые мужики из оркестра, посоветовали, Ивану встретиться с Агатой, очень скромной и молодой девушкой.

Агата родилась в очень бедной семье в 1924 году в Перемышле (Пшемысль). Её мама - полячка Беата Балтская, отец - русский Евсей. Он взял фамилию жены из-за опасений издевательств над семьёй, поэтому и Агата тоже носила фамилию мамы. Жили они в приграничном городе том же Перемышле. В семье Агата была пятая. Бедность, как говорила Агата, « аж, кулаками сучила», не хватало еды, одежды, в доме - тепла и уюта. А регион был не очень-то тёплый, сырое лето. А зима с морозами и снегами.

Когда этот регион присоединили к Украине, житья русским совсем не стало. Ходили по избам и квартирам разные начальники, собирали всё до крошки и до зёрнышка. Семья, как могла, прятала продукты, где просила у соседей, где собирали по полям после уборки урожая, чтобы детей как-то поддержать.

Однажды, когда в очередной раз пришли сборщики, отец взял вилы и стал прогонять со двора «собак бешеных», как он их называл.

Один из этих полицаев достал пистолет и выстрелил в отца Агаты. Мать кричала так, что слышно было на другом конце городка. Сбежались люди. Увидев, что народ собирается, сборщики ушли, ничего не взяв с собой. Да и брать то уже было нечего. Семья была оставлена на выживание. И начали умирать друг за дружкой. Мама старалась поддерживать оставшихся детей, как могла. Люди, видя столь бедственное положение, давали кто зерна горсть, кто соли, кто муки. У кого была корова – несли молока.

Так наступил 1933 год. Агате было на то время 9 лет. Уже почти все погибли. Она пока ещё оставалась живая, вместе с матерью собирали в поле, как раньше, просыпавшееся с повозок зерно, или мёрзлую картошку, чтобы не умереть... Но за это паны злились и гоняли всех с криком:

«Ах, ты ж «псякрэв! Холера!» Если ещё хоть раз увижу кого, ноги перебью!»

Беата почти уже не могла ходить, ноги у неё стали очень большие, толстые. Агата думала, что мама поправилась. Собрав последние силы, Беата вышла во двор. Соседка, живущая через забор, увидела, что происходит с Беатой, догадалась, что гибнет, принесла маленьких яблочек, угостила Агату с её мамой. Со слезами в глазах Беата взяла яблочко, откусила от него кусочек и, вдруг, как замерла. Упав на землю, не могла сказать ни слова. Агата старалась вынуть яблочко изо рта мамы! Но ей это не удалось. Маленькая Агата кричала, звала на помощь людей. Но все, кто пришли, только руками разводили. Затем почему-то приехала какая-то повозка с лошадью и забрала Беату. Агаточка долго бежала за этой повозкой, пока её не остановила бежавшая сзади соседка, угостившая яблоками.

Через некоторое время, Агату и забрала эта тётя Василиса, которая стала ей вместо мамы. А маму Агата с тех пор больше не видела. Только когда стала взрослой, узнала, что мама умерла от голода, отдавая всё дочке.

Тётя Василиса была доброй. На Украине у неё жили родственники, и она решила отправить Агату к родственникам в город Винницу, там положение было несколько лучше.

В Виннице Агата училась в школе, которую успешно окончила. Затем отучилась в винницком педагогическом училище, и тоже с отличием.

Много раз её направляли в разные места для работы, прежде, чем она попала в тот судьбоносный магазинчик в далёком, большом и красивом посёлке Бритавка. Но, как оказалось, мест для учительниц в школах было мало, да и школ ещё тоже было недостаточно, поэтому ей предложили, временно, поработать в магазине с бухгалтерскими документами небольшого предприятия по выпечке хлеба. С цифрами Агата хорошо дружила с детства и на счётах управлялась быстро и безошибочно. Поэтому не испугалась, а даже обрадовалась, такая работа ей по нраву.

Там её увидели и музыканты, и многие другие люди. Она скромная, худенькая, не высокая. Её неброская красота никого не смущала. Всем она нравилась и такой.

- Слушай, Иван Андреевич, а чего бы тебе не взять в помощницы такую простушку, как Агата? – Советовал Петя Рижко - Как по мне, она достойна внимания и кому, как не ей, быть нянькой для Любки? Подумай.

- Да кто захочет с чужим ребёнком возиться? Если даже родная мать чуть не угробила, в колодец толкнула!

- Понимаешь, ты не знаешь тонкостей дела. Может это случайно вышло. Ну да, пила, гуляла. Но как по мне, то кажется, она не законченная сволочь.

- Теперь уже не с кого спрашивать. А за Агату спасибо. Может и поговорю.

И вот после этих слов, Иван попробовал встретиться с девушкой. Затем признался, что он, якобы, и раньше её видел, но не сильно присматривался.

Иван был куда красивее, да и бабы у него, как он говорил, всегда были видные, почти королевы! Только где они?

Вроде случайно встретившись, Иван проводил Агату домой. Затем покупал хлеб в том магазине, где рядом работала Агата. Познакомившись поближе, ему стало тепло и отрадно на душе от такой девушки. Несмотря, что Агата моложе на 14 лет, Иван ей тоже очень понравился, она ответила взаимностью.

Через несколько дней Агата держала чужую ещё, на то время, девочку на своих руках. Впервые она взяла на руки ребёнка. Так как, Иван ей очень нравился, Агату долго уговаривать не пришлось, и вскоре они расписались.

Став законными супругами, растили девочку одну до тех пор, пока не появился первенец в 1948 году – сын Володя. К тому времени они переезжали уже несколько раз и Володя родился на Камчатке. Любочка была с ними весь этот период.

Но, с появлением сына, к Любочке уже не было того прежнего отношения, того внимания. Девочка чувствовала себя забытой, не нужной в этой семье никому. Родной папа часто отсутствовал. А Агата была к ней почти совсем безразличной.

Но деваться некуда. Снова был переезд. Ивана отправили в Казахстан на границе с РСФСР в город Аксай.

Летом там хорошо, но зимы куда суровее, чем на Украине. Девочка страдала. Плохая одежонка и непереносимость холода делали чёрное дело. Любочка сильно болела, часто лежала в больницах Аксая. В больнице её присмотрела женщина, лечившаяся вместе с Любой в одной палате. Услышав рассказ девочки о том, что её мачеха не любит, женщина предложила Агате оставить девочку в Аксае. Агата поняла, что сильно обидела девочку. Возврата нет. Только, как Иван, как он отнесётся к такому предложению. Это же не мешок картошки отдать.

- Возможно, Любе лучше будет здесь? Ведь она уже подросток. Полюбить я её просто не смогу, ну никак. Она грубит мне, злится. Я тоже нервничаю. Как поступить? Вроде растила её долго, но видно, что-то упустила.

- Я поговорю с дочкой, Агата. Понимаю, что ты ещё ревнуешь к той женщине, поэтому не можешь смириться с чужим ребёнком. А мне что делать? Поэтому выясню, что дочка скажет. Не такая она уже и взрослая. Да и злится только из-за твоей холодности. Была бы поближе к ней, она и не оставалась бы у чужих людей.

- Видно, ты обиделся. Ну, говори с ней. Я не буду мешать. Что решите, так и будет.

- Папа,- сказала Любочка, - понимаешь, меня очень любит та тётя, с которой я была в больнице.

- Скажи, доченька, может, поедешь к тёте Асе с дядей Сеней, будешь у них?

Ивану вспомнилось его детство, сёстры, которые были немного старше Ивана. Отца у девчонок тоже не было. Как говорила Палажка, мать Ивана, он был участником финской войны. Красавец и моложе её, Родились две дочки, сначала Дуся, затем Ася. Виталий служил в армии, тогда ещё надолго забирали, 25 лет служили. Но потом призвали на войну. Больше он никогда не появился в судьбе дочерей и жены. А дочери росли с матерью. Впоследствии, мать встретилась с ещё одним военным, с Андреем, отцом Ивана. И кроме красоты, любви к музыке, старательности в учёбе он ничего не дал сыну, а Иван никогда не видел родного отца. Взял для себя фамилию матери, так как, не знал вовсе другой, отцовской. Мать не сказала.

Такие воспоминания посетили Ивана, когда в очередной раз собирались уезжать из мест службы, но далеко не на родину. Соскучился он и по матери, и по сёстрам. Ничего, возможно, что вскоре встретятся. А пока что приходится оставлять старшую родную Ивану дочь Любу совершенно чужой женщине. Не думал, что отношение Агаты к этой девочке будет столь холодным, но насильно не подогреешь. И поэтому Люба так категорически не хотела никого знать и принимать из родни:

- Нет! Низачто и никогда! Я им тоже не нужна! Тётя Ася всегда такая гордая, и маму мою тоже не любила. Я останусь с этой тётей.

- Но ведь ты же её не знаешь, кто она, чем занимается.

- Знаю. Она там работает, палаты мыла и лечилась. И она меня кормила да получше, чем мама Агата, и всегда успокаивала. А твоя жена меня совсем не любит! Я с вами никуда не уеду. Может, потом, когда вырасту, приеду в гости. Оставь меня, папа! У тебя ведь будет много своих детей. Я не пропаду, увидишь, мне же не три годика, а уже восемь!

- Ну ладно. Мы же ещё не уезжаем. Посмотрим. Володя маленький, только полгодика ему, может здесь, тоже, поселимся навсегда.

Долгой ночью Иван вспоминал свою жену Ольгу. Красивая, видная! Всегда со скандалами да с нервами высказывала Ивану претензии, что она зря вышла за него замуж. Что мужик он никакой. И что она бросит его когда-нибудь. А о дочке никогда и слова не было, как она к ней и относилась – одному Богу известно. Поступок всё подтвердил. Ольга никого не любила, даже сама себя - тварь!

Впоследствии, когда всё же пришлось уехать и оставить Любу у людей, думая, что не навсегда, конечно, а на период, когда вырастет и сама решит, где хочет жить. Тогда Агата сказала Ивану:

- Я, быть может, и не оставила бы Любу, но она сама очень привязалась к этой, чужой женщине. Не знаю, наверное, я действительно была ей плохой матерью. В одном только уверена: я бы так не сделала, как эта твоя Ольга!

Вскоре, Агата с Иваном, после Аксая переехали в Молдавию, где родилась ещё одна девочка. Видимо, Господь за чужую дочь подарил свою родную.

Выслушав рассказ Агаты, тётя Ася вскрикнула:

- Ну, Иван! – Ну, конспиратор! А мне ещё раньше не предложил взять Любку, сказав, что Ольга уехала, бросила его. Какая же она, эта Ольга - дрянь! Хоть о мёртвых либо хорошо, либо никак. Но тут уже нет слов! Бедная девочка! А ты Агата, конечно молодец, но тоже хорошая сволочь, что же ты тоже мне не написала, я бы с радостью могла взять девчонку!

- Ну, вот! На-те – здрасте! Да как же я тебе могла предложить из Казахстана? Ты же понимаешь, что Люба сама выбрала себе маму!

- Ну да. И то - правда. Извини, кума! Это Иван мог сказать сразу после случая с колодцем. Ладно! Будь, уже как будет. Поеду-ка я домой, а то Сенька там один. Он же работает на сахарном заводе, приходит весь белый в извести, грязный и голодный. Не сердись, Агата, на меня. Я тебя люблю, не то, что эта моя сестричка Дуся.

Поцеловавшись и обнявшись, Агата, наконец-то, обрела союзника и покой в отношениях уже и с Асей. Было видно по глазам Аси, как она страдает, что её судьба так не справедливо обделила материнством. Чтобы разрядить обстановку Агата сказала:

- Да мы уже помирились и с Евдонькой, - Теперь фронт отступил, настал мир, как в Кайдашевой семье: «Груша всохла, и в обох садыбах наступыв мыр». Так и у нас.

- Иван, у меня вроде камень с души упал, когда я рассказала Асе про Ольгу. Ты же не будешь сердиться на меня за это?

- Да как же на тебя можно сердиться, ты, моя хорошая! Теперь мы повязаны сыном, все вместе. Вон нас сколько! Асю жаль, добрая баба. Ну не повезло. Пусть чаще приезжает и помогает тебе с детьми. Попробует, и тогда может желание поубавиться. А ты предложи ей Зину! Интересно. Что она скажет? Думает, это как кастрюлю: почистил, натёр, и она сверкает и не мешает. Но ты же знаешь, как это с такой громогласной оравой, особенно, когда просят кушать или одежду. А наша Зинуля десятерых стоит!

- Да нет, Иван, никого я не отдам и никому! Даже вредную Зину. Она же наша, хоть и шкодница, но родная дочка! Это даже невозможно, отдать своего дитя.

Поэтому, не бери в голову ничего. Спи, Агата, отдыхай. У тебя много дел.

8. Больничная жизнь

- Ну что, деточка, всё ждёшь маму? – спросила медсестра, которая проходила по двору больницы в городе, куда Марийку положили на койку для лечения очередного воспаления глаз.

Ничего не ответила девочка. Она уже не знала, как ей сдержаться, чтоб не заплакать от вопросов и больных, и персонала.

Мария страдала «скрупулёзом» – так назвали болезнь глаз, которая возникла на фоне прошлого заболевания - сухотками, когда жили в Болгарии. А скрупулёз – потому что чётко и скрупулёзно выдерживался срок: 2х2. Две недели здоровые глаза, две – снова воспаляются. И так постоянно. И никакое лечение не снимало эти симптомы. Стоит Марийке только перенапрячь глаза, поплакать – всё! Даже двух недель не проходило, а глазами уже нельзя смотреть! А ведь как она любила читать! При частых переездах из одного места на другое, первым делом, узнавала, где есть библиотека. Ходила туда, как в какой-то сказочный храм! Смотрела на огромные стеллажи с книгами, и думала, что когда вырастет, будет тоже работать библиотекарем, чтобы прочитать все книги.

Как правило, детские сказки и рассказы для школьников стопкой стояли возле формулярных ящичков на столе библиотекаря. Марийка, внимательно перебирая книги, выбирала себе разные, ещё непрочитанные и радостная уходила домой. Прятала книги, потому что ей не разрешали родители много читать, но Марийка под одеялом, прихватывая маленький фонарик, читала до тех пор, пока не засыпала. Только глаза на утро выдавали секрет её увлечения. Вот такая проблема. Всё, что было в доме: газеты, журналы, книги, даже взрослые – всё читала быстро и очень внимательно. Даже учебники старших сестры и брата – тоже прочитала раньше, чем эти лодыри, как их называла мама.

- Зина, ну почему опять тройка? Ты что, стих снова не выучила? Попроси Марию, она за тебя пойдёт и расскажет. Послушай, как она уже запомнила, несмотря, что на несколько лет младше тебя! Лентяйка ты! Немедленно садись и учи! Мне Володи хватило, так теперь ещё и от тебя неприятности! Вот наказание Господнее, а не девчонка!

- Ну и люби свою Марию! Больно надо! А какого чёрта она мои книжки трогает? Я ей отвешу, если только ещё раз тронет!

Когда мамы и отца не было дома, Зинка таки «лупила» Марийку, притом так сильно, только за то, что её ставили в пример Зине.

Однажды, когда никого не было дома, а только Марийка, из школы вернулась Зина. Марийке захотелось в то время помыть пол в комнате, Зина, войдя в дом с улицы, с порога, кинула портфель на стол, не разуваясь, прошла в дальнюю комнату.

Марийка попросила не топтаться немытой обувью, ведь будет некрасиво, грязно. Такая щепетильность у Марийки выработалась от частого пребывания на лечении в больницах. Видела, как там убирают, какие везде беленькие занавесочки, простынки. По приезду домой старалась навести нечто подобное у себя в доме. Но это нужно было только ей. Зина, было видно назло, старалась, как можно больше нагадить везде и во всём, видя, что это обижает младшую сестру.

- Отстань, чистюля! – резко отстранилась сестра. – Тебе надо, ты и убирай! Я разуваться не буду. Тоже мне тут командирша выискалась! Как хочу, так и буду делать. А ты заткнись, не то получишь!

- И чего ты взъелась? – спросила Марийка. – Неужели тебе приятно жить в грязи?

- Ничего не ответив, Зина подошла и толкнула ведро с водой на пол, а затем также толкнула Марию в грязную лужу.

- Ты что, сумасшедшая?!- вскрикнула Мария. - Что я тебе сделала? Отчего ты такая вредина?

- Ах, так, я ещё и вредина, да? На тогда ещё получи! – и сильно стукнула Марийку по голове.

Девочка сильно расстроилась и стала плакать, не так от боли, как от обиды.

На это время домой пришел Володя. Когда он увидел, что сделала Зинка, он подошёл, ничего не говоря, швырнул Зину на койку и сказал, что всё расскажет родителям.

- Так вот отчего у Марии постоянно болят глаза! Оказывается, ты помогаешь ей отправиться в больницу! Гадина! Андрейчиха !

Впервые за всё время брат обозвал Зинку так, как называли вредную и сварливую бабушку – Андрейчихой. А ведь только теперь Марийка увидела, насколько Зинка похожа на бабушку Андрейчиху. Лицо было округлое, глаза не большие, серо-синего цвета, брови низко расположены, почти над глазами. Брови были широкие, густые, неопрятные. Нос у сестры удлинённый, к низу острый и «встречался с языком» Губы узкие, особенно верхняя губа, только чуть выступающий губной бантик. Нижняя губа деформирована. В детстве, будучи шкодливой, вертясь, упала с качели, зацепившись новым, только что купленным платьем за выступающий гвоздь. Упавши, ударилась о камень, лежащий невдалеке от качели. Сильно разбила нижнюю губу. Кровь остановили. Но губа не правильно срослась. После этого отец в бешенстве разбил качели, и детям не было на чём кататься. Но самое главное, что шрам остался белый и очень заметный, который портил Зине лицо. Только Зина, даже зная, откуда у неё такое уродство, всё равно пыталась винить в этом Марию. И вообще, сестру она унижала буквально за всё. И сейчас в сердцах вскрикнула:

- А она слепая! Слепая! Чтоб ей повылазили глаза. Я ненавижу её!

На этих словах пришла в дом Агата. Узнав причину ссоры Марии с Зиной, мать очень разгневалась на старшую дочь!

- Да ты ж узурпатор! Ах ты, дрянная девчонка! Лучше бы у тебя была такая болячка! Как ты можешь так сестру обзывать?! Вот посмотришь, как тебе потом в жизни будет сладко! Я тебе не прощу этого! А мамины слова – пророчии. Не смей даже приближаться к Марии!

- У-у-у! Как же я тебя ненавижу! – проходя мимо Марии, сказала Зина.

После этого Мария снова попала в больницу. И долго там находилась. Мама не могла часто приезжать, слишком много забот, другой работы. Она знала: дочь лечат, кормят, в палате тепло, спать есть где. Чего ездить часто к ней, за тридевять земель! Если бы Марийка была одна у неё. А так ещё трое, их и кормить, и одевать, и лечить тоже нужно. А Марийка ждала маму, сильно скучала и за братом, и маленькой Милочкой.

Долго, очень долго не приезжала мама к Марии. Прошло много времени после выписки. Врачи переговаривались, что уже можно бы и домой ей уехать. Так никого же нет. И как только Марийка попадает в больницу, где бы то ни было – всегда такая картина: уже курс лечения закончен давно, уже девочке курс прописан домашний, её выписали. Только спустя несколько месяцев мать объявляется, и вот тут-то незадача: дочь снова по второму кругу нужно лечить.

- И что же это за мать такая? Дитё ждёт, плачет, страдает, а её нет и нет! Разве же родная так себя будет вести?

Но вот, наконец-то, приехала, появилась через три месяца, праздник! Все ходили, смотрели, переговариваясь и косясь. Только Марийке это не претило залезть к маме на ручки, прижаться и забыть про все обиды! Она простила мамочку. Она же маленькая. Она уже хочет домой.

В первом классе Мария даже не может сказать, как она училась. Чаще находилась в больницах. И все учителя шли навстречу. Давали школьных помощников – детей, которые приходили в дом к Маше, только она не могла их даже видеть. Закрыта в тёмной комнате, на тёмной печной лежанке, прикрытой занавеской, чтобы не проникал даже лучик света. Но ей приносили дети задания, с которыми впоследствии она управлялась с большим успехом. И даже, в пример ставили в школе, когда сидела за партой, или отвечала возле доски. И без всяких проблем перевели во второй класс.

И вот, будучи во втором классе, Марийку направили в Одессу, в клинику Филатова в санаторий глазных болезней. Курс лечения 2,5 месяца. Тяжёлое и страшное было это лечение. Уколы в глаза, разные процедуры, которые и жгли глазки, и стучали, вибрировали. И снова проклятые уколы, после них ничего не видно, так как капали какие-то капельки, от которых глазки, как будто «шелестели» - это такое ощущение было. В остальном же всё замечательно. Рядом много ребят, вкусно кормили, зефир белый и розовый чуть ли не каждый выходной и вкуснейшие сосиски. Правда, больше одной Марийка не могла съесть.

- Машуля, а ты чего не съела сосиску? – спросила Нина Кирилловна - воспитательница их группы.

Нина Кирилловна была тёмненькая, аккуратно стриженная, стройная. Когда она читала сказки всем деткам, которых летом укладывали спать на летней веранде санатория, то слышно было, как она картавила, не выговаривая букву «р». В остальном она была очень красивая, славная и, одновременно, строгая к проказникам. Следила, чтобы все дети съедали то, что им клали в тарелки.

- Я не люблю сосиски - ответила девочка. – Мне не нравятся такие колбаски. Я люблю сухую и жареную. Мне мама покупает всегда в городе со сладкой булочкой.

- Ладно. Давай я заплету твои косички. Снова ты расплелась и неряшлива со своими длинными хвостиками.

У Марийки волосы длинные, но тоненькие. Косички после ночи расплетались, сколачивались в колтуны. Когда Нина Кирилловна, или Елизавета Борисовна – ещё одна воспитательница - пытались расчёсывать волосы, Марийка плакала, было очень больно. И Нина Кирилловна решила Машеньку подстричь, чтоб не опаздывать утром на зарядку. Да и вообще, зачем ребёнку такие длинные волосы? Вырастет, тогда сама будет ухаживать. А пока что они только вредят ребёнку быть со всеми наравне по утрам.

Сказано – сделано. Через час у Машутки были укороченные под пажа волосы, очень красиво, ей такая причёска была к лицу. Но после проведенного первого заезда в санаторий приехала мама забирать Марийку домой, увидев её без волос, возьми да и скажи:

- А это не моя дочка! Я её привезла с волосами, а забирать буду лысую? Нет, мне такая дочь не нужна…

Это, конечно, было сказано не серьезно. Марийка, спрятавшись, стала сильно рыдать. Что же теперь делать, ведь кто её и куда заберёт, кому она нужна?

Наплакавшись вдоволь, вышла на свет и, о Боже! Глаза снова стали красные, вспухли и резали, словно там был песок. И действительно, Марийку оставили на второй заезд в Одессе для повторного курса. Мама одна уехала домой, без дочки, уже проклиная себя, что сама расстроила Марию.

А Машуля снова жила в одесском санатории, даже стала учиться там, потому что наступило первое сентября. Она стала третьеклассницей в городе Одесса. И самое главное – она увидела Одесский оперный театр. Детей из этого санатория повели на детский спектакль «Лебединое озеро», про маленьких лебедят.

Как же девочке понравилось в театре! Столько впечатлений не было за весь период лечения. Даже море уже не вызывало таких эмоций. А что море? Не успеешь войти в воду, как уже воспиталки кричат:

- Дети! На берег!

И сидели под зонтом на скамеечках. А тут, настоящее синее озеро! Белые красивые лебеди и маленькие лебедятки. И ещё: страшный и ужасный Бармалей, который ловил этих прекрасных птиц! Всё, всё было новым и невиданным. Иногда ночами девочке снились и море, и озерцо, где плавали красивые с длинными шеями лебеди. И то, что их собирался украсть ужасный и грозный Бармалей. И Марийка просыпалась вся в слезах от страха за жизнь маленьких птиц.

9. Братишка-ремесленник

Как ни странно, но теперь Марийка больше не чувствовала себя одинокой в большом городе Одессе. Всё потому, что старший брат, которому исполнилось 16 лет, поступил в Одесское ремесленное училище на факультет электромонтёра. Марийка об этом узнала, когда впервые брат разыскал её в санатории.

Он пришёл не один, а вместе с сокурсниками. Все ребята были в специальной форме, в фуражках с кокардой. Подтянутые, высокие и очень красивые. Но Володя был лучше всех!

За время отсутствия Марии, брат настолько вырос, подтянулся, возмужал. Марийка очень обрадовалась его появлению! Теперь он будет часто её навещать. Как здорово!

Володя приносил Марийке разные угощения, и девочка делилась со своими подружками по комнате. Было теперь так уютно, сейчас она чувствовала себя под защитой. Никто её и так не обижал, но теперь уж точно и не обидит.

Лечение проходило более успешно. За весь период у Марийки пока не было срывов, не было рецидивных воспалений. Заметно успокоившись, почувствовав родного человечка, Марийка старательно выполняла все лечебные процедуры без капризов. Даже уколы в глаза уже так не пугали, как раньше. Всё пошло на положительную динамику, как говорили доктора.

По окончании лечения в санатории, Марийку должны были выписывать домой. Но она ещё не знала, какой сюрприз ожидал её дома.

Когда приехала мама забирать дочь, сообщила, что теперь они уже в другом месте живут. Они переехали все семьёй за время отсутствия дочки. И теперь она будет в другой школе учиться, не в той области, не в том посёлке Бритавка, а в Николаевской области в Братском районе. Не думая о плохом, девочка радовалась, что наконец-то она дома, со всеми. Даже Зина радовалась появлению сестры, обняла её и чмокнула в щёчку.

Девочка понравилась одноклассникам, правда, как оказалось не всем. Были такие мальчишки, которые никак не хотели мириться, что новенькая говорит на русском языке, такая чистенькая, модненькая, и вообще «задавака» какая-то. Так им показалось на первый взгляд.

Но есть в классе один мальчишка – Саша Деликатный, очень маленького росточка, симпатичный и всегда щёчки у него были красные от смущения. Вот с ним то и посадил Федор Маркович Марийку.

Девчонки же наперебой стали расспрашивать, откуда Марийка приехала, почему опоздала на первое сентября. Рассказав всё, как есть, девчонки все по-своему передали мальчуганам. И тогда такое началось! Начали обзывать одесситкой, косоглазой кацапкой. Это было просто невыносимо и ужасно! Каждый день, собираясь в школу, Марийке так хотелось зарыться дома в одеяло и никуда не ходить.

- До чего же этот Бурденко противный и не может примириться! И что я ему такое сделала? – спрашивала девочка подружек. – Я же не обзываю его и не дерусь так, как он. Ну и что, что я приехала из города. Я же не жила там, а лечилась.

- А ты не обращай внимания – сказал однажды учитель Марийке, когда увидел, как она опечалена таким отношением в классе. – Вот Сашка же тебя не обижает. Вот ты с ним и дружи.

После этого Бурденко, когда услышал слова учителя, так рассмеялся, и стал обзывать Марийку и Сашка:

-Тили-тили-тесто! Жених и невеста! Вот и женись на своей кацапке! И ходил с самовольной кривой рожицей, уговаривая всех посмеяться над детьми.

Слава Богу, вскоре из Одессы на каникулы приехал брат. Марийка пожаловалась ему на то, как ей сложно теперь учиться в этой школе с такими учениками.

- Зачем мы уехали из Бритавки! Почему всё поменялось?!

- Просто отцу предложили контракт на обучение оркестрантов. И притом надолго. Поэтому и переехали.

- Я не буду ходить здесь в эту школу! – крикнула Марийка и заплакала. Первые слёзы после Одессы.

На следующее утро она снова почувствовала жжение в глазах. Воспалённые белки очень напугали маму:

- Снова-здорово! Что произошло? Чего ты снова плачешь?

За Марийку ответил брат:

- Да потому что её обижают в школе ученики. Они - придурки, обзывают её по-всякому. Может подойти, поговорить с ними?

- А ты хуже не сделаешь? Дети ведь жестокие? - Сказала мама. – Ты уедешь, а её снова замордуют.

- Ну, тогда переведи её в другую школу. Может там отношение другое будет.

Не придумав ничего другого, Агата решила пойти в школу и поговорить с учителями, особенно с Фёдором Марковичем - классным учителем.

- Агата Евсеевна, я вас понимаю - сказал Фёдор Маркович. – Но ничего нельзя сделать. Вот вы же педагог, хоть и не работали в школе. Вы знаете психологию этого периода детей. Они, если их разозлить, или дать повод к ненависти, то просто могут сделать непоправимое. И никто отвечать не будет. Давайте мы потихоньку, полегоньку будем проводить занятия в том плане, каких-то интересных уроков. Может это поможет. А Марийка очень славная девочка. Мне жаль, что к ней такое отношение. Даже не понимаю, то ли ненавидят, то ли наоборот - влюблены в девочку. Вы же знаете, как это бывает в практически подростковом возрасте. Пусть и третьеклассники.

Агата, выйдя из учительской, сразу пошла в класс, где училась дочка. Её встретили детские голоса, кричали так, что ничего нельзя было разобрать.

Вдруг Агата увидела свою девочку, которая склонилась вперёд возле окошка и плакала, а одна из девчонок её успокаивала.

Увидев маму, Марийка вскочила на ноги, со слезами попросила, чтоб она забрала её домой. Оказывается, тот же Бурденко Витя, самый «тупоголовый» и наглый, взял Марийкин портфель, вытряхнул все тетрадки и книжки, поломал ручки и карандаши, а остальное потоптал ногами. Девочка просто была в истерике. В это время вошёл учитель.

Узнав, что произошло, и то, что ещё на глазах матери девочки, учитель, раскрасневшись, не на шутку взял Бурденко за шиворот и сказал:

- Завтра приходи в школу только с родителями. Будем решать вопрос с тобой, определять в колонию. Мне такие ученики не нужны в классе. Нет слов! Ну что это за ребёнок!

- Доченька, пошли домой. Будем думать, куда дальше идти. Я больше не могу смотреть на эти слёзы. Вы же знаете, сколько она болеет с глазами, сколько лечится, и вдруг к ней такое отношение! Ну и что, что мы из Винницкой области приехали? Мы что, не такие, как все?!

Придя домой, Агата сама расплакалась, из-за дочери очень расстроилась. Снова боялась, что ей придётся лечь в больницу. Она же не полностью знала о причине такого отношения к дочке. Не из-за Винницкой области, а из-за Одессы, и что Мария пока говорила с русским акцентом. Ну, со временем должно и это выровняться. Ведь дети быстро переучиваются. Только последствия остаются.

А вот теперь, причина была уже в другом: узнали, что у Марии мама полячка и говорила очень интересно. После визита мамы в школу, Марийку стали обзывать «бандеркой»! Это было очень больно и не справедливо! Совсем не зная, что дальше делать, как теперь оставаться в этой школе, Марийка снова слегла и надолго.

1 0. Подруга Леночка

Но в больницу Марийка не хотела больше. Она спряталась в тёмной комнате, чтобы свет не раздражал глаза. В школу ходить ей совсем не хотелось. Тем более, что проходили они темы, которые Марийка уже знала. Математику с ней решала мама, и Зина иногда подключалась. Правда, без особой охоты. Но за сестру в школе всё же заступалась.

Однажды, встретив этого Бурденко в коридоре, где никого не было, она дала ему такую затрещину, что тот заревел и скрылся за углом школы. После этого он и сотворил такое с учебниками и тетрадками девочки. От злости!

Конечно, никто этого сорванца ни в какую колонию не направил. Он, как прежде, ходил в класс, смеялся над Марийкой, теперь обзывал её «бендеркой». А кто ему сказал, что мама Марийки полячка, так и не узнали. Собственно, не в этом проблема: вопрос – что делать, как решить перевод девочки в другую школу?

Дом, в котором поселились, переехав в посёлок Братское Николаевской области, был длинный, старый и низенький, под камышовой крышей. В доме все комнаты были проходные, как трамвай. Это было жутко неудобно. Первая комнатка была маленькая – кухня. В ней располагалась большая русская печь, с пристроенной плитой и лежанкой. Детей клали спать на печке, тем более, что Володи уже не было, и все три девочки укладывались рядышком. Было жестко и не очень удобно. Правда, когда мама пекла хлеб, тогда печь как будто дышала, была прямо горячей, и хорошо грела спинки. Девчонки тогда спали не укрываясь. Пол в комнатах был земляной, не ровный и грязный. Местами ямы или наоборот горбы. Ходить, или что-то поставить настолько сложно. Тогда Иван брал лопату и счёсывал землю, выравнивая настил. После этого земля липла к ногам, к обуви.

Вторая комната была вдвое больше, и плиты там не было, но грубка выходила туда «спиной» и обогревала эту комнату. В комнате три окошка, два из них выходили на западную сторону. Когда солнце садилось, то освещало её предзакатным светом. Перед окнами росли старые вишни, и Марийке запомнилось на всю жизнь, когда ветер качал деревья, кружевные тени двигались по комнате, по земляному полу, по кровати, на которой спали родители. Эта картина снилась ей потом очень долго и часто, настолько явственно засела в голове.

Двор, на котором расположен дом - большой, соединялся с огородом и улицей, которая проходила вдоль посёлка. Напротив, через дорогу, жила соседская семья, у которой тоже двое детей: Вася-Васюня, школьник, такой, как Зина, и его младшая сестричка Галочка совсем маленькая, лет четырёх. Мама у них - тётя Мария, очень высокая, статная, красивая, жила с дядей Стёпой, бригадиром полевой бригады. Марийка ещё не знала точно всего. Эта семья жила хорошо, дом новый, большой, высокий. Крыша под шифером. Не то, что у Марийки, кривая страшная избёнка под соломенной крышей, с маленькими окошечками. А стена со стороны огорода вообще подперта каким-то круглым бревном, так как вываливалась наружу.

- И почему отец выбирал такие дома? Неужели нельзя хоть чуть-чуть получше, да поровнее выбрать, и не под соломенной крышей? - эти вопросы Марийка задала матери.

-А что ж ты хочешь, доченька, мы же опять не навсегда сюда приехали. Поэтому нам и дают то, что никому не нужно. Отцу всё равно, он же дома не живёт, мотается везде. Работа у него такая. Это нам придётся привыкать и мучиться.

Промучившись до конца учебного года, Марийка пошла на каникулы. Отдыхать никто и никуда её не отправлял. Слава Богу, глаза немного реже беспокоили. Милочка тоже была уже постарше, вдвоём оставались дома одни. Зинка слишком зазналась. Ни с кем не играла, не дружила. У неё свой круг друзей. Она была старшеклассницей. А к Марийке и Милочке приходила в гости Галочка, сестра Васюни, как называла его мама. Тогда им было веселее и занятнее играть в разные игры.

Однажды, играя на улице, Милочка прибежала домой и попросила Марийку выйти.

- Что случилось? – не поняла Марийка. – Чего ты хочешь?

- Маруся, посмотри кого я к тебе привела – сказала Милочка. – Познакомься – это Лена. Она приехала в гости к бабушке Марии Гордиенчихе, что здесь недалеко живёт, вон дом её за садом впереди Васькиного дома, видишь? Огород у них спускается в балку. Лена хочет с нами играть. Я с ней встретилась в магазине, когда она покупала хлеб. А приехала она из Николаева с мамой и братом Валеркой.

Марийка увидела перед собой девочку необыкновенной красоты, чистенькую, белокурую. В пол лица карие глазища, щёчки пухленькие, беленькие. Губки, словно кукольные, розовые и тоже пухленькие. А голос у девочки был такой глубинный, словно где-то из души выходил. Она держала булку хлеба в руке, которая тоже была настолько гладенькая и белоснежная, с нежными, гибкими, красивыми пальчиками - она казалась каким-то сказочным существом. Марийка не могла налюбоваться на гостью! Ростом девочка была несколько ниже, так как и младше Марийки на несколько лет. Волосы длинные, сплетённые в косу, немного уже растрепавшуюся на ветру.

- Очень хорошо, ну ты уже знаешь, как меня зовут – смущённо сказала Мария, увидев свои руки не такие тонкие, не такие белые. Она была очень смущена, что и платье было дешевое и не совсем опрятное, по крайней мере, не такое, как у Лены.

- Пошли ко мне, я отнесу хлеб – сказала Лена.- Потом выйдем гулять на улицу.

- Пошли! – смущённо сказала Мария, взяв Милочку и Лену за руки, пошли к бабушке Гордейчихе. Войдя во двор чужих людей, Марийка застеснялась. Она ещё никогда никуда не ходила в гости. Вышла мама Лены - тётя Пана, как её называл муж, отец Лены и Валерки. Была она среднего роста, с красиво уложенной причёской. Такие причёски носили городские женщины, уж Марийка знала. Глаза её были не большие, карие и вроде сужены. Она с пристальным вниманием смотрела на детей. Сама же одета красиво, в очень нарядное платье и туфельки на каблуках. Вот лицо у тёти Паны было, вроде, серозным и, как будто, усталое. Даже с желтизной. Губы были удлинённые, не пухлые, несколько тонковаты, но с красивым изгибом в улыбке. И, слегка подкрашенными неяркой помадой. От неё очень нежно пахло духами.

И снова Марийка посмотрела со стороны, как выглядит её мама. Одежда настолько простенькая, настолько дешёвая, да вдобавок ещё и застиранная, потому что не всегда есть время и возможность согреть воду. Летом грели на солнце, в цинковом корыте, стирали не хорошо пахнущим чёрным хозяйственным мылом. Гладили угольным утюгом или, вечером, маленькое что-то, то прикладывали к стеклу керосиновой лампы. Не раз стекло лопалось от разности температуры. Отец тогда гремел пряжкой ремня, ругался крепкими словами и говорил, что больше стёкол покупать не будет.

Осенью, когда прохладно, мама покупала себе дешёвую чёрную, как она её называла – плюшевую шубку. Сначала эта шубка была, вроде, ничего. Новенькая, блестящая. Но через какое-то время становилась местами чёрно-рыжей, выгоревшей и жутко не красивой. Мама выглядела в ней как старая бабка. Сапоги или туфли она носила на низком каблуке, так как на ногах появились косточки. Поэтому туфли были простые, парусиновые, такие же, как и у Ивана. Летом Агата носила мягкие, тканевые тапочки. В них она чувствовала себя комфортнее, чем в кожаных. У неё стали сильно болеть ноги. И ни о каких каблуках речи уже не могло быть. А во дворе дома почти всегда ходила босиком, утверждая, что это полезно. Только иногда прокалывала чем-то острым то одну, то другую ноги. Марийка сильно волновалась за маму. Ей невыносимо было смотреть, какие у мамы больные, растоптанные ступни ног.

Руки мамины маленькие, аккуратные, но не такие, как у тёти Паны: с длинными пальчиками, ухоженные и с нежной кожей. Вдобавок ногти покрыты не яркой краской. Серьги тоже мама Марии не носила. Тётя Пана была со всех сторон модницей, у неё красивые блестящие серьги, не очень крупные, но видные с каким-то камешком. Он переливался и ослеплял глаза. Господи! Может быть, и Марийка когда-то будет носить такую красоту!

А сейчас девочка вспомнила, что им привезли для отопления дома в зимнее время черные катышки брикетного угля, и дети должны будут заносить ведром его в сарай, чтобы в холод не мёрзнуть.

Леночка пришла, посмотрела, сморщила носик и двумя пальчиками, нежными и беленькими, взяла один брикет и брезгливо бросила в ведро.

- Леночка, не нужно, не порть своих ручек - сказала тогда Марийка. – Уголь отмывается, но зачем тебе это? А чем вы отапливаетесь в Николаеве?

- Фу, Мария, у нас отопление из батарей. Мы никогда не топили ничем. А баба Мария тоже топит дровами и углём. Только у неё какой-то мелкий уголь и много. Она его называет «семечки». Я так смеялась, просила их пощёлкать.

Сейчас пока не будут покупать. Но, в том году папа тоже заносил бабушке во двор и в сарай. И дядя Ваня помогал. Это мамин брат.

- А какие батареи у вас там стоят, и как они греют?

Лена старалась рассказать, как это происходит. Мария точно уже знала: она уедет отсюда и будет такой, как Лена, как её родители, чтобы быть такой модной и чистенькой. А пока её заставляют таскать тяжёлые вёдра с этим проклятым углём.

На следующий день Лена снова привела девчонок к бабе Марии. И мама Лены предложила детям:

- Проходите девочки – пригласили в дом. – Как насчёт молока, вы любите пить парное молоко?

- Не знаем – ответили стеснительно девочки. Марийке было неловко, и она не совсем хотела пить молоко.

- Мам, наливайте всем молочка. То я смотрю, дети такие худенькие. Вроде их не кормят.

Боже! До чего же вкусное молоко было у бабушки Марии! Старенькая, сгорбленная бабушка быстро бегала по посёлку, выгоняла каждое утро корову в череду, гоняла гусей, кормила курочек и свиней в загоне. Муж её, дед Гордей, и фамилия Гордиенко, любил выпить, помогал не так уж часто. Хоть не очень старый, но неопрятный, от него всегда несло водкой, или дешевым вином.

Появился дед Гордей, как всегда «навеселе». Бабушка Лены сверкнула гневно на него, стала просить его выйти и не дышать на детей своей брагой.

- Я тэбэ пытаю, бисова ты душа! Дэ ж ты оцэ так набрався? Выйди, нэ мозоль мэни глазы! Бачышь, тут диты чужи, дай спокийно посыдить! Щоб ты крови напывся, щоб ты вже сказывся! - Так кричала бабушка Мария.

Марийка в душе смеялась, а сама подумала, какая бабушка - злючка, как же Леночка её не боится?

С удовольствием напившись коровьего молока, познакомились уже поближе и с отцом Лены, дядей Николаем. Отец Леночки был статный, высокий, стройный, подтянутый с красивым и умным лицом. Губы у него были такие, как у актёров кино. И лицо тоже. Причёска высокая, волосы, зачёсанные назад, чёрные, курчавые. И только на висках проступала кое-где уже благородная сединка. Руки мужские и красивые, тонкие. Он был настолько мил и даже сам смущённо улыбался девочкам, как будто стеснялся их.

Познакомились и с братишкой Валеркой, который младше Лены на три года. Ему было лет пять. Леночке – восемь. Очень энергичный, страсть - какой умный. Он так много знал о кино, об артистах! И часто в Николаеве они с друзьями ходили на детские сеансы в летние кинотеатры. Поэтому знал и рассказывал девчонкам обо всех фильмах, которые они будут смотреть. С ним было весело, интересно. Лицом Валера больше был похож на маму.

Расспросив Марийку, откуда они и кто их отец и мама, тётя Пана была расстроена. И зачем так жить и стольких детей таскать по всему свету?

- Господи, у вас же, наверное, ещё ничего нет. Ленка, а ну давай посмотрим, какие у тебя есть платья, из которых ты выросла. Давай отдадим девчонкам. Видишь, какие у них одёжки?

Лена с радостью вынимала платья разных цветов и фасонов. Господи! Какие красивые наряды! И что, неужели она отдаст им хоть какое-то из этих платьев?

- Мама, вот это можно, вот это и вот это уже совсем мало. Оно мне тесно еще с прошлого года.

Тётя Пана посмотрела на дочь, затем на свою маму, и хитро улыбнулась:

- Ну и отлично! Мы все платьица отдадим твоим подругам, а тебе завтра пойдём и купим новые.

Штук пять платьиц девчонкам досталось от Ленки! Придя домой, Милочка и Марийка стали перемерять, что кому носить. Марийке пришли впору три платья. Шелковое, атласное и крепдешиновое. И сандалики ей тоже отдали, на Милочку были ещё велики.

Так девчонок Леночка принарядила на всё лето! Теперь Мария считала Лену не просто подругой, а лучшей на свете, почти сестрой!

Марийка, с таким удовольствием носила платья, подаренные Леной, что не боже упаси, если где испачкается, сразу же старалась выстирать, погладить не горячим угольным утюгом. Он такой тяжёлый, что им можно прессовать, а не гладить шёлковые платья. Затем выходила на улицу гордая, счастливая, представляя, что она уже в городе и что на неё любуются все вокруг. Но однажды Зинка, увидела платья, которые раньше не существовали в доме, решила натянуть на себя хоть одно из них. Одела атласное с застёжкой на спине, но платье было ей настолько мало, что оно попросту разошлось по швам. Увидев это, Мария стала неистово истерить, рыдала и накинулась на Зину с кулаками.

-Ты ненормальная! Ты сумасшедшая, что ли?!- закричала Зинка. – Чего ты кидаешься, как бешеная?!

-Ты, зараза, неряха, зачем одела и порвала платье? Это не твоё, это мне подарила Леночка! Я же твоих вещей не надеваю! Разве только те, что ты не доносишь, не дорвёшь, не угробишь! Мне приходится ходить в твоих обносках!

- А ты так и будешь ходить в моих тряпках. Потому что я старше, потому я должна получать всё самое красивое. И ты здесь мне не указ. И замуж я тоже должна буду выходить первая, по старшинству! И ты будешь ждать, пока я не выйду, поняла, слепуха! Да кому ты нужна будешь такая, ненормальная!

Долго Мария штопала и зашивала платьице, которое изувечила сестра. Если бы она попросила у Марийки, если бы примерила, может и поняла тогда, что оно ей не подходит, да и не было такой реакции со стороны Марии, но она же просто шкодливая и вредитель, и поступила не по-сестрински.

Отремонтировала платьице и вскоре снова смогла его надевать. Возможно, были заметны стежки ручного шитья, это видела Леночкина мама, но, главное, что можно уже было надевать на улицу.

С Леночкой и Валеркой, Марийка и Милочка, почти каждый день играли в разные детские игры, на то время распространённые. Это и в прятки, в «квача», «деревяшки». По воскресеньям ходили в кино. Билет детский стоил 5 копеек. На фильм с журналом – 10 копеек! Смотрели фильмы: «Операцию «Ы», Это безумный, безумный, безумный мир» и многие другие весёлые и понятные детскому уму. Всем было весело. Хохотали, даже если и не так уж и смешно. Им просто вместе хорошо и радостно. Затем собирались под сенью вечерних деревьев, ходили вверх по просёлочной дороге, обсуждали все увиденные ранее, книги, кто, что новое прочитал.

На улице лето, тепло, есть фрукты, и дети просто были счастливы в такой компании.

Жаль. Но лето подходило к концу. Прошли беззаботные дни и вечера игр, вместе с Васькой, Галочкой, Леночкой и Валеркой. Так весело было среди друзей, как нигде не было, только здесь. И всё это благодаря подруге Леночке!

Леночка с Валерой собрались уезжать в Николаев. Мария ходила темнее ночи! Теперь снова идти в эту проклятую школу! Теперь жить без Лены, а в школе снова будут дразнилки и неудачи. Зима и грязь. Тоска накатила на девочку. Она ночами не спала и, вздыхая, плакала за подругой. И почему лето такое короткое? И почему так поздно Лена приехала? Вот как времени мало для игры и дружбы. Взяв у Лены адрес, решили писать друг дружке. На прощание Леночка сказала:

- А знаешь, моя мама беременная, и будет скоро ребёнок. Я очень не хочу, мне придётся нянчить этого ребёнка. Я же до сих пор нянчусь с Валеркой. А он ещё такой ябеда и предатель, всегда всё мамке рассказывает. А теперь снова другой малыш…

Марийка немного посочувствовала Леночке. Но так нужно, видимо. Ведь Милочку Мария тоже нянчила, и когда болели глаза, сидела с нею одна, помогая маме. От старшей сестры Зины только одни проблемы и скандалы. Поэтому Мария больше всех Милочке была «неней».

Ленка уехала. Мария сдержала своё слово. Она чуть ли не по три письма в неделю отправляла Лене в Николаев. Ждала, когда закончиться зима.

11. Стрелялки

Зима, как назло, была многоснежная. Занесло дома почти до крыш. Были дни, что не ходили даже в школу, пока не протопчут дорожки. Марийка находилась дома. Ждала, когда осядет снег, чтобы хоть выйти можно было на улицу. Валенки быстро промокали, так как через голенища набирался снег и таял внутри валенок. А от этого ноги становились мокрыми. Калоши здесь совсем не помогали. Худые пальтишки, или фуфаечки согревали, вроде бы хорошо, но на голове были огромные платки в клетку, шерстяные и поношенные, не новые. Кое-где светились дырками. Марийка старалась складывать платок так, чтобы замаскировать дыры, да и не так стыдно было. Ходить в такой одежде в школу - просто пытка, но родители не слишком уж обращали на это внимание. Есть что накинуть, и так хорошо. Вырастут, тогда будут наряжаться, так твердил отец не раз, ругая Зину, когда та приставала с просьбой об одежде. И, поэтому, в школу совсем не хотелось ходить. И мороз со снегом, иногда, были в помощь. Тем более, что учёба там была не сахарная. Мальчишки всё так же обзывались, несмотря, что прошёл уже целый год, как Марийка училась в классе с ними. Девочки старались помогать Маше с этими сорванцами, ругали ребят, защищая одноклассницу.

Далеко не все мальчуганы были «раздолбаи» и хулиганы. И когда снег осел и появилась возможность пойти прогуляться в выходные дни, Марийка с девочками видела, как некоторые мальчишки из класса, которые и учились хорошо, и не дразнились, катались на коньках по льду на большом поселковом пруду, который промерзал до дна и оставался замёрзшим до самой весны. Играли в хоккей, да так, что могли бы позавидовать даже старшие игроки из сильных клубов! Но это и всё, что положительного в этом классе. Остальное просто до ужаса невыносимое и отвратительное. Те, кому ни учёба, ни дружба не в счёт - ни на коньках не хотели напрягать свои ноги и мышцы, ни тем более мозги.

И вот однажды, произошел случай, именно с этими пацанами, которые ставили на уши всю школу, и случай этот просто потряс весь район. Ребята решили сделать себе оружие – самопалы, чтобы пострелять. Ведь все мальчишки хотели выделиться тем, что они будущие защитники, служивые.

Вырезали деревянные шаблоны в виде пистолетов,

- Витька, давай серу смешай с порохом.

-Колька, а где ты взял порох? – спросил Витька Бурденко.

-Высыпал из патронов дедовой Берданки. Он уже давно не брал её в руки. Старик уже. А мы договорились достать. Вот я и взял у деда.

- А дед не кинется? Вдруг он заругает тебя.

- Ну и ладно. Скажу, что случайно высыпал.

И вот они что-то там накрутили, заправили порохом и серой из спичек. Затем, взяв в руки, с силой ударили по, якобы, спусковому крючку, добиваясь выстрела. Произошёл не просто выстрел, а почти взрыв. Этому стрелку взрывом оторвало три пальца правой руки. Сразу же вызвали скорую из района, прибежал участковый, затем приехали из районного отдела милиции. Это был не обычный случай! Редкость, да ещё и какая на то время! Пацан, получивший тяжёлую травму, стал навсегда инвалидом. Притом, что как раз этот мальчуган вовсе не оторви голова, не такой глупый, как Бурденко. А вот сам Витька не стал ни держать, ни стрелять, по большей части был подстрекателем.

Родители парня ворвались в школу, крик стоял такой, что кроме них никто ничего не слышал. Вокруг были все виноваты, только не они.

- Так ведь это произошло вне школьного времени! – кричал директор школы. – Уже уроки закончились в то время. А значит, ребята должны были находиться под вашим контролем. Раз вы ничего не заметили, то во всём виноваты только вы сами, родители! Нужно хоть немного интересоваться, чем занимается ваш сын. А поскольку контроля с вашей стороны не было, то и претензии не должны к нам поступать!

Жуткое и непоправимое несчастье! Мальчишку забрали в областную травматологическую больницу. А ведь пятый класс, намного сложней стали уроки, добавился английский язык. Как ему теперь учиться? Только кто сейчас будет об этом беспокоиться?

Марию это сильно взволновало, она совершенно этому не радовалась. Но подумала о том, что Бог, наверное, услышал и увидел её рыдания, наказал за её слёзы и унижения. Только, к сожалению, не того…

После этого случая все стали несколько серьезнее и меньше делали гадостей друг другу. В какой-то степени Марию это и радовало. Но мальчишка, с оторванными пальцами больше не появился в классе, он лечился до конца учебного года. Бывший учитель младших классов Фёдор Маркович часто заходил к своим подопечным в класс, спрашивал за этого пострадавшего хлопца. Классная руководительница, молоденькая, очень хорошенькая Ева Сергеевна, недавно пришедшая в школу и уже успевшая выйти замуж за одесского моряка, всё с ним о чём-то говорила и печально кивала на Бурденко.

- Лучше бы этого «шмаркача» так дёрнуло, хоть и грех так говорить, но это же не ребёнок, а какое-то наказание! Как вы с ним ладите?

- Да никак. Он меня называет «Гевчиачу» - по английски месяц февраль – фебруэри, а для запоминания он решил вот так называть. Я случайно услышала, как он говорил ребятам из класса « Вон идёт Гевчиачу, пошли в класс» Вот теперь у меня такое прозвище, благодаря Бурденко. А ещё, из-за моего увечья называет «Кривая уточка». В детстве я упала с деревянной лестницы, которая была прогнившей. Она сломалась, и я ударилась коленом о камень. Выбила мениск. Была операция и после этой операции нога перестала сгибаться. И теперь на всю жизнь имею такую инвалидность. Не думала, что будут такие, которым это сядет на язык.

- Вот же гадостный ребёнок! Ну всем в душу плюёт! Да там и родители такие, что пальца в рот не клади. Я пытался с ними поговорить ещё в четвёртом классе, они через забор меня просто послали грубо, куда не нужно. Ну и что тут сделаешь? Переведите его в другой класс. Меньше гембеля будет для вашего коллектива. Тем более, что он не тянет пятый.

- Посмотрим, Фёдор Маркович. Пока пусть решат что-то с инвалидом. Это же и его вина.

Потом был суд. Вызывали учителей и директора школы. Кого-то уволили. Классная пятого класса осталась: она же - ни при чём. Всё произошло вне школы, когда за воспитание отвечали родители.

12. Опять каникулы

Так прошел ещё один учебный год. В конце года написали несколько контрольных в качестве экзаменов. В шестой класс всех перевели, и даже проклятого Бурденко.

Однажды ребята из класса всё же узнали у Витьки, где и у кого они тогда раздобыли порох.

- Да это Колька у своего деда вытрусил из Берданки. Дед его раньше ходил охотиться на зверей. Теперь эта Берданка стоит без присмотра. Вот Колька и постарался.

- А ты что, не мог его отговорить от этого поступка?- спросил Сашка Деликатный. – Вы всегда такие грамотные обзываться и дразниться, а теперь ещё и калеками стали. Придурок ты, Витёк. Я знаю, если бы ты не подбил Кольку, он бы не додумался сам.

- Да иди ты сам знаешь куда! Чего это я виноват?! Он сам мне предложил. А я только стоял рядом.

- Ну да, ты всегда «сбоку, рядом!», и всем гадости делаешь. Лучше бы тебя исключили из нашего класса, - подпряглась огромная девочка Лида, не в меру толстенькая. И Витька, когда изучали по ботанике и биологии пернатых, увидел там огромных размеров птицу – дрохву (Дрофу), и стал девчонку обзывать таким прозвищем. Конечно, Лида не маленькая Маруся, и Бурденко доставалось от девочки. Он боялся и кричал прозвище, отбегая на приличное расстояние.

Марийка всё написала, всё сдала, и даже практику школьную отработала в поле. Теперь, она каждый день только и ждала приезда Лены. И, каждый день, когда ходила с коромыслом по воду к колодцу (ей специально купили небольшие ведёрки), шла мимо дома бабушки Лены и с надеждой смотрела, не видно ли подруги Леночки. Увидев бабушку Марию, не могла удержаться, чтоб не спросить, когда же приедет подруга. Бабуля отвечала неохотно и как-то скупо. Марийка не стала больше надоедать.

Бабушка у Лены была всегда жутко чем-то недовольна, сварлива, всегда ругалась. Она, конечно, трудилась много, стала старой, одевалась, как все старухи в посёлках и деревнях. Длинная широкая юбка, серая в цветочек кофточка, на голове всегда повязан либо клетчатый, либо белый платок. Лицо у бабушки Марии стало серым, сморщенным, толи от лет, толи от тяжёлой, ежедневной, каторжной работы дома. Глаза, запавшие так глубоко в глазницы, смотрели колючим взглядом, вроде испытывая нового человека на выдержку и на правдивость. И сама всегда говорила правду и прямо в глаза. На чём свет ругала деда Гордея, своего мужа и отца тёти Паны (из-за чего её называли Гордейчихой) за частые пьянки. Он бесконечно часто «заливал зеньки» и, идя по посёлку, во всё горло пел какие-то несуразные песни и, тут уже, кричала бабуля, ругая и проклиная деда на украинском суржике:

-А щоб тэбэ розирвало! Щоб тоби позакладало! Чего ты горланыш! Холера б тэбэ забрала!

И сегодня тоже:

- Вот же бисова душа! Хай, бы ты кольки напывся! Уже залыв банькы (залили глаза) и крычыть, а корову ж хто будэ выгонять в череду, я, чы шо!?

- Да выгоню, Мария, не ори, не то вообще уйду из дому. Я не пьяный, я весёлый! – смеялся дед Гордей, выходя на широкую улицу и шагая по ней с песнями. Он и, правда, был вроде шута. Всегда смеялся или веселил людей своей широкой добродушной улыбкой. Никогда не злился даже на бабу, хотя доводил её до сказу.

- А шоб тоби заципыло! Шоб тоби позакладало и розирвало от той водки! – дальше ругалась баба Мария!

И на Леночку тоже иногда ругалась, за не сделанную работу, которую поручала бабушка. Вот поэтому Леночкина мама приезжала и помогала бабе Марии. Она знала, что отец выводит мать своими пьянками.

Валерка был славный, энергичный мальчуган. До чего же мамулю на себе скопировал! Классный как друг, хоть Леночка и недовольна была поведением брата. Но он же - пацан.

А Марийка всё время любовалась родителями Лены. Ей так хотелось, чтоб её мама и папа тоже были такими, а не как они выглядели сейчас: отец – худой, поседевший, почти сгорбленный от грустной и тяжёлой жизни. Одевался не очень опрятно, всегда в галифе и гимнастёрке. И мама невесёлая, с уставшим и постаревшим лицом, запавшими глазами. Носила старые застиранные платья, которые впору бы выбросить. Но тогда и надеть - то нечего будет. Только на работу ещё кое-что надевала, и то, не новое.

Вдобавок, этим летом Иван задумал делать деревянные полы в доме. Стал копать в комнатах землю, выносить на улицу, насыпая терриконы земли под грядки для посадки цветов. Все дети работали, как рабы. Носили на мешках тяжёлую земляную грязь, надрывая руки. Наконец выкопав огромные ямы, отец привёз длинные толстые брусья, как он называл – лаги. Заложил их в эти ямы. Затем привёз кучу досок и стал набивать их на эти лаги. После этого отшлифовал, и покрасили пол. Стало более красиво и, вроде, современно. Жаль, но эти перемены были только в комнате родителей.

В одно воскресное утро, когда Марийка ещё спала, кто-то осторожно постучался в дверь с улицы. Марийка открыла дверь и – о Боже! Это Леночка приехала! Да ещё и не одна! Держала за ручку маленького, чернявенького, кудрявого малыша! Сколько же радостных эмоций и восклицаний! Марийка не знала, куда посадить Леночку и тут же познакомились с малышнёй, которого назвали Юркой.

Агата тоже поднялась, тем более, что ей нужно было идти на работу. Она снова работала в бухгалтерии и, почти, не принимала участия в жизни своих детей. Зина и Мария стирали сами себе, убирали в доме. Даже готовили еду. Володя был в Одессе, учёба длилась долго. Вскоре ему заканчивать, тогда он будет, наверное, дома.

А сейчас Марийка была на седьмом небе от радости, что Лена снова рядом! Лена с ней да ещё с таким красивым малышом! Они по-очереди его тискали, носили на руках, он улыбался, светился от радости и был добродушный и нисколько не капризничал.

Так проходили весёлые каникулы. Марийка ходила по воду к колодцу, который находился за метров двести, далековато, в конце поселения. Даже маленькие вёдра, но всё равно тяжело. Лена, сопровождая Марию, спрашивала:

- А почему старшая сестра не носит воду? Она же сильнее и здоровее?

- Она ещё и хитрее, и наглее! – сердито отвечала Мария.- Её просить что-то сделать, лучше утопиться! Она же ненормальная!

- Да я заметила, что она нервная, злая, и совсем некрасивая. Вот ты, Марийка, красавица, а она нет. И Милочка тоже миленькая.

- Она похожа на нашу умершую бабушку Андрейчиху. Точно такая же была и такая же сумасшедшая. Вечно с моей мамой ругалась и даже дрались. А ещё такая же, как тётя Дуська, тоже психованная.

Летняя жаркая погода днём прятала детей в доме. По вечерам детвора снова встречалась и опять веселье, игры и разные конкурсы. Подключились к ребятам ещё две девочки: Тая и Нина, со странной фамилией Секрет. Девочки воздушные, белокурые, курчавые и миленькие. Младше Марии. И даже Лена была старше Таи. Но это не мешало никому дружить и веселиться. Все были наравне друг с другом. Как же славно проводили время, и тогда никто не думал о холодной зиме, об уроках, долгих школьных четвертях, о дразнилках и прочих неудачах. Дети отдыхали и радовались солнцу, луне, ветерку и дождику. Но… к сожалению, всё имеет свой предел, и заканчивается весьма быстро. Так и это лето тоже было быстротечным.

Ближе к концу лета отец пришёл домой и сказал, что им снова предстоит переезд. Агата была ошарашена! Снова уезжать? Куда? Зачем? Агата видела, как Марийка любовно стирала и подшивала атласное уже расползающееся платье, подаренное подругой в прошлом году. Знала, что будет очередная трагедия переезда на новое место и в другую школу.

Марийка, услышав эту новость, с одной стороны, и хотела бы из этой школы уехать, а с другой – Леночка! Как же она без неё! Так она каждое лето будет видеться здесь с подругой. А уедут и всё! Конец встречам и, возможно, их дружбе! И Мария заплакала горячими слезами. Господи! Как же она не хотела уезжать!

- Леночка, представляешь, отец снова меняет место жительства! Я не могу! Я так боюсь потерять тебя! Как же мы будем жить неизвестно где?

Лена поделилась этой новостью со своей матерью. Об этом услышала и бабушка Гордейчиха:

- Так воны ж нэдавно прыихалы сюды, шось-то там ремонтировалы, намучылы дитэй и знов будуть выижджаты? Цэ ж можна зийты з ума! Стилько дитэй, а вин мотаеться, як блоха у шапци.

После этого разговора, в один прекрасный день, Агату встретила тётя Пана.. Смерив взглядом строго и ненавязчиво, посмотрев в глаза Агате, спросила:

- Скажите, если сможете ответить, зачем вы рожали стольких детей? Вы же ничего для них не сделали и не делаете? Вы, только эксплуатируете каждую девочку. Как же вам не стыдно?! Дети ходят в обносках! Может, купите сначала совесть, а потом рожайте! Да ещё и мотаетесь по разным местам. Хоть бы хорошие места выбирали. Зачем вы это делаете?

- А какое ваше дело, Паша? – спросила Агата. – Если вы дали девчонкам две тряпки, так что, думаете, имеете право что-то кому то советовать? Или думаете, что я рожала для того, чтоб эксплуатировать их? Просто они уже стали большими и должны помогать. Вон ваша старшая тоже возится с малышом, и того братика помогала растить, так же? А одежду больше не давайте моим девчатам, обойдутся как нибудь.

- Да разве дело в этом, что дала или не дала я девочкам наряды? А ведь согласись, если бы не отдала, тогда девчонкам пришлось бы задом светить. Хотя бы трусики купила дочерям, Агата! Ты же знаешь, что у девочек могут быть изменения, а я видела, что они не имеют трусиков. Ты же женщина, как же так можно!?

- Ладно, разберусь без вашего указу! Спасибо, что напомнили.

Придя домой, мать легла на постель и не поднималась до тех пор, пока не пришел отец. Сверлила в голове только одна мысль: Господи! Неужели снова уезжать?! Пусть и не самое лучшее место сейчас для жизни, но, вроде, уже осели, начали ремонт в доме. Что он задумал? Куда снова тянет их, в какую даль?

- Когда? Зачем? Куда, Иван? Ты столько намучил детей с этими полами?! Для какого дьявола нужно было столько уродоваться, чтоб оставить всё это? Будь проклят тот день, когда я согласилась жить с тобой! Мне уже люди говорят, что я нерадивая, что я не мать, а только расплодила нищету!

- И кто же это тебе «накудахтал» такое, а? – гневно вскричал отец.

- Прасковья Гордеевна, дочка бабы Марии Гордейчихи. Так она правду сказала. Мы - не родители! Нам нельзя было иметь детей!

- А! Это ты что ли, сожалеешь о замужестве, сожалеешь, что родила стольких детей?

Агата склонила голову, вытирая слёзы.

- А сделал ли ты меня с тобой счастливой? Посмотри, на кого я стала похожа? Мне только сорок лет, а я выгляжу, словно мне семьдесят! И устала я от твоих однозначных решений. Моего слова здесь нет, только ты за всех решаешь!

Отец тогда уж очень рассердился! Впервые накинулся с кулаками на Агату. Детей дома не было, и он, распустив руки, несколько раз ударил мать в голову и грудь. Агата, не скрывая слёз от неожиданности и обиды, ушла из дому к соседке и сотруднице по бухгалтерии посёлка - Лидии Дзядевич, у которой тоже была огромная семья, и девочек ровно четыре.

Все дочки Агаты тоже ушли с ней. Так, впервые в жизни, они ночевали в чужом доме, порознь от отца, на чужом полу, спасаясь от его свирепости. Девчонки сошлись с интересами дочерей Лидии, вместе весело о чём-то щебетали, смеялись. И только Агате было не до смеха…

« И что с этим Иваном происходит? Ведь никогда не распускал рук, а тут на тебе! Ну да, сказала, что не совсем согласна с ним, так ведь почему же она должна мириться с тем, что ей не нравится?»

Вечером, выйдя и выглядывая Агату, Иван увидел Пашу, спокойно идущую по дороге домой с детьми.

- Ну, что, соседка, вот скажи, какого чёрта ты суёшься в нашу семью? Кто тебя просит?- гневно, с ненавистью и со злобой спросил Иван.

- А что, я неправду сказала? Вот опять собрались ехать, а за детей подумали, что они привыкли к школе, к учителям, да и к дому? «Голи, боси, пидперезани», а мотаетесь, словно перекати-поле! Чего на месте не сидится? Ведь и камень на одном месте мхом обрастает.

- А не твоё дело, городская кукла! - вскричал Иван.- Посмотри лучше за собой и за своими родителями! Как твоя мать выглядит, отец, ходит дерёт горлянку после того, как примет на грудь по посёлку. А ты, что, сама - то, голубых кровей? Как в городе пожила несколько лет, так уже и панночкой сделалась, царицей? А у самой шея не мытая, грязная! – гневно сказал отец.

- Бедные дети! У таких родителей им не выжить! Мало того, что уже не молодые, так ещё и ненормальные!

- Прасковья, вот ты какого года рождения – 34-го, а я 12 –го. Да, я намного старше, на фронте был, и ранения были. Выжил, и музыкантов учу. Конечно, выгляжу не так, как твой Николай. Так он не знает, что такое служить в армии 25 лет! И мотаться по всем странам, куда пошлют! Думаешь, мне легко тоже тянуть всех на себе? А много детей? - зато красивые! А одежда, да купим мы им одежду, купим! Больше не нужно ничего совать девчонкам, не балуй их. Я сам знаю, что им нужно. И Агату не трогай! Не то, за себя не ручаюсь!

-Да иди ты куда хочешь! – гневно сказала Паша. Сумасшедший. Твоя Агата уже дома не ночует. Может, наберётся ума, да и посмотрит, с кем живёт. Идиот ты, сосед, да и только!

На следующее утро, девочки вернулись домой, увидели отца, сидевшего за столом. Было видно, что он о чём - то задумался.

- Мария, где мать? – спросил отец.

- Мама ушла на работу. А с чего ты об этом спрашиваешь?

- Где вы были? Почему дома не ночевали? Что за фокусы? Зачем к соседям бегать, я что, совсем не понимаю, зачем она это делает?

- А почему ты побил маму? У неё кровь из носа шла и сильно голова болела. Мы уже хотели вызывать врача! – закричала Марийка со слезами на глазах. - Ведь такого раньше никогда не было! Почему, отец, что происходит?!

Агата от Лиды Дзядевички, домой не зашла. Лишь девочки, которые после разговора с отцом, снова повстречались с Леночкой и Валеркой.

Леночка привела за руку своего курчавого Юрчика. Он был для них словно кукла. Очень хороший малый. Лена грустная, подошла к Марийке и сказала:

- Твой отец наговорил моей маме нехороших слов. Мама пришла домой расстроена и говорила, что если бы можно было, то забрала бы тебя к нам. Она тебя очень полюбила. И я так тебя люблю, Марийка! Неужели вы уедете? Я тоже не хочу прощаться навсегда.

И всё-таки, пришлось собираться и переезжать в другую, Одесскую область. Это, как родители Марийке сказали, было, вроде бы решение вопроса со школьными проблемами дочери. Но, за то, Марийка теряла связь с Леной. А это её сильно огорчало. Они с Леночкой уже в который раз обменивались адресами, и, обнимаясь друг с другом, обещали писать, где бы они ни были. Ну, что поделать, такая жизнь у Марии - на колёсах, где ни тепла, ни красоты, ни уюта. Пока она не самостоятельна, решает он, отец, и все должны подчиняться его прихотям.

Тяжелой была разлука с этим посёлком. Когда Мария, сидя на автомашине поверх собранных в скатерть вещах, которые сложили для переезда и погрузили в кузов, осматривала окрестности посёлка, прощалась с домом, с соседями, Васей и Галочкой, которые тоже стали более родными, чем раньше. Попрощаться также прибежали ещё две девочки из соседнего посёлка Тарасовка – Танечка и Наташка, с интересной фамилией – СЕКРЕТ! Миленькие, белокурые кудряшки, весело играли вместе с Ленкой и Валеркой. Компания была весёлой, задорной. Но теперь и они тоже понимали, что машина уже выезжает со двора и вскоре никого не увидят.

Выезжая за ворота дома, Марийка так явственно увидела Лену, которая плакала, вытирая слёзы на пухленьких щёчках. Боже! Так хотелось закричать, спрыгнуть с машины, только бы никуда не ехать! До чего же больно было где-то в глубине души! Милочка тоже была расстроена и ехала с поникшей головой, слёзы так и лились из ясных глаз сестры. И только одна Зина сидела и молча, ничего не говоря, смотрела сквозь всех. Затем повернувшись к сёстрам, сказала:

- Чего вы тут разревелись? Посмотрите, это ещё не последний раз мы будем переезжать. Правда, я вскоре буду поступать, так что мне сиренево, где вы будете. Я от вас просто уйду. А вы плачьте, или радуйтесь, мне безразлично.

Незадолго до переезда, брат Володя приезжал из Одессы на побывку домой, и как бы случайно, познакомился с помощью подруги с Иваном Гордиенко, братом тёти Паны. Иван был не высокий, смуглый, красавец, чуть ниже ростом, чем Володя. Несколько раз вместе они сходили в клуб, повстречались с девчонками, провожая их по домам. Володя, никому ничего не обещая, вскоре, уехал в Одессу. Ему предстояла защита в своём училище. Теперь только через год он сможет приехать домой, возможно, уже тогда - насовсем. Однако, скорее всего, в другой дом и в другой посёлок.

Но Марийка тосковала и по брату, и теперь за Леной. Брат такой сильный, красивый и может её оберегать больше всех. Он Марийку любит сильнее, чем сестру Зину. И Милочку любит. И они будут ждать его с нетерпением. А подруге Лене напишет после переезда, когда обустроятся. Быстрее бы прибыть на место, где будут жить. И снова слёзы текли по детскому лицу. С опаской, чтобы не заболеть, Мария старалась успокоиться, но не могла себя сдерживать. Так она, вскоре, уснула на машине, под шум мотора и свист ветра, укрытая мешком и фуфайкой, поскольку лучшего покрывала в семье не нашлось. Дожились. Столько лет, а ничего не менялось в этой семье…Голытьба...

13. Переезд

- Ну, и сколько мы будем мотаться по всей стране?! – не выдержав, в сердцах, сказала Агата, - Послушай, Иван, давай решай свои вопросы с работой, уже не забирая семью. Посмотри, сколько лет мы живём, а ничего в доме нет. Ни посуды, ни мебели, ни белья для постели. На мешках спим, мешками укрываемся. Дочерей вскоре выдавать замуж и сына женить, а мы живём, как питекантропы! Я нигде не могу устроиться на постоянную работу, вечно в бухгалтерии то вторым, то на «малоценке» – на семидесятом счету! Ты думаешь только о себе! Я устала уже, да и не молодая. Здоровье - не железное. Куда тебя тянет снова?

- Но раньше же ты терпела, что сейчас произошло?! – с гневом выпалил отец. – А знаешь, почему я езжу? Вспомни Болгарию, там всё у нас с тобой было, и дом, и в доме, и работал, и ты в тепле, и добре. Вот если б не вот эта, из-за которой пришлось всё бросить, я не стал так тягать вас, а теперь не могу остановиться на выборе. Меня куда-то все зовут, только ничерта не дают. А ещё я думаю, что может у тебя здесь кто-то появился, и ты не хочешь отсюда уезжать?! Ты каждый вечер подолгу не приходишь домой, где ты шляешся?!

- Ты, Иван, совсем на старости, как я вижу, рехнулся! Я каждый вечер задерживаюсь на работе, но лишь потому, чтобы вам не мешать спать спокойно. Мне приходится по нескольку раз на счётах стучать, пересчитывая отчёты. А они очень большие и ответственные. Это же государственные деньги! А ты знаешь, что Мария приходит ко мне и помогает уже в пересчёте этих отчётов? Она уже, как заправский бухгалтер умеет на этих больших счётах работать. Да мне дома, конечно, было бы легче. Я ведь тоже человек! Тоже хочу отдыхать. А днём и приготовить дома нужно, и постирать детям и сама должна хоть как-то выглядеть. Да и огород на мне. Мария иногда помогает с участком, когда дома. Но она - болеет. А от Зины - толку не много! Поговори с дочерью, может совесть проснётся у Зинаиды!?

А то, что задерживаюсь, так чтобы тебе не мешать. Ты всегда бурчишь, что свет горит и шумлю. Лучше бы решил свои вопросы, не таскать нас по всей стране. И не в дочери здесь дело! Это лишь отговорки. Может, ещё за границу нас вывезешь?! Здесь уже все области пометил!

- Тогда уходи с работы. Тебе мало, что я играю везде и на свадьбах, и на проводах, и везде, куда приглашают наш оркестр? Мало?! – гневно спросил отец.

- Я хочу работать самостоятельно, Иван! Да я и так с трудом устроилась. А теперь снова «за рыбу деньги»! Снова уезжать! Как же я устала, Иван! Возраст уже за сорок лет, а мы всё катаемся. Тебе - то самому как, не надоело?

- Мне – нет! Потому что это моя работа, мой и твой хлеб!- проговорил Иван.

Стоял вопрос отъезда из Одесской области посёлка Ивашково. И куда? Да снова в Винницкую область. Туда, где родилась Милочка. Но тогда семья жила в своём доме, а теперь его уже купили другие люди. Нет того дома! Куда переезжать? Что, снова строить дом на некоторое время?

Эти вопросы Агата в сердцах высказала мужу. Никто даже предположить не мог, что у отца возникло в голове. Как будто взбесился.

- А мне что, думаешь легко дуть в трубу, учить каждый год новый оркестр?! – спросил гневно отец. – Тебе работы нет, а я вскоре задохнусь! Ты знаешь, что у меня уже эмфизема лёгких, да ещё и астма?!

- Но ведь ты уже не служишь, уже на гражданку вышел. Зачем продолжаешь учить музыкантов? Без тебя больше некому, что ли? Иван, я не могу больше ездить! Скольких детей вырастить, выучить, лечить – всё на мне!

- Ну вот, а я значит, мимо проходил, так получается, да?!- грозно спросил Агату Иван.

- Я тебе уже сказала: ты больше не военный и мотаться нечего.

- А знаешь, мне недавно предлагали идти работать в совхозную кузницу. Там буду на горниле, подавать воздух в печь. И могу молотобойцем. Устраивает тебя, если я перейду туда работать? Я уже попробовал. Мне понравилось.

Затем сказал, что он ещё может быть парикмахером, да он и так часто подстригал и брил мужчин, которые к нему приходили либо в гости, либо по делу. И музыкантов своих подстригал. У Ивана была специальная машинка, которая быстро состригала волосы с головы полностью.

Но сейчас, не выдержав слов жены, подойдя поближе к Агате, Иван с силой ударил Агату по лицу рукой. Вскрикнув от неожиданности, Агата с широко открытыми глазами, в которых застыл и ужас, и не понимание:

- За что?! Как ты посмел поднять снова на меня руку, я же никогда ничего плохого не делала для семьи?! А если не приготовлю, так девчонки сами готовят! Что ты хочешь, чего тебе не хватает?!

- Это чтоб ты больше не заводила этот разговор! Как хочу, так и буду делать. И ты будешь со мной и точка!

Сжав зубы от обиды, Агата процедила мужу:

- Лучше скажи правду, что произошло? Ты почему меня ударил, за какие грехи?

-То ты не знаешь?! Ты думаешь, я не вижу, что тебе нравится председатель поселкового совета?! Мне уже рассказали, что ты на работе остаёшься из-за него до ночи сидишь, в то время, как в доме ветер веет в горшках!

- Да ты, я вижу дорогой, совсем с дуба рухнул! Кому я нужна в таком возрасте да ещё столько детей? Ты соображаешь, что городишь?! Иван, давай не решай вопрос переезда через надуманные причины! Пойди и разберись, но зачем же руки протягивать! Я столько промучилась – да, да! Именно промучилась, мотаясь с детьми за тобой. Теперь, когда дети подросли, спроси у них, хотят ли они так часто менять школу, место жительства! Спроси!

Марийка услышала крики родителей. Она находилась в другой комнате дома, из которого вскоре придётся тоже уезжать. Хотя кричал сильнее отец, мама говорила тише и с раздражением в голосе. Войдя к родителям в комнату, она увидела маму в слезах и щёки её горели, словно их кто натёр руками.

- Мама, что с вами?! Почему вы так ругаетесь? – спросила девочка.

- Не лезь! – закричал отец. Не видишь, мы решаем вопросы взрослых. Иди к себе. Вот Зина не суётся, хотя тоже слышала.

- Папа, что с тобой? Ты почему так ругаешься? Я же ничего такого не сказала? А Зины нет, она ещё в школе. У неё скоро экзамены и Выпускной. Она сейчас тоже страдает, ей нужно платье на Выпуск.

- Что! Какой Выпуск? Что за придумки! Не будет платьев! И Выпуска не будет! Мы уезжаем! А сейчас иди от греха подальше. Ладно, я пойду собирать партитуру и инструменты, а ты, Агата, собирай детей и вещи. Всё равно уедем. Тебя я не оставлю. Будешь упираться – убью!

Это было что-то новое! Агата работала в поселковой бухгалтерии, ведь школе она не нужна, как временная учительница. Да она и от своих сорванцов так уставала, что когда приходила из школы, куда по необходимости ходила – всегда голова раскалывалась, и зубы начинали болеть. Особенно, когда ещё Володя учился и были с ним неприятности. Сейчас с Зиной много проблем. Училась вроде неплохо, но задиристая и грубая с учителями. А работа в бухгалтерии ответственна, необходимо хорошо управляться на больших деревянных счётах. Нужно ещё и уметь так быстро посчитать отчёты, чтобы успеть сдать вовремя. Людям нужна зарплата. И Агата сидела ночами, или задерживалась на работе, чтобы домой не тащить кучу бумаг. А когда приносила работу на дом, просила иногда Марию, чтобы та перепроверила, несколько раз пересчитывая на счётах туда и обратно. И если два, или три раза сумма сходилась, они ложились спать вместе с мамой.

Но сейчас в Ивана, словно бес вселился. Раньше, такого не было. Видимо, поддался на чьи-то наговоры.

Агата осмотрелась вокруг: да что собственно тут собирать? Войдя в комнату, где Агата с Иваном находились вдвоем, там была только самодельная кровать с мешками, набитыми сеном, а вместо подушек – старые пальто и фуфайки, скрученные валиком. Одеяло им заменили большие шерстяные шали-платки. Из белья – только тканевые полоски, не обработанные и серого цвета. Дети спали на глиняных лежанках, которые Иван сам лепил, когда его селили в такие полуразвалившиеся халупки. На лежанках ни матрасов, ни простыней, ни красивых одеял. Детям подстелено под бока старое ватное одеяло, которое отдали люди, видя бедственное положение семьи, а сейчас и оно затёртое до дыр. Подушечка была только у Марийки и Милочки, да и то из старых тряпок. Всё так, как на вокзале. Ничего не нажито, ничего хорошего за всю жизнь не смогли ни купить, ни скопить.

Ремонт в доме тоже делали своими силами при помощи детей. Полы стелили, снова выносили горы земли. Ни ковров. Ни красивой посуды, ничего! Пару кастрюль, большой чугунок и глубокая сковорода - тяжёлая чугунная. Миски и ложки – деревянные, самодельные. Большой стол здесь в этом доме был, поэтому забирать его не будут, так же, как с кроватью – решено: снова останется здесь. Стульев не было никогда. Вместо них, длинные «ослоны» или скамейки, накрытые домотканым «рядном».

Детская одежда, немного, будет тяжеловатой. Но она повяжет её в узлы, скатертью и платками. Вот и все пожитки. Ведь один переезд – что пожар. Что отдаётся, что продадут, и возьмут то, без чего даже на первое время обойтись сложно.

Агата уже была опытна в этом плане. Но, Господи! Как же ей это всё до истерики надоело! Ведь уже - «за сороковник», а они не могут определиться на одном месте. После Братского, здесь в Ивашково пожили ровно год. И вот на тебе! Опять - двадцать пять! Снова собирай мешки. А по правде, мужу хватило бы работы и без учёбы новых оркестров. К нему часто приходили сладить музыку на свадьбы, крестины, проводы в армию, и на похоронную процессию, тоже часто зовут. Возвращаясь со свадеб, или крестин, Иван приносил свадебные сладкие шишки, калачи, конфетки, разные вкусности, и высыпал на стол кучу денежных бумажек! Агата, сначала, была очень довольна, ведь деньги, в такой большой семье, это - важное дело. Конечно, отыграть двое, а иногда и трое суток на свадьбе - это тяжело. Но Ивану такое дело, нравилось. Там и кормили, и платили. Да и выпить, тоже можно, не грех было пропустить рюмашку.

После этих походов Иван отсыпался. Дети не должны были даже ни кашлянуть, ни дышать, ни шороха, ни слова.

Чем старше становился Иван, тем сложнее были отношения с Агатой. Всё больше находясь дома, он очень злился на детей, на жену, да и на всех рядом живущих! Был сплошной кошмар. И если выдавалась поездка на свадьбу, или проводы в другое село, то ли город – семья морально отдыхала от этого деспотизма.

Однажды, придя после школьных занятий, домой, Марийка снова услышала крики родителей. Не вникая в смысл слов, влетела в комнату, где были родители, девочка увидела, что отец замахнулся на мать увесистым самодельным табуретом. Марийка подбежала и стала между отцом и матерью. Отец не ожидал такого поступка дочери и кинул табуретом, попав Марийке по голове. Девочка сначала схватилась руками за голову, затем упала на пол. Нет, она не потеряла сознание! Она плакала от горя! Что с отцом? Ведь она помнила его всегда таким добрым, справедливым, если он и кричал, то на Володю или Зину, когда те нашкодят. А сейчас он стал бить маму! За что? Почему?!

- Что ты, скотина, наделал?!- закричала Агата, подбежала и стала поднимать Марийку.

Иван, по всей вероятности, очень испугался и подошёл к жене, взял на руки дочку. Затем прижался колючей щекой к дочери и заплакал.

- Прости меня, дочечка! – Я же не думал, что ты встанешь между нами. Агата, возьми что-нибудь холодное приложить ей на голову.

- Сам бери и прикладывай! А я пойду врача вызывать. Что мы сами сделаем! Вдруг сотрясение, или ещё хуже разбил голову! Ты сумасшедший! Что с тобой?! И куда с тобой ехать, если ты дурной стал?!

Несколько успокоившись, когда увидели, что Марийка пришла в себя, уже спокойнее стали говорить, что дальше делать. Агата осмотрела голову Марии: нет ли травмы. Затем отвела девочку в её комнату. Марийка разрыдалась. Это были слёзы неожиданности, растерянности и детского бессилия.

14. Возвращение в Бритавку

На следующее утро, она снова заболела. Целый месяц без солнца, без улицы, без света. Как она завидовала Зинке, которая ходила в школу, встречалась с подругами и была, вроде, всем довольна. И только несколько человек из класса пришли к Марийке, принесли ей уроки, которые невозможно было делать, потому что совсем нельзя напрягать глаза. Но Марийка и читала, и учила всё наизусть. Писать не могла, так как чернильница стояла на столе, а в постель её не возьмёшь, так как может пролиться. Ведь ручка перьевая, и чернильница, вроде – непроливайка, только иногда, переворачивалась и выливались тёмные чернила. Но ей не обязательно даже было писать. Главное, что все правила и темы она знала - на отлично. Сейчас, в этой школе Ивашково, Марийку в классе очень уважали. В отличие от того посёлка Братское, где её унижали, оскорбляли, и, откровенно издевались, здесь же все были с мозгами. И девочка училась отлично. Её освобождали от написания диктантов или сочинений. Учитель немец - Цехмистер Александр Гюнтаревич относился к девочке с пониманием. Сочувствовал, что страдала глазной болезнью, не напрягал её лишний раз. Проводя классные диктанты, выходя из класса в учительскую, поднимал Марию и поручал ей ходить по классу и диктовать текст ученикам. Ведь она, всё равно, напишет - на отлично. Марийка была не строгой «училкой», подходила к каждому и помогала с трудными словами, или знаками препинания.

Вернувшись в класс, учитель спрашивал её:

- Ну, Мария Ивановна, многие у тебя подсмотрели, как нужно писать?

- Ну, нет, не многие. Я просто их понимаю, им трудно. Они же старались, а многое не знают.

- Кому подсказала, признайся, чтоб я знал, кого нужно подтянуть, или ты посоветуй.

Марийка настолько была удивлена, и поначалу молчала, затем просто и открыто говорила:

-А пускай те, кто не знает правил, поднимутся и сами скажут, что им не понятно, может, и я сама им помогу.

- А тебе Мария, не сложно с твоим заболеванием? Почему ты знаешь, а они не знают? Что ты скажешь на это?

- Я не вижу, как они учат уроки. Может, некому помочь им? У меня, всё-таки, есть старшие и брат, и сестра, они мне помогали.

- Вот молодец! Ты не играла в куклы, а вместе со старшими читала и писала, а эти просто настоящие лодыри! Лентяи! Нужно вызывать родителей в школу.

Марийка смутилась и уже раскаивалась, что сказала, что помогала. Но учитель же всё видит и понимает. Не скрыть от него ничего.

Так и получилось. Поднялись две ученицы, и даже три ученика. Да им и подниматься не нужно было, учитель чётко знал, кого нужно тянуть за уши. Но за откровенность и разумное взрослое решение девочкой – он был доволен. Если бы он только знал, что происходит в семье девочки! Но Марийка не могла сказать. Ей было и стыдно, и горько.

Труднее всего ещё то, что иностранный язык был совсем иной – немецкий. Нужно было привыкать к «Дер,Ди,Дас» и вообще, после английского мягкого произношения было невыносимо слушать эти резкие слова. Преподавал этот язык естественно – Цехмистер учитель и русского, и украинского языков. Постепенно вникая, Мария стала привыкать к произношению слов на немецком языке. Уже не так смешно было, когда учитель злился и выкрикивал на чужом произношении ругательства на детей. Был он несдержанный, а иногда - невыносим. К Марийке относился лояльно, поскольку она не с первого класса в этой школе.

А Мария, назло всем невзгодам, болезни - расцветала, с каждым годом становилась такой хорошенькой. Отец, несколько успокоившись, всё же, старался, учил её игре на гитаре. Правда, гитара была - ужасно большая, с неудобным грифом и, к тому же ещё и тяжёлой. Со временем Иван где-то раздобыл небольшую и красивую гитару, с более удобными и грифом, и колками, и лады не такие режущие. Поначалу струны впивались больно в кожу пальчиков. А руки у девочки маленькие, пальчики совсем миниатюрные. Многие аккорды не получались. Тогда вступали в защиту слёзы и нервы. С отцом она не могла долго находиться, он злился, ругал её. Но видя, как дочка старается учиться игре на инструменте, снисходительно говорил:

- Ничего, дочка, мы с тобой ещё дадим жару на сцене клуба! Нас закидают цветами и подарками, не плачь! Всё пройдёт. Кожа вскоре загрубеет и не будет так больно.

И, правда, становилось всё легче и проще с каждой игрой. Вскоре она уже играла разные песенки, например «Нич яка мисячна», «Цыганочку», «Соколовский хор у яра» и несколько полек, пока ещё вторую партию. Отец играл на балалайке – первую партию. Получалось очень даже не плохо. И в самом деле, вскоре их дуэт с отцом объявили со сцены красивого клуба. С папой было не так страшно, Марийка почти не боялась. И вышло не просто хорошо, а замечательно! Их вызывали несколько раз « На бис!» и, когда люди, увидев её в первый раз на сцене, спрашивали: « Чья же она, такая? И откуда они появились?» - Объясняли, что эта девочка - дочка Ивана Андреевича, говорили:

- А, это вот тот, что на «дудку» играет? Понятно. Какая она маленькая и такая умничка! Как куколка! А сам то что-то не очень… Уже постарел. А был то, наверное, ого-го! Говаривали, стольких женщин окучивал! Годы…

Со временем Марийка стала сама видеть и сравнивать, какой отец был раньше и каким становился. Да и мама менялась тоже, стала полноватой, вроде даже ниже ростом. Или из-за того, что Марийка подросла.

Володя всё ещё был в Одессе. Ему шёл 18 год. А Зина оставалась такой же скаженной, как иногда, говорила мама. Потому, что Зинка и на неё кидалась с грубостями и скандалом. Марийка всегда вступалась за маму:

- Зина, ты уже совсем потеряла совесть! Ты чего с мамой ругаешься? Вот отец узнает, он тебе «всыплет»!

- А ты что, разболтаешь ему? Артистка слепая! А чего мама меня ругает? Я сама знаю, как мне жить и что делать.

- Ну, сестричка! Чего же ты меня так обзываешь? Разве я виновата, что у меня такое несчастье? Хорошо, что ты не болеешь. Но кто знает, что тебя ещё ждёт в жизни? Я ведь тоже не ожидала этого.

- Ой-ой-ой! Гляди, заплачу! Так тебе и надо. Чтоб не задавалась. Вечно ты мне стоишь поперёк дороги! Сучка малая! Ненавижу тебя!

- Да чем же я тебе так насолила? Зина, а может ты и вправду такая, как говорят родители? Ведь, посмотри, всем подряд хамишь, обзываешься, сердишься, постоянно всем не довольна? Мне никогда не хотелось тебя обижать, или делать плохо. И Володя тебя любит тоже, а ты и его всё время и ругаешь и обзываешь.

- Да! А ты знаешь, сколько денег мать шлёт этому ученику? Такое впечатление, что он один у неё! Это тебе ничего не нужно. А я взрослая почти, мне нужны новые платья, туфли, босоножки. Я же хожу, как какая-то нищенка. Ты малая, Милка тоже сопля, а мне нужно всего, да побольше! А я надеваю какие-то обноски! А этот, снова хочет нас перевозить, не взирая, что у меня Выпускной! И я на выпуске не останусь, потому, что они нищие, не могут платье мне купить! А ты говоришь: отец, отец! Чтоб он сдох! Как мне надоело ездить, менять друзей, школы! Ведь иностранные языки тоже нужно было изучать каждый раз другие. Потом узнаешь, когда станешь взрослее. Хотя ты тоже уже в седьмом классе, узнала и английский, и немецкий язык, и немного французского сейчас. И ничего толком не будешь знать, как и я! Вот они, наши родители! Только о себе думают. Не удивлюсь, если они вскоре разойдутся и о нас вообще забудут, что мы есть!

- Ну, а мы с мамой здесь причём? Да, она посылает деньги брату, но ведь он в Одессе, а там знаешь, как без денег плохо. И потом, он обещал, что отдаст, когда пойдёт на работу и будет зарабатывать.

- Да заткнись ты, надоела уже!- сердито буркнула Зинка.- Тоже мне, защитница слепая!

Господи, до чего же она была грубая и невоспитанная!

Марийка заканчивала седьмой класс, когда всё-таки они вновь переехали в тот посёлок, в Бритавку, в Винницкую область, где родилась младшая сестричка Милочка. Правда, дом был совсем другой, маленький, со скошенной задней стеной. Тот дом, где родилась Милочка, был продан чужим людям. Там было красиво, дом новый, и всё Марийке знакомое и родное. Пусть даже вредная тётка Евдонька с Васей, но они же свои, родные. Здесь же, на другом конце посёлка, а посёлок очень большой – только и того, что ближе к школе и больнице, да и поселковый Совет рядом, через дорогу, но всё было совсем не своё, чужое, убитое и не ухоженное.

- Интересно, кто же здесь жил, нужно будет спросить отца - подумала девочка, когда увидела это убогое строение. Малюсенький домишко, стены кривые, окошечки настолько крошечные, еле пропускали свет солнца. Было темно и сыро в доме, везде пыль и паутина. Никто давно там не жил…

Дом стоял на возвышенности, не далеко от главной дороги. От домика к проезжей дороге шла не широкая тропинка, по бокам которой росла высокая сорная трава: крапива, лопухи, высоченная лебеда и щирица. Прямо возле ворот находился колодец с ключевой вкусной и чистой водой. Двор был не большой, удлинённый и тянулся к воротам, к самому колодцу, имея небольшой спуск. Зимой, видимо, здесь будет хороший каток. Трава в рост Марии, настолько заросший участок, что не видно было чёрного котика, который привык в одиночестве прятаться и охотиться на мышей. С тыльной стороны дома расположен огород, тоже такой, как и в том доме, где раньше жили. И так же входил в самую лесную зону, только чуть ближе. И груши росли, и была вишня и яблоня. Земля на огороде светилась желтизной, будто солнечная, мягкая и, как говорил отец – липкая глинистая. Поэтому, как будто бы светилась. Впоследствии, когда узнали больше людей, соседей, они говорили, что здесь картошка очень хорошая растёт.

Вокруг дома были заросли высоких и густых кустов сирени. Может быть, весной и красиво, когда сирень цвела, но сейчас настолько всё запущено, ветром нанесло мусора, бумаг и сухой травы. Сзади, за домом, ступенчатая высокая терраска, спуск на соседний огород. Там видна хозяйская рука – красиво, аккуратно рассажены растения, рядочками и квадратиками. Всё тщательно полито, и ни одной сорной травинки!

Домик состоял из двух комнат: одна была не очень большая, с расположенной под стеной плитой, на которой можно готовить еду, и с грубой для обогрева, с широкой лежанкой, где можно спать. Вторая комната - через коридорчик, или сени, большая, на три окна. Там же в ней построена большая печь для выпечки хлеба и тоже с лежанкой, где, видно, спали. Окна маленькие, на четыре «шибочки» (стеклышка). Потолки - низкие, по потолку тянулась деревянная балка, или «сволок», как его называла Агата. Пол – земляной, или скорее глиняный.

Марийке совсем не понравился этот дом! Поначалу, она часто плакала, снова скучая за той школой и учениками в Ивашково. Там и дом несколько лучше, высокие потолки, стены ровные и окна большие. Был ещё большой сарай, где у отца, как всегда, находился любимый станок, всё тот же, деревообрабатывающий. Там же на самодельных полках держал партитуру и, даже, встречался с оркестрантами. Сейчас всё свалено в кучу, нужно снова разбирать и раскладывать.

Зина ничего не хотела делать. Она злилась и вообще днём уходила куда-подальше из дома. Осталось только Марийке и Милочке помогать разбирать вещи и посуду. Но что поделать? Мама тоже страдала. Марийка старалась успокоить маму, она жалела её и плакала от этого переезда. Но от Марийки ничего не зависело, оставалось только смириться, привыкать и работать.

Агата ходила, как тень. Видно, она жутко удручена и расстроена. «И что делать в этом доме? Никакого уюта не сделаешь. Куда детей класть спать? На полати? А стелить уже нечего, всё рваное и грязное. И опять заставит рыть землю, чтобы полы настилать? Да пусть он провалиться вместе со своими полами! Хочет, пусть сам и роет и стелет!»

Зайдя в большую комнату, где предстояло спать первую ночь, практически на земле, или на голой печи, потому что, как уже сказано, ничего в доме не было, Агата стала думать, где взять вещей, чтобы настелить для мягкости. Ведь и холодно и жёстко, спина и тело долго потом болят от такой «кровати». Иван успокаивал тем, что вскоре сделает кровати всем и столы и табуреты. Немного отдохнёт и начнёт точить. Агата плакала втихомолку, не могла привыкнуть. Видимо с годами ей было всё труднее привыкать к новым местам.

- Мамочка, не плачь! Я что нибудь придумаю. Вот увидишь, сделаю красоту в домике! – пообещала Марийка, видя, как страдает мама.

- Ой, моя ты придумщица. Да что ты здесь сделаешь, у нас же ничего нет.

Марийка ходила вокруг чужого, пока что, дома, собирала траву, чтобы настелить на печке для мягкости на ночлег.

Но, вскоре, после этих слов девочки, как будто кто услышал, или увидел слёзы Агаты, постучалась новая соседка, живущая впереди их дома, напротив, через небольшой огородик-палисадник. Её звали тётя Надя. Она очень полная, ходила медленно, в старом вельветовом халате и огромных тапках. Боже! Какие у неё большие ноги, округлые, толстые.

- Ну, новые соседи, здравствуйте! – тихо сказала тётя Надя.- Надолго же вы к нам? Давайте знакомиться: я - Надя, Надежда, моя старенькая мама - Прасковья. Может вам что-то нужно? Скажите, я помогу, чем смогу. У нас с мамой есть кровати железные, хоть для детей, одеяла, тоже не новые, но хорошие. Пару подушечек дам.

Марийка с удовольствием рассказала о своих домочадцах, кого и как зовут. Затем носила от соседки постельные принадлежности, посуду, а отец принёс две железные кровати, почти такие, какие в больницах, где лечилась Марийка. Ну, всё же, не на земле спать. Зина выпросила вдобавок, у тёти даже дорожку в комнату. На окошечки нацепили старые головные платки, вместо занавесок, чтобы не так ярко светил лунный свет.

Через некоторое время отец таки сделал большую кровать, деревянную, очень красивую, с резными спинками и ножками. Матраса не было, вместо этого они постелили сено и накрыли мешками. Сено было душистое и очень пахло. Марийка посыпала пол той же травой, или сеном. Ей нравилось, как трава источала аромат, и мягко было ходить по земле, вроде ковра.

А вскоре, стало известно, что отец владел ещё одним ремеслом - гончарным. Пока она не знала, что это. Хотя по истории они уже стали проходить разные ремесла первобытных людей. Оказывается, они тоже живут так, почти, как первобытные. Даже не нужно ходить далеко. Вот оно, рядом! Доисторическое время!

Иван в большой комнате, где они находились с Агатой, установил какой-то очень большой деревянный круг, а сверху на стойке ещё один кружок, намного меньше. Сел на табурет и стал раскручивать его ногами, Марийка засмеялась и спросила:

- Папа, а можно покатаешь меня, как на карусели?

- Нет, Марусечка, это не карусель, это гончарный круг. Потом увидишь, что будет.

На огороде долго выбирал место для копки грунта, как он говорил, материала для работы. Оказалось, что здесь очень хорошая маслянистая глина. Затем взял, у той же соседки Нади, корыто, залил глину водой и стал размешивать руками. Долго месил, затем оставил на ночь. На следующий день вся глина разошлась и получилась однородная жижа. Иван, сливая лишнюю воду, снова месил, постепенно сгущая месиво. Получился большой комок, как тесто. Оторвав кусок колобка, прилепил на стойку, установленную на гончарном круге, стал раскручивать его ногами. Руками он выделывал какие то виртуозные жесты. Вдруг из глины получилась высокая ваза или кувшин. Иван умело ровнял, вытягивая и определяя высоту, окружность и правильность посудины. Получился самый натуральный кувшинчик! Марийка не могла оторвать глаз от этого действа! Всё делалось на каком-то волшебном и чудодейственном круге, который Мария видела впервые. А отец уже выделывает такие кренделя.

Какой же он - молодец, её отец! Хоть иногда и бывает жестокий, не сдержанный, но всё равно, сколько всего он умеет!

Так Иван изготовил множество тарелочек, кувшинов, макотры, миски - глубокие и мелкие. Затем срезал их с круга леской и ставил на просушку вокруг дома на чистую землю. Но дальше было ещё более удивительное чудо! Выкопав не очень глубокую яму, похожую на печь, он обмазал её негустым глиняным раствором и, затем, зажёг там дрова, чтобы печка просохла. Так несколько раз проделал, чтобы печь не осыпалась. Чиринь - так называлась выстилка печи – была ровная и широкая. Впоследствии отец стал укладывать много дров в печь и жечь, чтобы там получилась высокая температура.

На это чудо он пригласил посмотреть и наших соседей и других людей. Ожидая чуда, вели неспешные разговоры, пока печка нагревалась. Вскоре дрова стали прогорать. Иван принёс все кувшины и посуду и стал бережно укладывать в печи, для обжига. Если кто видел доменную печь, то это было, почти, то же самое! Вскоре сгустились сумерки, а это и был тот сюрприз: все кувшины, чашечки, посуда в печи разогрелись и светились так, как фонари! Ух, до чего же было красиво и жарко!

Через некоторое время всё стало темнеть и затухать. Это означало, что посуда уже прошла обжиг. Теперь это настоящая глиняная посуда, из которой можно и есть, и наливать воду и молоко.

Этими вещами Иван задаривал соседей и всех, кто встретил семью и помог в те трудные дни переезда! Все ушли домой весьма довольны. Потом даже приходили и уже заказывали за деньги всё, что кому нужно. И для базара тоже посуда была готова, только Иван ещё и разрисовывал для продажи. Так и выживали, пока Агата искала работу.

Иван тоже время от времени встречался с бывшими музыкантами. Снова собирал оркестр. Вспоминали молодость и репетировали новые музыкальные произведения.

Единственно, кого для полного состава оркестра не хватало – барабанщика. Случайно встретив поселкового почтальона дядю Сеньку, как его называли, предложили ему научиться игре на барабане. Дядя Сенька – инвалид, у него правая рука сильно сжата в кулак и только два пальца двигались с трудом. Но, несмотря на это, он виртуозно доставал письма, газеты и журналы, отдавал всем тем, кому они адресованы. Грамотно и быстро отсчитывал деньги, которые приносил пенсионерам. Будучи инвалидом с детства, его уважали и даже любили за не злобный характер и своевременную доставку почты. И он с удовольствием принял такое Иваново приглашение. Вскоре, весь оркестр был укомплектован, все были в сборе. Вот только вопрос подготовки стоял: где обучить этот коллектив?

Помог в этом вопросе поселковый совет: договорились с церковным батюшкой на разрешение выделить комнатку при церкви, которая располагалась в центре посёлка. Церковь была высокая, красивая, ухоженная и действующая, на то время с крестами и колоколами. И это было необычно для того времени…

Двор церковный - довольно широкий, всегда чистый, засажен кустарниками и цветами. Их росло очень много, по всему периметру территории. Марийке казалось, что в этой церкви живут таинственные люди, странные, и очень немногословные. Если изредка и удавалось кого-то увидеть издали, от них шла необычная энергетика. Хотелось просто смотреть на них, даже не говоря ни слова.

Но вот в сердце церковного двора было несколько запущенных, жутко захламлённых помещений, где Ивану разрешили заниматься с оркестрантами. Все вместе с музыкантами разбирали и вывозили хлам и мусор на поселковую свалку. Затем прибрали окна, помыли комнату-студию и начали подготовку к выступлениям и праздникам. Иван был доволен, что вопрос решился в его пользу. За столь короткое время удалось собрать оркестр, наладить и определиться с помещением, а также подготовить новых музыкантов для игры в коллективе. А это не такое простое дело. И дома тоже нужно было заниматься изготовлением деревянных и гончарных изделий. Старался, работал, как говорят - в поте лица. Видимо, пытался загладить вину в отношении жены. Да и с детьми нужно было наладить нормальные отношения. Они уже стали взрослее, а значит, спуску не дадут. Вскоре так и произошло…

15. Володя - пограничник

Март следующего года стоял прохладный и снежный. Но в Одессе, как всегда - сыро, ветрено, хоть и плюсовая температура.

Володя вместе с другом Колей шёл в своё общежитие и размышлял вслух:

- Как же сказать матери, что мне нужны снова деньги? Ведь скоро защита, сдача экзаменов и выпуск, а у меня ни копья за душой? И мать что-то и не пишет, и не шлёт денег?

Володя редко ходил по городу один. С ним вместе всегда был Николай. Он ниже ростом, светловолосый с голубыми, почти бесцветными глазами, тогда как Володя - шатен, с красивыми зелёными глазами и черными, несколько густоватыми, но красивыми бровями. С Колей они просто не-разлей-вода. Везде и всюду - вместе. Коля часто поддерживал и успокаивал Володю, когда что-то не получалось. Вот и сейчас, парень не остался безучастным:

- Володя, послушай, - сказал Коля, - а чего бы тебе не пойти, да не подзаработать где-нибудь у кого-то? Понимаешь, если мама молчит, не пишет, возможно, что-то произошло?

- Да кто же меня допустит куда–нибудь? Что я умею? Ну, знаю электроустановки, утюги, розетки и выключатели, и что? Кто меня пустит в сеть к себе, или на предприятие? Нужно защититься, потом уже решать, что делать.

-А причём здесь предприятие? Пошли вместе напишем объявление, что можем заменить электроустановку, и будешь независим от папы с мамой. У тебя же ещё есть сестры и, притом, не мало, как ты рассказывал. Давай с тобой пойдём да подзаработаем у старичков, у одиноких «молодух»?

- А знаешь, Коля, ты прав. Конечно, пойдём, но мне кажется, я должен съездить домой. Ты займи мне несколько рублей на билет. Здесь не далеко, и не дорого. Займёшь?

- Занять то я займу, а ты вернёшься обратно?

- Хочешь, поехали со мной! Отпросимся у мастера и поедем на пару дней. Что-то мне не спокойно на душе. Видно отец снова взялся за своё, и не разрешает матери, или работать, или не отдаёт деньги.

- А давай съездим! – согласился Николай.

Вот только мастер Колю не отпустил, а одного Владимира, но с учётом отработки заданий.

Поезд «Одесса-Кодыма» едет всего 12 часов. От Кодымы – районного центра идёт автобус на посёлок Ивашково, и дальше на Бритавку, куда, как узнал Володя, родители снова переехали из Ивашково… Правда, в том, так сказать, «новом доме» Володя ещё не был и ничего не видел.

Поезд - плацкартный, и людей не много. Но в купе сидели две женщины среднего возраста и одна молодая симпатичная девушка. Войдя в купе, Володя поприветствовал сидящих, бегло взглянул на девушку и, несколько смутился, так как девочка ему понравилась.

Через некоторое время, когда уже расселись и получили постель, вошла молодая проводница и спросила о вечернем чае. Все согласились. Стали готовить на стол. Тогда-то Володя и познакомился с девушкой. Звали её Паша (Прасковья). Она родом из посёлка Ивашково. Там у неё родители и младший брат. А сама она живёт сейчас в Одессе и работает на Привозе, в магазине продавцом канцелярии. Так они и разговорились, кто и откуда. Оказалось, что Паша слышала от родителей о Володином отце и семье, они же, какое-то время, там жили и что отец у Володи на «дудку играет».

Несколько раз они выходили в тамбур, чтобы поговорить, поскольку в купе сидели две женщины, и им не хотелось показывать свою симпатию перед людьми. Через некоторое время они уже не только обнимали друг друга, но и даже, поцеловались. Володя был на седьмом небе от счастья! Эта девушка овладела его сердцем и душой. Теперь он уже не хотел, чтобы поезд ехал скорее…

Но на утро, пришлось расставаться, так как Ивашково раньше, чем Бритавка. Прощаясь с Пашей, Володя пообещал, что найдёт её и на Привозе, и в Ивашково.

Отыскав дом в Бритавке, Володя, согнувшись в дверном проёме, вошёл внутрь дома. Иван с чувством явного недовольства поднялся, обнял сына. Агаты дома не было. Она всё-таки устроилась в Заготконтору, заготовителем. У неё в наличии своя лошадь, повозка. Агата ездила по посёлку собирала стекло, бумагу, старые тряпки, куриные яйца. А через некоторое время на количество собранного материала поступали красивые головные шали, ткани, книги, обои, ковры, и многое другое. Это были дефицитные предметы домашнего обихода. Даже косметику и сапожки тоже имела в наличии эта контора. Агата стала нужным человеком. Все старались ей угодить, угостить, кто завтраком, кто ужином, а кто и рюмочкой. Это жутко не нравилось Ивану, когда Агата приезжала с «запашком».

Из-за этого Иван часто распускал руки, стал избивать жену, а тут ещё узнал, что Агата хотела выслать деньги сыну в Одессу, так вообще рассвирепел. Нанёс ей несколько ударов в грудь. Агата долго отходила от этого, не могла показываться на люди. Об этом брату рассказала в письме Зина. Но тогда брат не мог приехать, так как был самый разгар учёбы, Но сейчас сын почувствовал, что недовольство Ивана так и сквозит вопросом: «Чего ты приехал?». Так и вышло. Иван сначала тихо и смиренно спросил сына, что произошло, что он приехал?

- Пап, а ты что, недоволен, что я дома появился? И что у вас тут происходит? И как ты выбирал дом? Почему в свой не поехали?

- А ты что думаешь, что я хотел сюда?- сказал Иван. – Дом-то мы тогда продали людям, я же не могу снова прийти и забрать. Будем сейчас пока здесь. Мне написали, что здесь не хватает музыкантов, кто уехал, кто умер, кто состарился. Играть некому. Вот я решил и снова в родной посёлок вернулся. Возможно, это будет последнее место, где я окопаюсь. Мне дали свободное жильё, что было. А со временем отремонтирую дом или что-то приобрету, посмотрим.

- Мать-то где?- спросил Володя. – Почему она мне не пишет, как раньше? Ведь мне же не безразлично, что у вас и как.

- А что тебе ещё интересно?- спросил Иван с негодованием.- Ты думаешь, я не знаю, чего ты приволокся, тебе деньги нужны, да?!

- А хотя бы и так,- ответил Володя. - А что, мне не положено денег, я же ведь учусь?! А уж потом закончу, пойду на работу и верну вам всё с лихвой! Ну, а пока, мне нужно за что-то жить и доучиться.

- А ни хрена ты не получишь! – закричал Иван. - Можешь уже и сам зарабатывать.

- Папа, да я согласен зарабатывать, но, узнай, кто и где принимает учеников ремесленного училища без окончания учёбы. Да ещё и времени нет, нужно готовиться к занятиям, к экзаменам, к защите! Ты думаешь, это так всё просто?

- А ты думаешь, что когда я учился в Харькове в музыкальном, мне хоть кто-то помогал? И впоследствии перевёлся в Киев, чтобы поближе к матери быть, для того, чтобы ей помогать, а мне она ни копейки не давала. У меня тоже ещё две сестры росли. Так я разгружал вагоны с углём, работал сапожником, парикмахером. Да чего я только не делал. Печки людям лепил, стены и заборы красил и даже окна мыл! А ты что, хочешь сразу, чтобы тебе всё свалилось, как манна с небес?! Сын, не зли меня! И мать мне всегда говорила: «Ты мужик, ты и будешь сам крутиться и зарабатывать! Иначе, зачем тебе носить штаны?!» А ты посмотри, у тебя ещё три сестры, одна очень часто болеет, а мы переехали только недавно. У нас ничего нет. А тут ты нарисовался – дайте денег, я бедненький!

Некоторое время Володя осмысливал то, о чём сказал отец. Затем тихо с нажимом спросил:

- А зачем нужно было таскать семью, снова, по всей Украине? Зачем вы уехали из Ивашково! Зачем уехали из Братского! Из Николаева! Отец, этому будет, когда нибудь, конец?!

- Не твоё собачье дело, чего я перевёз всех! Тебя уже это не касается!

- То есть, как это « Не касается»?! Ты что, вычеркнул меня из семьи? Я что, уже не свой?

- Нет, я в том смысле, что ты вырос, сын, ты уехал, учишься. Какая теперь тебе разница, кто и куда переехал. Ты вскоре встретишь девушку, женишься. У тебя будет своя жизнь. Ну а мы будем с девчонками как-то дальше жить. Мать вон еле-еле нашла работу.

- Так ведь ты же виноват в этом – сказал Володя. – Сколько можно её таскать из области в область? Тебе - хорошо, ты знаешь своё дело, а матери остаётся только самое худшее! Вот где она сейчас и что делает?

- Пошёл ты знаешь куда?! – вскричал Иван. – Иди и сам ищи свою спасительницу. Если бы она была порядочной…

Тут Володя, как ни горько, не сдержался и со всей силы залепил отцу затрещину, да по лицу. Да как-то так сильно, что у отца потекла кровь из выступающего места скулы, где косточка щеки. Отец от неожиданности даже сказать уже не мог ничего. Он выбежал из комнаты, и пошёл по посёлку рассказывать и показывать всем соседям и всем, кто его знал, как его сын, приехав, избил.

- Посмотрите, до чего дошло! Я его растил, его любил, учил, а он мне по лицу кулаком!

На то несчастье появилась Агата, ведущая под уздцы лошадку, так как повозка была нагружена всякими вещами. Оказывается, мать вызвали в центр района и там давали инструктаж по работе. Поэтому она задержалась. Увидев, что приехал сын, она заплакала, и усталым голосом спросила:

- Случилось чего, что ты приехал?

- Да вот приехал и узнал, что вы уже на новом месте. И что ты на работе, как каторжная. Да и денег я давно не получал, мама, ты же знаешь - это Одесса, где всё нужно покупать. Стипендия 12 рублей, что за неё купишь?

- Но я хотела послать тебе деньги. Отец перехватил письмо на почте и не пропустил перевод. Да ещё и побил меня за это.

- Значит, я залепил ему не зря! Думал просить прощения, но теперь не буду.

- Как! Вы подрались с отцом?! Да ты что!- Запричитала мать.- Ну, теперь он меня со свету изживёт, когда ты уедешь!

- Да пусть попробует! Я ему выскажу. Если будет тебя обижать, я снова приеду и тогда уж не знаю, что сделаю!

Пришёл Иван. Он был очень расстроен, щека немного вспухла. Кровь засохла на щеке и на не выбритой щетине.

- Ага, появилась! Где это ты лазила, что целый день не была дома? Девчонки не ели, я голодный! Вон твоя защита приехала, и смотри, что учудил, а? Эх, молодёжь! Спасибо, сынок, не думал, что доживу до этого!

- Отец, а мать то ты за что лупишь?! – спросил, сверкнув глазами, Володя.

- Ага, уже пожаловалась! Ну конечно, как гулять ночами, домой не приходить, так это хорошо. Вот и получила за это!

- Не ври, батька! - Закричал Володя.- Мать объяснила причину. Тебе жаль денег для меня, тебя все раздражают! А когда ты на свадьбах играешь, не то, что ночами, неделями не появляешься!? И не говори, что тебе трудно, что ты устаёшь! Я с тобой не раз был на свадьбах, видел, да и многие об этом судачили, как ты «страдаешь»! Мы все играем, а ты ходишь баб чужих лапаешь!

- Ах, ты ж сопляк! Ах ты, сучий сын, мальчишка! Что же ты такое говоришь?!

- А ты не злись, Иван! Я уже обо всём давно знала. Просто никогда тебе не говорила, ведь я же понимаю, я не Ольга, да и ты не любил меня никогда. Просто я была для тебя удобный причал.

Только после этих слов Иван посмотрел на жену как-то, по-особенному. Он и не знал, что ей обо всём известно. Оказывается, она терпела его только за то, что - дети. И всё же любила его, дурака.

«Вот же идиот» - подумал Иван.- «Что же я такой ненормальный стал? Я же, пусть не сильно, но люблю Агату. Да, она став старше, располнела. На ногах появились косточки, выпятились из туфель, раньше этого не было. Одежда поношена, совсем не свежая и не новая. Юбка широкая, бабья, вязаная, кофта, накинутая на старенькую тонкую блузу с обломанными пуговицами. Изменилась и её походка. Стала грузная, осунувшееся лицо. Глаза, некогда красивые, зелёные с чёрными бровями, стали вроде серовато-зелёные и очень грустные. Жаль. Господи! Неужели жизнь уже прошла? Я же старше на 14 лет, а её старухой сделал! Бедная моя, Агата!»

На это он, как-то исподволь, посмотрел и увидел, что стало с ними! Сам - то он тоже поседел, волосы поредели. Плеши не было, но лицо тоже осунулось и постарело. Субтильный от природы, он стал ещё худее. Кушал много, но всё горело, как в огне. Ему уже давно нездоровилось. По ночам он часто и очень натужно кашлял, спать старался на полусогнутых ногах под животом, «домиком». Так ему легче было дышать, и кашель не так мучил. Прогрессировала эмфизема лёгких, болезнь духовиков и оперных певцов. Подключилась ещё и астма, что очень отягощало состояние.

Агата, в последнее время, всё чаще спала с Милочкой, которую, как Марийке казалось, любила больше всех. Мать сама говорила, что она маленькая, поэтому и оберегает её. Но время шло. Милочке уже исполнилось семь лет. Всё это время, Милочка была на попечении Марийки. Сестра Зина, как всегда, игнорировала младшенькую сестричку, ссылаясь на занятость.

Володя тем временем вышел в посёлок прогуляться. Отец лёг в кровать, натужно кашляя, и отхаркиваясь, плевал, куда попало.

- Иван, ну неужели нельзя взять платок и плевать в него? – не раз говорила Агата, чтобы не было оплёвано всё то, что на глаза попадалось.

Только муж грубо отвечал что-то матери и продолжал делать так, как ему было удобно. Ведь он курил очень много, как паровоз. И вроде в магазине были папиросы, в то время продавали «Приму», «Беломор - канал», но он, по привычке, из фронтового прошлого, курил махорку, скручивая небольшие самокрутки из газетной бумаги. Дым был смрадным, газеты с типографскими рисунками и печатным шрифтом, а эта краска так воняла и, наверняка была вредной. От этого отцу становилось ещё хуже. Но он упёртый, делал всегда так, как ему нравилось. Часто курил в присутствии всех детёй, задымляя всё в комнатах. Не всегда окна можно было открыть и проветрить, они чаще всего, были глухие. И приходилось раскрывать настежь все двери, чтобы впустить свежий воздух в дом. Только одежда, стены и даже посуда пропитывались этим запахом. И сам Иван источал неприятный дух, прокуренный и уже очень не здоровый…

Всё это Володя тоже знал. Прожив много времени вне семьи, он увидел другой образ жизни, совершенно другое отношение в семье. Часто задумывался, что не всё так ладно, или просто ужасающе в его доме. Поэтому решил: сразу, после учёбы, он домой не вернётся.

Ранним утром Володя пустился в обратный путь в Одессу. Мать выделила ему, взяв из общественных денег, пятьдесят рублей, что считалось приличной суммой.

Вскоре пришла пора экзаменов. Володя успешно всё сдал, получил документ об образовании. Первую фотографию он прислал домой и подписал так: «Сёстрам и маме на память! г. Одесса, 1965 год».

Марийка часто засматривалась на красивое, юное и ухоженное лицо брата на этой фотографии. Не зря девчонки из посёлка спрашивали, когда Володя приедет. Марийка только посмеивалась, зная причину этого любопытства.

Но вот наступила осень. Володя, всё же, приехал домой, но как оказалось, совсем ненадолго. Повестка в армию на осенний призыв.

Тут Иван уже немного смягчился и сказал, что проводы будут на высшем уровне и проводят как нужно.

Три дня играла музыка! Приехали тётя Ася с дядей Сеней, тётя Дуся с Васей, который старше Володи, а в армию его не взяли, и он готовился жениться. Кумовья Рижко Петя с Юлей и с повзрослевшими девочками старшеклассницами. И ещё очень много гостей, которые Марийке не были известны.

На столах – чего только не было! Агата на работе в своём неиссякаемом Центре расстаралась, много привезла вкусностей. Многое люди тоже принесли: кто курицу, кто гуся, или сала свиного. Очень соблазнительно пахли голубцы, картошка с селёдочкой. Марийка наелась за всю свою короткую жизнь! Милочка таскала сладости и не отходила от мамы. Все веселились, танцевали. А в понедельник поехали на станцию, где Володю, уже постриженного с вещами ожидал командир и забрал его в вагон поезда. Марийка увидела своего братика с лысой головой, но всё равно он был для неё красавцем. Жаль, что долго теперь его не увидит…

Долго мама плакала по ночам. Сердце видимо чувствовало недоброе. Но, а пока, нужно было смириться и ждать сына из армии.

Володю направили на службу пограничником в город Ленинакан, в Армению. Прослужив какое-то время, его перевели в Спитак. Впоследствии он написал домой, что служит на турецкой границе, где очень неспокойно. Часто диверсанты пытаются перейти границу. Бывает, что даже стреляют.

Очень долго, где-то месяца четыре от Володи - ни слова, ни весточки. Мать снова плакала, волновалась. Отец успокаивал, что всё нормально, дескать, он служивый, ничего не случится. Если что-то случится, командование известит. Он же знает порядки в армейской жизни.

Однажды утром пришёл дядя Сеня почтальон, и вручил Агате голубой конверт, от командования части, где служил Володя. Агата разрыдалась! Она как почувствовала, что-то случилось! Открыв конверт, несколько успокоилась. Оказывается, Володя, находясь на границе, из-за внезапной сильной перестрелки, получил ранение в колено и лежит в военном госпитале после операции. Вскоре он оправится и будет комиссован домой.

Прошёл только год службы брата. В конце лета 1966 года Владимир был у ворот дома.

Если кто видел пограничника в военном обмундировании, с красивым мужественным лицом, тёмно-зелёными глазами и черными бровями в фуражке зелёного цвета – то это был Марийкин братик! Господи! До чего же он вытянулся, стал стройный, просто красавец! Но вот только прихрамывал на правую ногу. Но это - не являлось каким–то большим недостатком, скорее наоборот: он подчёркнуто гордился армейским ранением и поселковые девчонки снова доставали Марийку!

- Марийка, передай, пожалуйста, брату письмо от меня - просила светловолосая русалка Люся. Только, пожалуйста, побыстрее! Мне очень нужно!

Володя не читая, рвал и выбрасывал в мусор все письма, записки. Дошло до того, что матери девчонок, которым Володя сильно приглянулся, стали приносить яйца, сало, чеснок и картошку. Всё, чем можно было зацепить маму или отца. Но…не родители решают, кого ему любить.

И однажды Володя, не сказав ни слова, исчез на несколько дней. Только позже узнали, куда он пропал…

16. Женитьба Володи

Оказалось, братишка уехал в Ивашково на встречу с Пашей, с той девушкой, что познакомился в поезде. Он помнил адрес, где должна жить семья девушки.

Паша на то время находилась дома. Увидев парня в форме пограничника, она сильно удивилась, но и к тому же, обрадовалась. Затем спросила:

- А ты зачем приехал? И почему не предупредил?

- Неужели я здесь не ко двору? – спросил Володя.- Ты не рада меня видеть, Паша?

- Да нет, не обижайся! Я просто не ожидала. Заходи, познакомлю тебя со своим братом.

Оказалось, что за это время, пока Володя заканчивал учёбу и был в армии, Паша успела выйти замуж и развестись. Володя об этом узнал позднее. Но это ничего не меняло. Уж очень она его тогда привлекла к себе.

И вроде ничего особенного не было в этой девчонке. Не высокая, чуть ссутулившись, она тихонько вошла в дом к родителям Володи, когда он решил её привезти домой для знакомства. Одета скромно, правда юбочка обтягивала ляжки ножек, которые были немного кривоваты, как сказал Иван: колесом. Лицо миленькое, смугловатое. Наверное, загар одесского Привоза никак не отмывался. Глаза были маленькие, несколько узковаты, чайного цвета, как у южан. Хотя родные не были азиатами. Волосы не густые, каштановые. Слегка завитые. Губы пухленькие и розовые, слегка подкрашенные. Ровный ряд зубов, виден был, когда Паша смущённо улыбалась. Руки были красивой формы, но очень красные, обветренные и вроде, как шелушились.

Марийка смотрела на невесту брата и думала:

« А ведь Галка и то красивее! Да и мама её часто приносила то булочки, то сахар, то орехи. А эта приехала без ничего и ещё братика заберёт!»

Но сердцу не прикажешь. Володя объявил, что они с Пашей решили пожениться. Свадьба будет сначала у нас, а затем в Ивашково.

И стали готовиться к свадьбе. Ох, и много же было хлопот даже девочкам! Нужно привести в порядок двор, участок, возле улицы - всё вымести, где подкопать, подкрасить, подбелить. Марийка набрала семян цветов ещё в прошлом году, где видела красивые цветущие растения. Посеяла у себя во дворе. Было очень красиво, и душистая петунья, и чернобривцы, и матиола вечерами радовали глаз и ноздри!

Агата просто валилась с ног. Всё нужно было купить для сына и невесты, приготовить стол. Решили даже сами самогон гнать, чтобы сэкономить, хоть на этом. Отец немного повеселел, радовался, что сын наконец-то будет пристроен в надёжных руках этой Паши. Она была одногодка с Володей, но, как правило, девчата всегда старше по духу.

Наконец–то, в доме поменяли обои, покрасили и вымыли окна, двери, ворота, даже колодец покрасили в красивый зелёный с цветами ободок. Было свежо и нарядно! Отец привёз несколько машин жёлтого яркого песочка, и засыпали вход в ворота и двор перед домом. Боже! До чего же стало уютно и красиво! Марийке нравилось видеть такую красоту! Зина фыркала, сердилась из-за непосильных заданий. Ей совершенно не понравилась Паша.

- Вот увидите, она такая хитрая лиса, что ещё сама сюда переедет. И вообще, что он в ней нашёл, крыса крысой! Дурень!

- А тебе то что?- говорила мать.- Вот и ты влюбишься, и никто тебе ничего не сможет перечить. Пусть попробует. Поживут, а там посмотрим, кто и чего стоит.

Наконец пришёл день свадьбы! Чуть ли не весь посёлок был у их ворот! Народу - не протолкнуться. Ведь невеста-то чужая. Кто она, откуда и чья же, чем взяла такого парня? У них такие девочки красавицы, а он женится на невзрачной и чужой.

Марийка краешком уха слышала эти разговоры и тоже была согласна с людьми. Ведь Володя даже не нагулялся на свободе, ещё нога болела, а он уже женится. Дурачок. Хоть бы эта Паша не обидела братика!

Три дня Иван переливался трелями, играя на свадьбе сына! Он был счастлив, что дожил до этого времени. Часто музыканты играли сами без него. Играли красиво, торжественно и без ошибок! А Иван крутился возле гостей, приглашал, наливал, даже танцевал с тётей Асей.

- А что, Иван, твой сын младше Васьки, а уже женится, теперь нужно будет свадьбу справлять для нашего Василия. Сможешь отыграть у него?

-Тю-ю, на тебя, Ася! – а чего же не смогу?! Я что, так плохо выгляжу? Это я просто чересчур устал. А вообще-то я ещё - ого-го!

- Да знаю, знаю! Хвастун! Ну, вот так и хорошо! Значит, переженим хлопцев, затем девчонок замуж отдадим. А сами будем сидеть и семечки плевать на старости лет.

- Ну, уж сказанула, сестра! Девчатам ещё далеко до замужества. Пускай растут, набираются ума.

Три дня гудела свадьба! Все что-то там кричали, что-то дарили, носили в пакетах и узлах. После этого, Володя с Пашей, когда сняли фату, сидели и подсчитывали, сколько им чего подарили. У Паши лицо было не очень довольное:

- Что это они по 5 рублей кидали на подарок? Разве это подарок для молодых?

- Ну и что? Пусть так, что кинули, то и наше! - нежно отвечал Володя.- Главное, что свадьба прошла хорошо. Теперь поедем к тебе. А все ли поедут в Ивашково, или?..

Вот тут-то и нужно остановиться.

- Не все. Только твои родители, сёстры и ещё пару человек. Просто у нас много своих гостей. Да и не забывай, я уже была замужем, там об этом помнят.

Володя услышал об этом впервые…

- А когда это ты успела выйти замуж? И за кого ты выходила? И где он? – с горькой ноткой в голосе спросил Володя. Эта новость острым ножом резанула ему по сердцу, и он сжался в комок, ждал ответа от Паши. Только по всему видно, что эта невеста не рада была этому замужеству тоже.

- Да так, по глупости. Сразу понравился, ты же ведь не писал долго. Я думала - забыл. Вот я и сглупила. Не волнуйся, он уехал далеко. Мешать не будет.

Поехали в Ивашково тётя Ася с мужем, Евдонька с Васей и Марийка со своей семьей. Свадьба в Ивашково, даже вспомнить нечего! Настолько «постная», скучная, люди были какие-то зажатые, невеселые. С большой осторожностью разговаривали с родными Володи, с сёстрами Ивана, или с кем другим.

Тут заметили, что, вдруг, Васька куда-то нечаянно исчез.

Евдонька бегала, спрашивала у новой свояченицы, не видела и не знает ли она, куда её сын подевался? Ну, Евдонька, снова в своём репертуаре, без тормозов. Но как на грех, оказалось, что новая «родычка» (родственница укр.) видела, как Вася встретился взглядом с девушкой, высокой и миловидной, и рядом, совсем не далеко живущей. Зовут её Оксана или Ксеня. Они медленно пошли с ней в сторону парка.

-Теперь им не до вашей свадьбы. Как бы вскоре не было второй свадьбы, но уже Василия.

Один день отыграли свадьбу в Ивашково. И со страшной зелёной скукой вернулись домой. Володя вскоре приехал, собрал свои пожитки всё, что у него было, и переехал «у прыймы» в дом к Паше.

Выйдя замуж за Володю, Паша ездила в Одессу, по–прежнему, работать на Привозе. Володя уговаривал уволиться и не работать там, потому что были сложные моменты и ограблений, и угроз, и драк. Но в посёлке ей не хотелось оставаться. Сам Володя устроился в местном РСУ электриком. Работал хоть и добросовестно, но было тяжело, тянули линии электропередач. Только когда лил дождь, они не поднимались на столбы. Опасно. А так постоянно, практически, без выходных. Ведь мало ещё было проведено электричества. Приходил домой и сам ложился в постель, без жены. Сам варил себе еду, ну иногда, тёща приносила ему что-то вкусное, чего он не приготовил бы. Затем посоветовала Володе бросать работу здесь и ехать к Паше. Там снимут квартиру и вместе будут, рядом. И видеть и знать друг о дружке больше. Сначала Володя не придал значения словам тёщи. Но отпросился на работе и решил съездить к жене в рабочий день на Привоз.

Подъехав на автобусе на автовокзал, Володя направился к Привозу. Вдруг увидел знакомую фигурку и знакомую кофточку. Это была его Паша. Она шла в сторону Дерибасовской, да вот только - не одна… С ней был высокий, красивый с усиками морячок, который обнимал Пашу за талию. Она нежно прижималась и весело улыбалась, что-то говорила ему на ухо. Тот кивал и тоже, склоняясь к Паше, почти целовал её в щеку.

Кровь ударила в лицо молодому мужчине! Сердце так заколотилось, что, казалось, рельсы задрожали от этого стука. Только Паша этого не знала. Куда же они направились?

Володя решил пойти на рабочее место, где торговала Паша. Соседка, которая рядом торговала в палатке, сказала, что Паша пошла на обед. И вскоре вернётся.

- А вы кто, очередной кавалер Паши? Потому что их здесь очередь стоит.

Володя побледнел. Так вот почему свадьба была такой «весёленькой» в её посёлке! А чего же он хотел. Он что, знал, с кем собрался жить? Сам виноват! Просто, втюрился по глупости, почти совсем не встречались. Только голову сверлил один вопрос: Ну, зачем она так поступила с ним? Он же её первую так сильно полюбил!

Так Володя размышлял, пока вдруг не появилась его Прасковья. У неё было такое состояние, вроде она увидела динозавра.

- А …ты … что ты здесь делаешь? Когда ты приехал? И почему не написал?

- А зачем – как ни странно, холодно и строго сказал Володя.- Чтобы ты могла освободиться от моряков, с которыми ходишь на обед?

- Господи, тем лучше, что ты уже знаешь. Видать тебе соседка нажужжала? Да! Да! Ходила с мичманом. Ну и что? Я с ним уже давно встречаюсь, ещё до свадьбы. И люблю его больше, чем тебя. Можешь ударить меня, что испортила тебе жизнь! Один уже плачет и писает ночами из-за этого!

- Ах ты, тварь! Так вот ты какая?! А я то, думал, с чего тебя мать, вроде хоронила, а не замуж выдавала?! Видать, ты много раз уже была под фатой?

- А тебе то что? Ну, муж, ну расписались, и что? Да не хочу я с тобой жить! Всё! Вали отсюда! Я больше к тебе не вернусь. Не жди! Забудь, слышишь!

- Я тебя услышал - медленно с расстановкой сказал Володя. Я думал: мы вместе снимем квартиру в Одессе. Я пойду на работу. А теперь… да ладно, что теперь. Лучше бы меня застрелили на той границе, не было б так больно! Тварь!

По приезду Володя что-то кому-то писал в письмах. Вскоре к нему приехал одесский друг Коля! Вовка был на седьмом небе от радости. Через несколько дней вдвоём с Колей Вовка, собрав вещи, уехал в Саратов. Затем его направили на передовую линию энергетиков – в Балаково. Там он работал несколько лет, писал письма домой, слал фотографии, а о той Прасковье даже не вспоминал.

И только, однажды, когда брат приехал в отпуск домой через два года, об этом узнала Паша. Она решила навестить Володю. Не стыдясь своего прошлого, приехала к нему домой.

Увидев её в воротах, Володя просто опешил.

- Ты что, нюх потеряла? Какого лешего ты сюда припёрлась?

Паша снова улыбалась и пыталась вызвать улыбку у Володи. Только зря. Володя уже выздоровел от тех слов, брошенных Прасковьей.

Перед домом вдоль тропинки, спускающейся вниз к колодцу, был старый сарайчик. В нём находились куры, одна свинья, а также жила собака Нэра, очень старая, которую подарил кто-то из музыкантов. Она была гончая, охотничья, умная и воспитанная. Что зря не лаяла, ни на кого не кидалась, только по команде. Родила пёсика, такого же красавца, как сама. Нарекли Букетом. Он молодой кобель, всего год от роду. Букет был привязан на цепи. Когда злился, то крутился вокруг себя, вроде хотел поймать свой хвост. Но хвоста у него не было, так как им отрезали, чтобы во время охоты волки не смогли поймать собаку и задушить.

Ох, как же он рвался и лаял на Пашу, как ни на кого другого! Володя посмотрел на собаку и спросил?

- Букет, хочешь попробовать стервятины? Сейчас я тебя отвяжу.

И резвым шагом направился к собаке. Предупредив Пашу, что если она ещё хоть раз появиться в его жизни, то точно спустит не одного пса. Прасковья испугалась и быстро ушла от ворот. Марийка душой порадовалась за брата, что он «вылечился» от той несчастной любви, не имеющей никакого продолжения.

Вскоре, Володя с другом снова уехали в Балаково. И опять были дни ожиданий его в отпуск.

Жаль, что так закончилась первая неудачная свадебная эпопея. Но это был урок для Владимира на будущее. Только, сердце – это одно, а жизнь расставила свои ловушки в судьбе. Скольких ошибок можно было избежать, если бы не умерла надежда на добро, надежда на любовь и счастье в судьбе брата. Агата, однажды в разговоре так и сказала Асе:

- Вот, Ася, сколько надежды было на хорошую, удобную жизнь с Иваном, скольких детей ему родила, а надежда не оправдалась. Видно умерла она, эта надежда.

- Мама, а что такое – надежда? И где она умирает?- ставила вопрос за вопросом любопытная Марийка.

- Вырастешь, узнаешь доченька. Я не могу тебе показать, где она умирает. Пока ещё не могу…

17. Мария комсомолка

Как-то, год за годом учёбы в Бритавской школе, где отношения и дружба были на первом месте, Марийка повзрослела, перешла уже в старшие классы. Была не высокая, всего до полутора метра ростом, зеленоглазая, задумчивая, исполнительная, в отличие от некоторых одноклассников. И уже в 13 лет её решили принять в комсомол.

И вот наступило то время, и Мария готовилась не на шутку. Нужно было выучить Устав ВЛКСМ, знать и уметь отвечать на вопросы разной сложности, которые могут задать в Комитете Комсомола. А тут ещё, время предновогоднее. Много разных забот с подготовкой к карнавалу, к праздничным концертам, где девчонки из класса репетировали песни и танцы. Мария готовилась выступать в цыганском костюме с гитарой, поскольку ей очень шла эта роль и, потому что, уже хорошо владела инструментом, умела играть и самостоятельно петь под гитару. Да и по фигуре и лицу была стройной смуглянкой. Самая близкая на то время подруга по классу - Оксана Побережная – тоже. Не высокая девочка, темноволосая, с карими округлыми глазами и с короткой стрижкой. Она была дочерью преподавателей данной школы - Веры Яковлевны и Петра Ильича Побережных. Мама Оксаны преподавала физику, отец – историю. Они очень добродушно относились к Марийке, всегда встречали её радушно, угощали. И даже дарили вещи с Оксанки, которые ей были малы. Марийке было неудобно, но настоятельные увещевания родителей подруги, видящих бедственное положение Марииных родных, не оставляли возможности отказа. И, вот сейчас, они подбирали для Марии одежду, подходящую к цыганскому наряду. Оксанка готовила костюм Лилеи - так решила по-украински, изготовить светлый цветочный наряд. Песня тоже так называлась «Лилея». Многое не получалось, Оксанка плакала, и снова принималась рисовать, клеить и репетировать. Затем раскрасила цветок–юбку. Получалось, вроде, красиво: обтянутая вокруг узенькой талии белая роскошная лилия. Затем головной убор в виде зелёного колпачка. Вместе с Марийкой красили, склеивали, работали, не покладая рук, практически все дни. Затем разучивали и пели вместе песни. Марийка, наигрывая на гитаре, показала Оксанке, какую песню будет петь.

- Мария, а ты не боишься, что скажет вечно недовольная старая Екатерина Парфёновна? Ты же знаешь, она старая дева, хранит верность одному погибшему парню, за которого собиралась выйти замуж. А он погиб на фронте. Так она теперь постоянно всех критикует, кто без счёту влюбляется, или разводится. Она и есть самая строгая цензура, в нашей школе.

- Ну, не знаю, - ответила Марийка.- Ведь костюм-то цыганский, что ещё можно петь? Про солнышко–небушко?

- Ладно, посмотрим. Может, прокатит. Песня очень красивая, но про такую жестокость, да ещё кровь и безответная цыганская любовь…

- А что поделаешь! Цыгане - все такие и песни у них страдальческие.

Потом принялись примерять костюм для Марийки. Но, самое главное, что у Марии не было красивой обуви. А нужны были туфельки. Поскольку ножка миниатюрная – 33 размер, найти красивые туфли такого размера - большая проблема. И это тоже решили родители, за счёт Оксанки, этот вопрос не остался без их участия. У Оксанки тоже ножка была маленькая, но побольше, чем у Марии - 35 размер, да она и повыше чуток. Купленные новые чёрные туфли, с узкими носками, и высоким каблучком Оксанка ещё ни разу не обувала. Натолкав в носки ваты и бумаги, сошлись на этих туфлях. Костюм, общими усилиями, был собран. Осталось отрепетировать номер и получить удовольствие от праздника.

Карнавал - просто фееричный! Все весёлые, ходили в масках, в новогодних очках, нарядные до неузнаваемости. Марийка подкрасила глаза, губы, перевязав свои тёмные волосы красной лентой, и вставила цветок – была просто на высоте! Особый фурор произвела её игра на гитаре и песня о цыганах и трагической любви цыганки, которая умирала возле шатра. Все даже слезу пустили, пораженные выступлением! И первый приз достался, конечно же, Марийке! После выступления цыганку попросили сплясать. И тут случился казус: попав в щель между досок каблуком, поскольку полы были дощатые, крашеные, вдруг каблучок сломался! Прощай, праздник! Слёзы – рекой! Но подошла подруга Оксанка и Вера Яковлевна, стали успокаивать Марийку, что ничего страшного. И туфли они поменяют. Оксана их не очень то и любила.

После этого карнавала к Марийке стали поступать записки от неназванных кавалеров. Даже много старшие ребята из других классов тоже пытались заигрывать и интересоваться девочкой. Вот только для неё это внимание было совсем ни к чему. Совершенно другие интересы сейчас витали в голове Марии.

По весне, выучив наизусть Устав ВЛКСМ, Мария вступила в комсомол.

Но в классе, где училась Мария, годом раньше, появился один мальчик – крошечный карлик, ростиком не выше восьмилетнего мальчика. Звали его Володей. На физкультурном построении он стоял самый последний, но всегда, когда учитель давал команду для расчёта – Володя был непременно первым, потому что в классе было нечетное количество детей. И стало известно ещё то, что Володина семья проживала почти рядом с Марийкиным домом. В школу, и домой они часто ходили вместе. Володя выглядел несколько комично: рыженький, нос курносый, в веснушках, руки тоже малюсенькие в веснушках. Ребята часто его дразнили, потешались, толкали, поднимали за шиворот. Володя настолько расстраивался, что иногда даже температура повышалась, из-за чего он пропускал уроки. Хотя учился, как ни странно, на отлично. Старался по-мужски, сдерживать слёзы, но Мария видела, как ему тяжело такое положение.

Однажды, когда Мария в очередной раз отсутствовала по болезни, в школу нагрянули циркачи. Им нужны были в труппу маленькие люди – «лилипуты», для работы в цирке. И уговорили Володю и его родителей отпустить мальчика поехать с ними. Придя в школу, Мария не увидела Володи. Думала, что снова его загнобили эти старшие «придурки». Но когда узнала – порадовалась. Теперь Володя будет среди «своих».

И вот в один день, дядя Сеня почтальон, принёс конверт синего цвета. Вскрыв конверт, Мария увидела приглашение в тот цирк, куда устроили Володю. Решила пойти. Очень интересно, что за цирк такой с участием лилипутов? И не разочаровалась бы… Вначале, глядя выступление Володи, было ощущение, что он там и родился. Он летал на трапеции под самым куполом цирка, делая головокружительные пируэты. Один и в паре, он был в своей стихии. Сорвав шквал аплодисментов, взмыл под самый купол цирка… В его мыслях пульсировала мысль, что там, внизу, среди сотен глаз обращенных под купол цирка есть та, единственная, ради которой он готов на любое безумие. Но, видимо, не выдержав такого душевного волнения, вынес себе приговор, совершив непоправимое! Оказавшись под куполом цирка, прокричал свои первые и последние слова любви, что очень давно влюблён в Машу, и что ему без неё нет жизни, отпустил руки и - рухнул со всей высоты на арену цирка. Выступление было прервано! Все смотрели в толпу людей, искали ту Машу, из-за которой погиб мальчик.

Долго ещё все были шокированы происшествием. Марийка, ничего не знала о чувствах Володи, для нее он был всего лишь добрым другом, слезы не давали открыть глаза, душили и жгли, сердце сжимало стальное кольцо отчаянья. Но, больше всего, страдала Володина мама и её, настолько было жаль бедной девочке, что Марийка даже ходила некоторое время к ней домой, чтобы немного разделить общую боль…

Через некоторое время, после похорон Володи, его мама попросила Марийку, чтобы та приносила цветы на могилку сынишки. Уж очень он Марийку любил.

Это - несбывшаяся надежда на счастье мальчика, доброго, с огромным сердцем, полным любви и слёз! Ему было отведено немного времени для того, чтобы смог познать, как любовь, так и разочарование. Понимание того, что таким людям, как маленький лилипут Володя – в жизни приходится очень не просто. Часто это требует либо титанических сил, дабы противостоять обществу, либо стать жертвой, что и случилось с Володей. Жаль, но предусмотреть это никто не мог. Даже его мама, хоть и замечала его страдания и удручённость. Этот случай настолько глубоко засел в душе Марии, что она некоторое время, увидев маленьких артистов цирка в городской толпе, обходила стороной, узнавая в них своего бывшего друга, и сердце сжималось от обиды и боли.

БОЛЬШОЕ СЕРДЦЕ МАЛЕНЬКИХ ЛЮДЕЙ
На физкультуре, как всегда построив,
Наш класс восьмой и, снова рассчитаться
Всем по порядку: на первого - второго.
И мы все стали так перекликаться .

Я не высокая, была лишь третей с края,
После меня девчушка, и последним
Мальчишка маленький, шеренгу замыкая.
Володей звали. Он всегда был - первым.

Нечётное количество нас было.
Его дразнили, били, потешались.
Глаза его зелёные большие,
Слезами и тоскою наливались.

Рост карлика. всего лишь девяносто.
Как 8-ми летний мальчик-недомерок.
Малюсенькие ручки,также ножки,
Лицо в веснушках, в сердце недоверие.

Моя семья вот в это поселение
Попала лишь благодаря папаше.
Он капельмейстром был тогда военным,
Оркестру духовому обучавший.

Нас поселили по соседству с Вовой.
Мы с ним и в школу, и домой ходили.
И справиться с его душевной болью
Ему я помогала, что есть силы!

Придя однажды в школу, вдруг узнала
Что Вовки нет и что его забрали -
Агенты цирка в школу приезжали,
Артистов карликов для цирка вербовали.

Какое ж было после удивленье!
Конверт в почтовом ящике зелёный!
Я закричала:"Прелесть! Приглашенье
На выступление артиста Вовы!"

Понравилось ,как он работал в цирке,
Воздушным акробатом и с мячами.
Глаза его горели фейерверком,
Когда их называли силачами,

Потом поднявшись он под цирка купол,
Вдруг выкрикнул:"Моя родная Маша!
О если б знала, как тебя люблю я ,
Что умереть готов, хоть прям сейчас же!"

Все замерли... Подумали, блефует.
Всё по сценарию идёт, по тексту.
Трапецию увидевши пустую,
Мне стало ясно: не нашел он места.

Ни в школе, на в любви, ни на работе,
Мне очень его жаль, но и всего-то.
Ведь метр пятьдесят не девяносто...
Зато любил как! Вот она работа!

Домой вернувшись сильно зарыдала,
Как лакмус проявились наши будни.
И только его мама мне сказала,
Носить цветы к постели беспробудной.

Отца вновь отозвали по работе.
И мы, собрав пожитки, улетели
Из этого посёлка. Но расчёты

Я слышу до сих пор: " Он правда ПЕРВЫЙ!"

Спустя некоторое время, после трагического случая, школа продолжила работу, приближались экзамены. Шла интенсивная подготовка.

Вскоре и экзамены закончились, испытания прошли успешно. Зина к тому времени уже окончила учёбу, поступила учиться и уехала в другой город. Милочка училась во втором классе. А Марийка стала выпускницей восьмого класса.

Сильно готовиться к Выпускному не было особой радости. Мать с отцом ругались всё чаще и страшнее. Всё чаще мать уходила из дома, так как боялась ночевать с рассвирепевшим мужем. И, повзрослевшая уже Марийка, опасалась тоже оставаться с отцом. Он совсем с катушек слетел, был всегда настолько агрессивен и деспотичен, что дошло до того, что оболгал мать в злостной пьянке! Подал заявление в Товарищеский СУД, где Агату клеймили и срамили, что она не занимается дочерьми, а работая заготовителем, спилась, благодаря «добреньким» покупателям и сдатчикам. И это всё со слов Ивана, указанных в заявлении.

К сожалению, к этому итогу подвёл один случай: мать, уставшая от непосильной работы, просто уже не смогла доехать домой, попросилась прилечь у одной из сдатчиц вторсырья. Прилегла на крылечке дома и уснула прямо тут же. Это увидела одна из учительниц школы, где училась Мария. Придя к ним в дом, стала говорить и отцу и Марийке, что мать, видимо выпившая, спит у чужих людей во дворе:

- Мария, пойди, разбуди маму и пристыди её, как же она так может делать? Старайся привести домой, да чтобы не видели люди! Стыдоба! Я ей устрою гулянку! – Орал Иван, аж пена изо рта летела во все стороны.

- Да откуда я знаю у кого мама? Я ведь тоже вряд ли смогу узнать сама, как её найти. Посёлок длинный, тянется на несколько километров.

- Я тебе расскажу и покажу. Пошли со мной!- включилась учительница, которую Мария редко видела в школе. Но, как оказалось, учительница знала о Марии почти всё.

Издали Марийка увидела свою маму, лежавшую под дверью крыльца у каких-то людей. Девочка не знала, кто эти люди, чем они накормили, или напоили мать.

- Что вы ей давали кушать или пить?!- закричала Марийка.- Вы ей наливали, или чем отравили?

- Она у нас попила только воду, - сказала женщина, повязанная белым платочком за уши. – Ничего не ела и не пила. Сказала, что просто сильно устала и хочет перекемарить с дороги, чтобы домой смогла дойти.

Мария разбудила Агату, попросила подняться. Агата еле открыла глаза. Вид у неё был совсем не здоровый! Мешки под глазами, отёчные ноги. На ногах выпирали косточки у больших пальцев! Из-за этого, она ходила часто без какой-либо обуви, туфлей, или тапочек - босиком! Платье и кофточка перепачканы пылью.

Господи! Что с ней?! Марийка была в ужасе! Милая моя, мамочка!

- Мама, мама! Что ты делаешь? Зачем ты улеглась в грязь?! Посмотри, что скажут люди, ведь все будут говорить, что ты напилась и валялась в пыли! Зачем ты спишь у чужих людей? Пошли домой, пожалуйста!

С большой неохотой и упрямством мать не хотела никуда двигаться. Видимо, настолько ей было плохо, что она уже не думала о тех последствиях, которые ей уготовил родной человек - муж. И он сделал пакость. Этот случай послужил для мести отца, чтобы её лишили зарплаты, чтобы выставить в Товарищеском суде - пьяницей и бессовестной лентяйкой, которая запустила домашнее хозяйство и опозорила детей и его, мужа музыканта, который и сам не пьёт, и ей не разрешал.

Агату, после Товарищеского суда, уволили с работы. Единственно, куда она могла устроиться на работу, только на ферму дояркой. Это при её интеллигентной образованности! Но отец добился, чтобы этим унизить жену!

Мария страдала за маму. Но подумала, может после этого отец успокоится. Да где там! Преследуя на ферме, часто гонялся за ней, то с ножом, то с топором, не пуская домой на ночь. Этим показывал всем окружающим, насколько его Агата опустилась, а он добропорядочный, не может мириться с её присутствием в доме. И тогда Агата с Милочкой ходила ночевать к соседке, или к своей новой знакомой по ферме. И только тогда люди увидели, что Агата совсем не пьяница, а работящая и очень ответственно относится к работе. Но домой ходить не могла, боялась сумасшедшего Ивана.

Агату стали поощрять на работе, защищать перед Иваном, давая понять ему, что зря он сделал больно своей жене. Теперь из-за такого отношения, она его возненавидела. И вскоре это проявилось в дальнейшем поступке.

18. Брошенная дочь.

Марийка, после случившегося, старалась облегчить матери, хоть немного, страдания на новой работе и, иногда, приходила на ферму помочь с животными. Но там - настолько тяжело, грязно и даже страшно… Как мама выдерживает такое – страшно и подумать? Подниматься нужно было в 3-4 часа утра. Таскать огромные корзины с кормом для 20 коров. Дойка была ручная. Зимой, в холодное время, когда сырость, или снежные заносы – условия, вообще, невыносимые. Спёртый воздух от навоза, чистка коровника, мытьё коров перед дойкой, и тоже холодной водой – всё вручную. Потом уже, спустя какое-то время, придумали транспортёр для выгреба навоза и поставили автопоилки, чтобы, хоть вёдрами не таскать. В коровнике было неприятно, темно и всегда жутко воняло. Казалось, что и вода, которой мыли руки перед дойкой, тоже воняла и была грязной.

Да ещё и старый страшный бык, которого держали ветеринары только для им известного дела. Он часто отрывался, носился по фермерскому двору.

Однажды, случился страшный трагический случай, когда этот бешеный бык поднял на рога скотника, который пытался загнать его в стойло, чтобы привязать. Высоко подняв на рога, бык несколько раз перевернул мужчину, да ещё и ногами потоптал. От этого бедолаги ничего целого не осталось. После такого случая все боялись подойти к остервенелой скотине, даже чтобы покормить. Вскоре его сдали на мясокомбинат, как устаревшего.

Но ведь новый и молодой тоже может быть столь же агрессивен, как и этот. Но Марийка уже ничего такого не видела, так как, жизнь повернулась другой стороной судьбы.

У Агаты от дойки и холодной воды, стали нарывать пальцы на руках вокруг ногтей. Некоторые даже сошли с пальцев. Ноги наливались, косточки воспалились и сильно болели от резиновой обуви, которую нужно было надевать в коровнике. Босиком не разрешали. Она так мучилась до тех пор, пока уже не выдержав, решилась на страшный поступок.

В один прекрасный день, когда отца не было, она вошла в дом, позвала Марийку и, как-то очень грустно сказала:

- Доченька, я больше не могу. Я уезжаю. Заберу с собой Милочку, немного вещей. Затем, когда устроюсь, напишу тебе и, если ты захочешь, приедешь ко мне. Потому, что я сама ещё не знаю, как и где устроюсь с жильём. Мне поможет Клавдия Васильевна, наша начальница по ферме, у неё есть в одном городе родственница, которая согласна нас приютить. Пока я тебе ничего не могу сказать, когда тебя смогу забрать, но поверь: сил у меня уже не осталось! Посмотри, во что я превратилась. Я не могу больше на такой работе. Нет больше ни здоровья, ни сил: тягать тяжеленные корзины, мыть холодной водой и чистить животных. Да ещё корова наступила на ногу, посмотри, как она распухла. Я не могу ни стоять, ни, тем более, что-то делать. А ты видела, какая там работа. И помочь некому. Тебя тоже не хочу мучить, ты сама нездорова. Ну, не моё это! Разве, что ты привыкла пить молочко от коровок, которые здоровенькие. Ты можешь приходить на ферму, тётя Клава, будет тебе давать пить молока, если захочешь.

- Боже! Что ты такое говоришь, мама, какое молочко?! Как же я?! – закричала Мария.- Что мне делать?! Ведь отец стал таким агрессивным, неуправляемым, он как с цепи сорвался! О каком молоке ты говоришь?! Ты скажи, как мне с ним оставаться? И кто мне будет помогать в учёбе? Мне же нужно идти в девятый класс!

- Я очень долго терпела, доченька, больше - не могу. Понимаю, что поступаю ужасно плохо, оставляя тебя, но я не хочу, чтоб он сразу кинулся искать меня и нас всех троих. Ты прости, Милочка ещё маленькая, а ты стала взрослее, поэтому, хочешь, поезжай к тёте Асе, или к Евдоньке. Я не знаю, где Зина сейчас. Она как была сама по себе, так и осталась. Полностью стала такой, как баба Андрейчиха! Надо же, ну всё не моё!

Марийка стояла, как каменная. Не зная, как поступить, просто заплакала так, что даже стены бы зарыдали.

- Ну ладно, Марийка, - сказала мать.- Мы уже собраны, билеты куплены, я напишу. Боюсь, чтобы отец меня не встретил, не то - убьет. Прощай, доченька. Отец тебя любит, не обидит. Поэтому, я спокойно оставляю тебя с ним.

Мама, скажи, ты мне за что-то мстишь? Может за то, что я тебя тогда домой привела?! Так ведь всё равно не я, он бы тебя нашёл, и уже приволок бы, не привёл?! Я сожалею, что не дала тебе возможности оправдаться, но ты же видела, он и слушать ничего не хотел!

- Лучше бы вы меня не лечили и не выхаживали, когда я родилась! - закричала в след Марийка. – Как я теперь буду одна?! Я тоже отцу совсем не нужна, так же как и все!

Со слезами и в панике, Мария вышла во двор. Сколько всего прожито в этом доме. Смотрела на уходящую, сгорбленную фигуру больной матери и Милочки и слёзы катились уже непроизвольно. Ей хотелось бежать за матерью и сестрой, но она, как вкопанная, стояла и смотрела сквозь солёную пелену. Пытаясь вспомнить, хоть один день, кроме свадьбы брата и его проводов, но ничего хорошего больше не было. И вот теперь Марийка остаётся одна без матери, без Милочки! Что ей теперь делать? Как поступить? Вскоре выпускные экзамены, нужно, или поступать куда-то, или идти в десятый класс. А куда? Кого спросить, кто её будет поддерживать, помогать в учёбе, в лечении? Сколько вопросов в детской голове сразу возникли, как колючей проволокой обтянуло головку девочки! Не было конца слезам и мучительным мыслям.

Сейчас, словно ножом резануло по сердцу, Мария вспомнила слова сестры Любы, которая однажды приезжала к тёте Асе из Казахстана с маленьким сыном Валериком. Несмотря, что отец был жив, Люба не пришла к ним жить во время отпуска, а пошла к тёте Асе в Чечельник, ходила в гости к Евдоньке с Васькой. А ведь она к ним не очень-то по-родственному относилась, даже тогда, когда не пожелала остаться после трагедии с мамой Ольгой. Но детское сердце, даже повзрослев, не забыло ни грубого отношения к ней со стороны Агаты, ни то, сколько ещё и ей пришлось перенести там, в чужой стороне с неродными людьми.

Марийка, придя по приглашению к ним, познакомилась со сводной сестричкой Любой. Это была милая, ухоженная женщина двадцати пяти лет, красивая, немного скидывалась лицом на отца, но больше на свою маму Ольгу. Вот тогда-то Люба, познакомившись с младшей сестричкой и, увидев в ней такую же страдалицу, просила Машу поехать с ней. Потому что, как она высказалась, надежды на этих родителей мало. Отец болеет, а мама одна ничего не сможет дать детям, как и Любе в те далёкие годы.

- Машуля, поехали со мной. Вспомнишь мои слова, ты также останешься без своих родителей, как я. У них это в крови, видимо, оставлять детей по чужим странам и людям.

- Ну, буду надеяться, что меня это обойдёт стороной, - ответила тогда Марийка, ещё не зная, как сестра была близка к истине.

Господи! Как жаль, что Марийка не знала ни адреса, ни вообще, где живёт Люба. Может, съездить к тётке Асе, но не было денег, а просить у подруги стыдно. Евдонька совсем ни о ком ничего не вспомнит. Она о себе толком ничего не знает, идти к ней спрашивать – гиблое дело.

Чтобы не сойти с ума, решила пойти в школу к подруге Оксане. Марийка закрыла дом и направилась в школу, поскольку семья Оксаны жила в пришкольной квартире.

Подруга встретила Марийку не очень радостно. Видимо, её что-то смущало. Однажды был такой случай, когда их классная руководительница с учителем украинского языка, всё той же Екатериной Парфёновной, что когда-то учила брата Володю, проводила в классе «украинские вечерницы». Это действие было по программе украинской литературы для того, чтобы дети не забывали традиции своих предков, уклад и быт украинского села. Для этого они выбирали подходящие дома, в которых должны проводить эти вечерницы всем классом. Там, в том доме, накрывали столы вышитыми скатертями в украинских орнаментах, посуда и кухонная утварь - соответствующая временам старинной культуры и укладу. Доставали, у кого ещё в запасниках хранились, из чердачных сокровищниц патефоны и какие-то гибкие пластинки, которых у Марии отродясь не было. И чтобы воспроизвести звук, нужно было крутить ручку патефона и, только тогда, звучала старая классическая, или народная музыка и песни. Можно даже танцевать под эту музыку. Мария с подругой Оксаной вместе танцевали. Тогда-то подруга, по секрету сказала Марии:

- Знаешь, Мария, мне так нравится один из братьев двойняшек синеглазый Коля. Посмотри, какие у него красивые синие глаза, такой пронзительный взгляд! Он, когда смотрит на меня, мне кажется, что я схожу с ума!

- Как по мне, то Кирилл намного красивее и выше ростом, он мне больше нравится, чем Коля, – сказала Мария. – Хотя, брат Кирилл старше на несколько минут, но талантлив, так виртуозно играет на гармошке, он совсем не такой, как Николай! И вообще, он всегда веселый и мило улыбается.

Возможно, Оксанка, обиделась на это. Но, вполне, что, чем-то ещё была раздосадована. Это было лишь предположение Марии.

А на самом деле, у них возник спор в семье: стоял вопрос перехода в другую школу, поскольку их школа была восьмилетней. И тут Марийка вспомнила, что её приглашали уже в город Кодыму, что расположен рядом, в Одесской области, это, совсем, не так уж далеко. Когда-то, до встречи с Агатой, там служил отец, и была ещё, как говорят, не остывшая от него квартира, выделенная именно Ивану с его первой женой Ольгой. Но, поскольку, квартира оставалась гарнизонной, то её тут же забрали и поселили других людей. Марийка, твёрдо решила, что будет учиться именно в Кодыме. Там много знакомых, да и одноклассница из Бритавки Валя Осаула - высоченная девчонка, симпатичная, с всегда улыбчивым лицом, и живущая недалеко от Марийки, тоже уходит в эту школу. Да ещё пара ребят, захотели жить и учиться в том станционном военном городке. А это - высокий и стройный одноклассник Лёня Гальчинский, Володя Осадчий, страдающий сахарным диабетом, но учившийся отлично и Витя Подольский. Все ребята считались более сильными учениками в их классе.

Но, когда Мария рассказала Оксане свою нынешнюю беду, подруга побледнела, глаза её округлились ещё больше! Она, не на шутку, была шокирована поступком матери Марии.

- Слушай, Мариш, как же ты теперь сама будешь и учиться и жить? Что же мать-то удумала? Ты же ещё и болеешь часто. Отцу-то ты не сильно и нужна, как я вижу.

- Я, наверное, всё-таки, уеду в Кодыму. Там есть отцовы старые знакомые по работе, постараюсь поступить туда на учёбу. Хочешь, давай вместе поедем. Здесь уже нам делать, всё равно - нечего.

- Мы с мамой решили, я пойду в Анновку, здесь рядом посёлок, и ближе, и не дорого. Здесь можно на велосипеде проехать, Меня будут на мотоцикле возить,- сказала Оксана. И брат Павлик ещё не очень большой. Ты же знаешь, Кодыма намного дальше. Я бы пошла, но у нас там, в Анновке - родственница, это она просит маму, чтоб я там училась.

Мария поняла: остаётся уже и без школьной подруги. Всё кардинально меняется. Тоска с такой болью овладела Марийкой. Слёзы брызнули из глаз. Оксана, увидев, как расстроилась Марийка, подошла, обняла её и сама расплакалась. Она тоже была тонкослёзкой. Как никто, она понимала, что её горе вовсе не горе в сравнении с Марией, и что помочь уже ничем не сможет подруге. Это свидетельствовало о том, что наступило прощание со школьной дружбой и детскими годами. Всё, что раньше происходило в школе, вне школьных стен, куда ходили и, что говорили – уже канет в историю! Как знать, кого и куда занесёт судьба и смогут ли они встретиться ещё, хоть когда-нибудь? Милая, добрая и справедливая Оксаночка Побережная, её умные и очень добрые родители - Вера Яковлевна и Пётр Ильич, которые помогали Марии и в учёбе, одеждой и, даже, подкармливали, иногда лечили.

Марии вспомнился ещё один случай: Однажды, зимой, Марийка с сестрой Милочкой шли через пруд, который накрепко замерз и, не предвещая ничего плохого. Неспешно шагая к школе, как было быстрее, так казалось детворе, хотя через десяток метров был мост через этот пруд. Марийка увлеклась разговорами с Милочкой, и вдруг - нырнула в ледяную воду! Она попала в прорубь, которую сделали рыбаки. Прорубь немного затянуло тонким ледком и притрусило снежком, поэтому она была незаметной. Кое-как выбравшись из воды, Марийка на ветру стала замерзать, поскольку мороз был крепкий. Одежда быстро стала колом! Хорошо, что к школе - не очень далеко и дети, чтобы не возвращаться домой, зашли к Оксанке, так как, пришли ещё задолго до звонка. Когда она постучалась в дверь к Оксанке, услышала за дверью:

- Господи, да кто там ещё? - спросила Вера Яковлевна.

- Вера Яковлевна, это я, Мария! Пожалуйста, откройте, я очень замёрзла, я попала под лёд!

- Что!!! Под какой лёд?! – быстро открыла дверь учительница.- Как ты туда попала? Ты что, шла через пруд?!

Маленькая и сдержанная Вера Яковлевна, казалась сейчас Марии огромной и мощной великаншей. Видимо, переохлаждение давало свои результаты. Кое-как, она стала объяснять:

- Да, мы шли с Милочкой, чтобы побыстрее дойти, очень было холодно. А потом я не знаю, как очутилась в холодной воде и зацепилась подмышками. Портфель уехал от меня куда подальше. Поэтому остался сухой. И Милочка тоже не пострадала. Видно там была полынья.

Сняв всю одежду с Марии, переодела её в сухое и теплое, дала попить горячего чая и уложила в постель, так как девчонка тряслась ещё долго от холода и шока.

Оксанка сидела в ногах у подруги и ругалась на чём свет:

-Ты сумасшедшая! А если бы лёд и дальше проломился и ты пошла бы под лёд?! Ну, какого чёрта вы пошли через эту лужу? Там всё натыкано этими придурками рыбаками!

- Теперь я поняла, что лучше идти дольше, да устойчивей на земле. Ну, видишь, какая я дурында!

-Ты родителям должна сказать, что случилось, не то вдруг будет воспаление лёгких, нужно будет обратиться в больницу.

- Да им всё равно, по-моему, - ответила Мария. – Скажу, возможно, но не сейчас, потом, если вдруг заболею…

Натерев Марию спиртом, и уложив в постель, спасители ушли кто в класс, кто в учительскую. Видимо, об этом случае было рассказано в школе всем ребятам и учителям, потому что на следующий день, когда Мария вошла в класс, все сначала замолчали, затем, наперебой стали расспрашивать, как это произошло. Затем пообещали, что на пруд ни ногой. И Мария тоже. Но, родители Оксаночки и сама Оксанка очень тогда помогли. А родители Марии так и не узнали, что был такой случай. Вот такая она была - школьная подруга! А теперь и её рядом не будет.

- Ну, у меня хоть дома всё нормально – сказала подруга.- А тебе, Марийка, я даже не знаю, чем можно помочь, или успокоить. Чёрт бы побрал таких твоих родных! А где старшая сестра Зина?

- Вот чего не знаю, того не знаю. Да, собственно, и знать не хочу. Ты же помнишь, какая она психопатка, как отец. Полная копия бабы Андрейчихи.

Вскоре Оксана провела Марийку к дому, где её уже поджидал отец. Увидев дочь, Иван сердить спросил:

- Ты не видела, куда мать подевалась?

- А с чего бы я могла знать? Ты же видишь, я только пришла домой.

- Может, мать раньше тебе что говорила?

- Нет, папа, не говорила. По-моему, она тебе уже раньше всё сказала. Теперь сам разбирайся, где мама. Я люблю вас обоих, но то, что вы не можете определиться, как вам жить – это боль такая сильная, что я даже не могу тебе высказать! Мне же нужно идти учиться в среднюю школу. Кто мне будет помогать?! Я часто болею, кто меня будет лечить?! Ты думаешь, папа, что я уже большая, да? Спроси, у кого нибудь, пускай тебе скажут, куда мне уйти, чтобы себя могла содержать. Как мне быть дальше?! Спроси у Оксаны, как ей будут помогать родители? Где вы такие взялись?! И почему именно у меня?!

Упав на кровать, Мария зашлась сильным плачем. Отец, видимо почувствовал, что он виноват в таком состоянии дочери, что они остались одни, подошёл к дочери, пытаясь успокоить Марийку. Оксана с интересом наблюдала, что скажет тиран.

- Я найду маму. Я буду тебе помогать учиться. Куда ты идёшь дальше? В какую школу?

- Я буду уезжать в Кодыму. У тебя там есть кто нибудь из знакомых?

- Конечно. Сегодня же напишу своему другу. Мария, не плачь. Ты же у меня служивая. Ты же и играешь, и поёшь, и вообще. Ты у меня - самая лучшая дочь. Мне за тебя не будет стыдно.

Оксанка поняла, что ей больше здесь делать нечего. Марийка провела подругу, крепко обнявшись и проливая слёзы, поклялись, писать и извещать обо всех новостях и переменах в жизни. Оксанка ушла, несколько раз обернувшись и помахивая рукой в такт шагам, с мыслями уже не о себе, а о Марии.

Нужно было подготовить документы для перенаправления в новую школу. Пока Мария бегала, забирая из школы «Личное дело», справки, проходила комиссию, прошло немало времени. Затем она снова заболела и всё остановилось. Нужно было ещё свидетельство о рождении Марии. Она всё перерыла в доме, нигде его не найти! Мария нервничала ещё больше. Что же теперь делать? Ведь без этого документа её не примут в школу. Когда она подошла в поселковый совет, чтобы ей помогли хоть чем-то, ей отказали, поскольку она родилась в другой стране, записи при рождении не было. А выдавать липовый документ никто не хотел. Ни слёзы, ни мольбы не помогали ей в решении вопроса.

И только тогда отец вспомнил, как он, рассердившись на Марийку за то, что им пришлось уехать из Болгарии, на Украине порвал и выкинул этот документ. Решив, что он ей не понадобится так же, как и та страна, которую им пришлось из-за неё оставить.

Меж тем, лето уже закончилось. Начинались занятия в школах. Мария была в удручённом, очень плохом состоянии, не знала, что ей делать. Отец, конечно же, никому ничего не писал. И вообще, о Марии думать забыл. Тогда-то она и встретилась с Валей Осаулой, которая часто ходила мимо дома Марии.

- Ты чего не приезжаешь в школу, передумала?- спросила Валя.

- Нет, Валечка, не передумала. Просто я не могу найти документ, который родители потеряли. Меня же не примут без свидетельства о рождении?

- А зачем это свидетельство? У тебя есть свидетельство о восьмилетнем образовании, есть медицинская карта. Табеля. А за это свидетельство мне тоже не говорили. Но я спрошу, можно ли будет тебе прийти. Мы, ведь, уже три недели проучились. Тебе будет сложновато потом догонять. Правда, мы сейчас только повторение проходим. Так что поехали и поступишь, я так думаю. Ну, а если не получится, значит решишь, что дальше делать. Поехали.

Мария, собрав вещи, то, самое лучшее, что у неё было, поехала в Кодыму вместе с Валей. Как хорошо, что она ехала не одна! Валя уже там была, знала учителей, школу, город. И Мария была спокойна, что она не одинока.

БРОШЕННАЯ ДОЧЬ.

- Мамочка, а ты куда? Уходишь?
С кем, надолго, и придёшь когда?
- Я не знаю, ты простить ли сможешь,
Я уеду с Милой, навсегда.

- Как? А я? Куда же мне деваться?
Пусть я старше Милочки, меж тем,
Мне всего исполнилось 13-ть!
Как я буду жить, и где, и с кем?!

- Доченька, останешься в квартире,
Думаю, к тебе придёт отец.
А я лишняя ему вот в этом мире,
Жизни с ним не вижу! Ей конец!

- Так то так, но что же мне осталось,
Ведь десятилетка на кону!
Может ты ещё бы попыталась
С ним договориться? - Не могу!

- Ты прости меня, я уезжаю,
Милочке всего лишь пятый год.
Я ж её тебе не оставляю.
Ну, прощай! Не то отец придёт...

И ушли вдвоём, захлопнув двери...
Я осталась. Плача у окна,
Всё ждала их. Не могла поверить,
Меж родными грозная война

Матери с отцом! Но не случилось...
Только Господу известно то,
Резко повзрослев, переменилась.
Слишком многое пережитО!

Всё закончилось. И школа, и учёбы.
Замуж вышла. Дочка родилась.
Но, однажды, я, придя с работы,
Мне сказали: "Мамочка нашлась".

- Чья? Моя? - Как будто ошалела,
Прилетев, раскрыла с силой дверь...
Бледная, и очень постарела.
- Машенька! Больная я теперь.

У меня сейчас распад плевральный,
Мне осталось времени чуть-чуть.
Не хочу уйти в тот путь прощальный,
К сердцу твоему хочу прильнуть!

Милочка уж выросла, большая,
Я ей, видно, вовсе не нужна.
Повзрослев, сейчас совсем другая
Жизнь её другая позвала.

Ты, Машуля, как я виновата!
Не хочу тебя обременять.
Положи в больничную палату.
Там и буду время доживать.

Что могла я делала! Пыталась,
Её помочь. Но всё же - не смогла.
Чтоб она со мной живой осталась!
Через месяц - мама умерла .

Как жестоко нас судьба пытает:
Травит душу, топчет нас ногой!
Всё проходит. Время расставляет
В алгоритме жизни смысл другой.

Я, сейчас, уже судьбою бита,
И самодостаточна, умна.
Обращаюсь к матерям: -ЛЮБИТЕ,
Ваших всех детей, душой! Сполна!!!


19. Кодыма.

Был выходной день. Он клонился к вечеру. Марийка ехала в автобусе с Валей, и всё время думала, как её встретят в новой школе. Она уже столько школ поменяла, что, вроде, и не привыкать к переездам, к другим коллективам. Но то было детство, она была с родителями. А сейчас девочка совершенно одна, предоставлена сама себе. И что будет дальше, неизвестно. Всю дорогу, что они ехали, Мария не могла свыкнуться с мыслью, что она теперь без родных, абсолютно одна. И только мелькавшие за окном автобуса деревья немного успокаивали нервное напряжение.

Въехав в город, Марийка увидела жёлтые, красиво горящие фонари вдоль дороги. Домики были аккуратные, одно и двух этажные. В окнах ещё не совсем темных, был отблеск солнца, что садилось за горизонт. Этот закат светился красным огнём, словно пожар. И Марии казалось, что это её душа пылает огнём.

- Послушай, Валя, а где я буду ночевать? – спросила Марийка.- Ведь отец мне ничего не сказал по поводу своих знакомых. Я даже не подумала.

- Да не бойся Мария, будешь в школьном общежитии для иногородних, пока не определишься, куда тебе дальше. А может там и останешься. С нами. Я ведь тоже в этом общежитии. Весело! Девчонок много, из разных сёл и школ. Познакомишься.

Немного успокоившись, Марийка уже не так переживала. Вскоре они приехали на улицу Ленина, где находилось двухэтажное строение, у которого не было даже никакой вывески. Оно имело такой вид, как военные дома: окрашенное рыжей охрой, несколько светлого оттенка. Крыша шатровая, высокая, с кирпичными дымоходами и красной черепицей. Окна большие, высокие тоже блестели, освещенные последними лучами, уходящего за горизонт, красного солнца. Мария очень внимательно смотрела на первый кодымский закат нелёгкого осеннего дня, дня 19 сентября 1969 года.

Заходи, не бойся, чего ты, как будто дикая, - сказала Валя, пропуская Марийку в здание общежития. Типичное строение с огромным холлом, и выгородкой для столовой. Там сегодня было закрыто, столовая работает только по рабочим дням. Дальше по коридорам были какие-то помещения, классы для обучения в разных кружках. Ещё пара комнат, для проживания мальчишек, чтобы не жить на одном этаже с девочками.

Иногородние девочки располагались на втором этаже, занимали практически половину этажа. Дальше были пустующие классы для подготовки домашних заданий, комнаты для развлечений: музыкальные, художественные и рукоделие.

Как выяснилось, это не интернат, а просто временное пристанище для детей из отдалённых районов, которые не могут после полного учебного дня уехать домой, так как автобусные рейсы заканчивали работу, практически засветло.

- Валя, я не знаю, что бы я делала без тебя! Спасибо тебе, соседка моя.

- Девчонки! – с порога крикнула, смущаясь и краснея, Валя, соседкам по комнате.- Привет! Принимайте ещё одну соседку, мою одноклассницу из Бритавки. Будем ходить с ней в один класс, надеюсь. Не обижайте её. Она и у нас была самой маленькой.

- О, а что ж с таким опозданием? – спросила девочка, как позже познакомились – Галя, высокая, худенькая, симпатичная, но не выделялась броской красотой, из села Лысая Гора, с короткой темной стрижкой. - Я в десятом классе. Уже не первый год здесь.

- А я Люда Жемчугова – подошла маленькая, почти как Марийка девочка, тоже из того же села, что и Галя.- Я в 9-Б классе буду учиться. Меня уже распределили.

Эта девочка была настолько красивая, что глаз просто нельзя отвести. Тёмные короткие волосы, глаза огромные, тоже карие, брови – ну, как будто их нарисовали. Губки – просто лепестки розы, пухленькие, очень чётко очерчённой красивой формы. И руки: для Марийки руки очень много значили, и первое впечатление было через эти руки. Так вот руки у Люды были узенькие, пальчики длинные, гибкие тоненькие. Ну, просто созданы для игры на гитаре, или пианино. Настоящий цветок, картинка, а не девчонка.

Ну, а я Марийка или Мария - смутилась Мария, увидев, насколько она проще этой куколки. Правда и все остальные девчонки проигрывали в красоте Людмиле.

Была ещё одна девчонка, высокая, несколько нервозная и не очень усидчивая. Её тоже звали Людмила, она из далёкого западного региона Украины, ближе к венгерской границе. Говорила она невнятно, особенно когда волновалась, не очень смело и членораздельно. Сейчас она была повязана платочком, как старушка из села и тоже поступала в 9-Б класс.

Мария боялась, что её разделят с Валей и отправят в этот класс, поскольку в 9-А уже почти всё забито. Ну, да посмотрим. Вскоре перезнакомившись со всеми, стали готовиться к вечернему чаепитию. И тут пришла женщина, как её потом называли воспитателем этого общежития – Евдокия Иосифовна. Очень грузная, высокая женщина. Тёмно-рыжие волосы собраны в высокую причёску, делающие женщину ещё выше. Глаза смотрели не очень миролюбиво. Губы были красивой формы, но очень маленький ротик. Так же нос - курносенький и маленький. Лоб узкий, не широкие, чуть подкрашенные брови, надвинутые на глаза, как будто всё время что-то хотела спросить. Так и случилось.

- А это у нас кто - взглянула на Марию воспитатель, - и откуда?

- Да я из Бритавки вместе с Валей приехала в школу поступать. В 9 класс.

-Да что же так поздно. Ведь три недели дети уже проучились. Тебе не трудно будет нагнать в учёбе?

- Постараюсь. Просто я не смогла сама решить, куда ещё идти. И документы собирала долго.

- А родители где? Кто они?

Марийка, конечно же, сказала, кто отец, мать, сестры и брат. Но о последних событиях умолчала. Но, воспитатель, видимо, была опытная, поэтому сказала:

- Ладно. Утро вечера мудренее, потом расскажешь мне, кто и что там у тебя. А сейчас, есть свободная коечка, тумбочка. Располагайся. Потом посмотрим.

Девчонки были в восторге. Ну, просто никто не знал ещё, как отреагирует эта «Дуся», как её за глаза называли ученицы.

Всё, чего Марийке хотелось, это лечь и успокоиться, да и поспать не мешало бы. Но девочки потянули Марию в столовую через дорогу от общежития, там ещё можно было купить хлеба, булочек, или пирожных. Ах, если бы они знали, что у Марийки денег только на дорогу было несколько рублей. Смутившись, Мария отказалась от ужина и прилегла на постель. Всё было новым, чужим. И чем-то напоминало больницу. Как же это страшно, что только такие сравнения в жизни девочки всплывали, то и дело.

Вскоре, Марийка крепко уснула. Девочки больше не шумели и не приглашали её к столу. Возможно, они догадались, что с новенькой что-то не то, или Валя им уже успела что-нибудь рассказать. Как бы там ни было, а боевое крещение Марийка уже получила в новой жизни. Осталось ещё познакомиться с классом.

Утром Марийка уже не так была уверенная в том, что хочет идти в новую школу. Видимо, она действительно повзрослела, и стала смотреть на новые места и чужих людей уже другими глазами - иное, более взрослое понимание, что она сама собой представляет. А сможет ли учиться с новыми одноклассниками, ведь это совсем не так, как раньше, в детстве было.

Валя спешила, собирала свою большую, чёрную портфель-папку, вместительную и довольно увесистую. Девочки, со смежной комнаты, тоже уже позавтракали и ушли в школу.

Мария собрала свои документы, силясь перебороть ужас и стеснение в теле. Вскоре она предстанет перед учениками новой школы. Чувство дежавю остро возникло в памяти и душе. Но уже ничего нельзя сделать. И, собравшись с духом, Мария поплелась вслед за Валей. Рядом они смотрелись очень комично. Марийка маленькая и стройная, с небольшим портфелем, шла неспешно. Валя же - высоченная, ссутулившись, будто стеснялась своего гигантского роста, смелее и увереннее вышагивала, подбадривая Марию, чтоб та шла быстрее, так как вскоре будет первый урок.

Школа от общежития была совсем недалеко. Вот и дверь в фойе школы. Войдя в дверной проём, Марийка почуяла запах школы, книг, шум школьников, и немного успокоилась. Да уж, пусть будет, как будет. Ну, нечего так волноваться? А то даже голова разболелась.

Поднявшись на второй этаж, где располагался класс и учительская, Валя открыла дверь класса. Мария вошла следом, склонив голову, и тихо поздоровалась с учениками. Все, невольно утихли и стали рассматривать новенькую. Валя раскрасневшаяся, смущённо сказала, что, скорее всего, Мария Вдовиченко будет учиться с нами. Конечно, если «классная» не будет перегружена.

Послышался школьный звонок. Он был совсем не такой, как там в тех школах, где ранее училась Мария. Там звенел колокольчик, дежурная тётка или дедушка подавали звонок вручную. Здесь же звенел надрывно и сильно электрический звонок. В класс вошла белокурая, среднего роста, в красивом платье учительница. Это была преподаватель английского языка и классный руководитель 9-А класса Галина Ивановна Берина. Очень элегантная, и красивая женщина лет тридцати. Мария смутилась и тихонько поздоровалась. Галина Ивановна спокойно спросила, откуда и почему опоздала. Мария, пытаясь объяснить, покраснела и сказала, что были семейные причины.

- Ну, хорошо, Маша, - как то тепло и не принуждённо сказала Галина Ивановна. – Раз Валя тебя привела, садись с Валей за одну парту. Да, Валюша, ты с кем-нибудь сидела.?

- Нет, я одна пока. Поэтому Мария может со мной садиться.

- Ну, а познакомимся потом поближе. Кстати, какие иностранные языки ты изучала, Маша?

- У меня отец военный и мы часто меняли и школы и места жительства. Поэтому я начинала английским языком, потом немецкий полтора года и год французского. А здесь какой язык? – спросила девочка.

- Если хочешь, можешь у меня учить английский. Я посмотрю, что ты знаешь. И определимся.

- Очень хорошо! У меня англичанка была очень славная, я много запомнила - уже смелее сказала Мария. – Поэтому, я буду учить английский.

Видно, Галине Ивановне девочка понравилась и она, улыбнувшись, сказала:

- Я рада, что тебе нравится английский, Маруся. Будем работать.

И стали заниматься. Затем Галина Ивановна взяла документы Марии и пошла в учительскую. Мария ждала, будет ли какой вопрос в отношении её свидетельства. Но, так никто ничего не сказал.

Вторым уроком была алгебра. Марийка во время болезней, часто пропускала уроки геометрии и алгебры, была небольшая запущенность. А тут ещё и пропустила почти месяц.

В класс вошла приземистая, полная учительница с большим узлом тёмных волос, туго скрученных на затылке. Лицо у неё было вроде и симпатичное, но с таким видом, как будто была чем-то недовольна. Она смотрела очень красивыми округлыми большими серо-голубыми глазами. Разговор был краток, резковат и целенаправленный на урок. Ничего лишнего. Мария поняла: спуску не будет. И заволновалась пуще прежнего.

Варвара Архиповна - так звали математичку, подошла к парте, где сидела Мария и спросила, кто и откуда появилась новая ученица?

- Из Бритавки с Валей приехала.

- Почему опоздала? Ты знаешь, что мы проходим сейчас повторение за восьмой класс?

- Знаю. Мне Валя сказала. Мы из одного посёлка.

-Хорошо. Ты мне можешь сказать что-то о системе ординат, с чего начинается, где располагаются Х и Y?

Мария вышла к доске, нарисовала систему ординат, написала, указав обозначения. Затем учительница задала ещё несколько вопросов. Марийка отвечала не очень убедительно.

- Тогда, пускай с тобой позанимается Нелли из Ивашково, она тебе даст несколько уроков для повторения, завтра мне ответишь. Нелли у нас - всезнайка в математике, - как то криво улыбнулась математичка.

Так в помощь Марии приставили высокую стройную девочку с большими бантами и в белом фартуке. Нежный кружевной воротничок подчёркивал её красивую высокую шею и аккуратную головку. Над верхней губой у Нелли была родинка, чётко подчёркивала яркий контур губ. Видно было, что Нелли не очень хотела иметь себе ученицу, но, деваться некуда и она согласилась. Остальные уроки были, вроде, ознакомительными, и все в плане повторения. Заданий было ещё не много. После уроков Нелли попросила Марийку остаться с ней, так как она жила на квартире у своей тёти в Кодыме. Поэтому пришлось позаниматься в классе. С успехом вспомнив по заданию всё, что знала, Марийка быстро повторила, решила былые задания. Нелли была довольна, что не тупица какая-то пришла, а смышленая девчонка. Так она и сказала на следующий день математику. Кажется, и здесь Маша прошла боевое крещение.

Затем был русский и украинский языки. До чего же Марийке понравилась учительница украинского языка! Это была милейшая, очень красивая лицом женщина. Волосы, цвета спелой пшеницы, уложены вокруг головы короной. Лицо с розовыми щеками, тонкий, нежный румянец, как нарисованный. Глаза синие-синие, с поволокой, смотрели с такой теплотой. А когда Валентина Николаевна узнала, что Мария очень хорошо разбирается в составлении планов, умеет грамотно высказываться и имеет огромный запас знаний по этому языку и литературе – был просто фурор для Марии. После урока почти все мальчишки, сразу стали спрашивать, сможет ли Машка давать «скатывать» им план и сочинения, так как они плохо «плавают» в этом.

- Хорошо - ответила Марийка, улыбаясь.- А вы мне будете математику давать, так как я тоже «мелко плаваю» в ней.

- А у нас математик великий, еси - Виктор Горячий, Нелли, Алла Мазур и Серега Рудченко. К кому ты будешь обращаться? – спросил здоровенный увалень, который был по фамилии Валюх. Как потом оказалось – непревзойдённый тупица и безграмотный. Дальше познакомилась с Валей Лобзяк - полненькая, невысокая, с видной прической: длинные белокурые волосы, с красивой густой чёлкой. Карелочка, как потом выяснилось, она носила очень короткие платья и юбочки, чем сильно злила математичку и других учителей.

Затем, Слава Дубровский, Тамара Вольченко – дочь председателя кодымского совета. Также, красивая с ямочками на щёчках и кудрявая от природы – Мила, Милочка Никонова, тоже дочь военных. И ещё была девочка Танюша - Таня Хлебнюк. Она была не высокая, тихая, очень скромная. Волосы аккуратно стриженные. На ней смотрелась школьная скромная форма с чёрным фартучком. Она смущённо протянула руку Маришке и спросила:

-Ты такая маленькая, ещё меньше чем я, почему ты такая манюня?

- Не поливали родители, видимо, вот и не выросла – сказала Марийка смущённо, хотя ей об этом как раз и не хотелось говорить.

Валя Лобзяк, тоже, почти, как Марийка ростиком, одета была более, чем вульгарно, очень, почти под самые ягодицы короткая юбочка, обтягивающая туго бёдра. Полуоткрытая белая блузочка высвечивала красивые полненькие формы груди.

- Танечка, а я что, великанша? – весело спросила Валя,- Тоже три вершка от горшка. А Марийка просто миниатюрная девочка, очень даже хорошенькая. Мы её полюбили и такой.

Больше, особо запомнившихся событий на первый, день для Маши не было. Да и хватит на сегодня! Мария была довольна знакомством и школой, и вновь приобретёнными одноклассниками.

Современные парты с винтами, правда, нет ящиков для тетрадей. Поэтому портфели или сумки висели сбоку на крючках. Стулья, когда ученики поднимались для приветствия учителей, опускались с таким дружным грохотом, что приветствие растворялось в этом треске.

Все подружились. Всем всё было хорошо и ненавязчиво. Теперь, главное, не потерять ни уважения, ни первого впечатления от этого знакомства.

Так и «прописали» Марийку в Кодыме, в классе, где царили и уважение друг к другу и какое-то милосердие, соучастие, и даже душевность. Эти качества от ребят исходили в независимости от дружбы, или простого приятельства.

Мария включилась в учёбу, напрягаясь по вечерам, старалась вычитать все правила, теоремы, задания готовила старательно. Одно беспокоило её: не приведи Господи, что она снова заболеет глазами, как тогда быть? Но Марийка старалась не думать об этом. Может быть обойдётся.

Часто девчонки спрашивали Марию, где они жили, когда переезжали, что она видела, где лучше. С кем она дружит или переписывается?

И тут Марийка остро вспомнила Леночку из Николаева, Леночку Гоношилову, которая ей была, как сестра! Марийка старалась кратко рассказать, об этой девочке, и что Лена из Николаева, и что она её очень любит и страдает от разлуки с ней. Прошло уже немало времени после последней их встречи и разлуки.

Девчонки немного притихли, и, наверное, даже приревновали Марию к той неизвестной девочке. А Мария во что бы то ни стало, решила написать Леночке письмо о своих проблемах и поступлении в другую школу, но уже без матери и отца.

Ответ пришёл незамедлительно. Леночка очень удивилась, что мать поступила так, как нельзя хуже. Она спросила, если тяжело, или невозможно выжить, то пускай приезжает к ним в Николаев. Мама Лены очень будет рада.

Конечно, Мария не стала никуда ехать. Ничего не смущало, до тех пор, пока не нужны были деньги для сдачи в классе на разные нужды и вечера отдыха. А также на тетради и ручки. Где брать деньги? Вот в чём вопрос. Марийка решила отправиться к отцу, чтобы тот помог ей деньгами. Попросив у Вали денег на проезд, в выходной день Мария отправилась в свой родительский дом, с надеждой на встречу с отцом. Да только в этот раз снова надежда обошла девочку стороной.

20. Теперь и без отца

И, как говорят, если беда пришла, то не одна, и надежды нет, она просто ушла. Пусть даже и не умерла.

Отца в доме не оказалось. Дверь заперта на висячий замок, и видно - уже давно. После того, как Мария уехала в Кодыму, никто дома и не появлялся.

Увидев соседку тётю Надю, Мария спросила, не видела ли она отца. Ответ огорошил её.

- Деточка, да он уже с пару месяцев, как ты уехала не появляется здесь. Я кормлю собачек. Свинку он зарезал и продал, курей тоже порезал. А уехал, как он сказал, в Тульчин, к другу. Думала, ненадолго, а уже чёрте сколько отсутствует. Ты узнай, где он. Потому что у меня сил нет ходить ещё и за вашими животными.

Что же теперь делать?! Где брать деньги и кто поддержит девочку? Был полный родительский «беспредел»! Мария толком не знала, ни, где сейчас мама с Милой, ни, куда свалил отец, и даже сестра Зина тоже не выходила на связь. Помнится, когда Мария ещё жила в Бритавке в классе седьмом, Зина ездила в Новополтавку в педучилище. Там она собиралась учиться на воспитателя продлённой группы в школе. Господи! Да какая из неё училка?! Она же психованная и сумасшедшая, детей органически не переносит! Так вот она тогда приехала и сказала, что больше туда – ни ногой! А теперь, где она и куда подевалась – сам Бог ведает.

Что делать? Видно тётя Надя увидела слёзы на глазах у девочки, спросила:

- Мариечка, а ты что-то видно хотела у отца, не так ли?

-Тётя Надя, мне же нужны хоть какие-то деньги!- Закричала в слезах Мария.- Что мне сейчас делать? К кому можно обратиться за помощью? Почему они меня все оставили, так, вроде я выросла, зарабатываю и могу себя содержать? Что у них в головах, что у отца, что у матери? Разве это родители? Чтоб они сдохли! Чтобы я их больше никогда и не увидела, раз они так поступили со мной! – уже не сдерживаясь, кричала в истерике девочка.

- Мариечка, нельзя так. Какие ни есть, они твои родители. Смирись с этим. Я тебе сейчас дам несколько рублей, потом, когда заработаешь, привезёшь, а не привезёшь – и ладно. Я тебя всегда примечала, что ты самая совестливая и самая лучшая в семье. Зина – это конечно не то, а ты, маленькая и страдающая, и они, жаль, что поступили жестоко с тобой. Ты можешь приезжать ко мне. Мы с бабушкой будем рады тебе.

- Спасибо, тётя Надечка! Я не знаю, стоит ли мне возвращаться в эту школу! Там ведь учатся те дети, у которых никаких проблем нет. Мне стыдно сказать, что я брошенная дочь своими же родными! Я больше не поеду в Кодыму! Может, кто-нибудь появиться здесь?

- Не дури, деточка, если кто-то появится, я тебе напишу, оставь свой адрес.

- Скоро будут каникулы, и я, скорее всего, поеду в Одессу. Помнится, Володя когда-то писал маме, что он из Саратова уехал поближе к дому в Одессу. И вроде уже собирается жениться. Там какая-то Катя, с которой уже живёт. Вот только адрес не знаю. Может в доме есть где-то конверт, так - заперто.

- А мы сейчас откроем дверь. - Сказала тётя и пошла к себе в дом за молотком и клещами.

Вскоре Марийка была в сыром промозглом доме, где ещё не так давно жила семья, были завтраки, ужины, праздники, свадьба и проводы. От свадьбы только местами остался жёлтый песок, как напоминание о счастливом времени.

Присев на деревянную кровать, Марийка беззвучно зарыдала, настолько было сильное опустошение в душе и в доме. Не знала, что дальше делать. Может и правда, поехать к тёте Асе? Так ведь она уже тоже не молодая, ну, даст Марийке какую-нибудь булочку - и всё. Просить у неё деньги у Марии язык не повернётся. И нужно будет рассказать, что стало с семейством. А ведь девчонке нужно учиться, питаться, одеваться и покупать школьные принадлежности. Где брать деньги?

Взрыв мозга, казалось, голова лопнет от этих мыслей. Пришла вновь тётя Надя. Уже на улице вечерело, стало холодать. Как-никак конец октября. Марийка принесла с улицы каких-то палок, бумага в доме была. Растопила печку. Стало немного теплее, и сразу чуть успокоилась. Тетя принесла Марийке десять рублей! Это же огромные деньги на то время. Марийка была безмерно благодарна. Но ещё не решила, поедет она в Кодыму, или нет. А пока нужно что-то перекусить и лечь спать, ведь до Кодымы нужно ехать автобусом, а девочка уже опоздала на него, да и выходные сейчас, в школе тоже почти никого нет, кроме сторожа.

В воскресенье вечером Марийка должна была с Валей ехать обратно в Кодыму. Подруга Валя, что на целую голову была видна из-за забора, постучала в ворота и вошла во двор. Марийка, грустная и сама не своя, впустила Валю в дом.

- Что такое, Мария? – спросила Валя. Поехали, не то опоздаем на последний автобус.

- Валюша, я не знаю, что мне делать? Скажи, как мне сейчас поступить? Ведь помогать мне некому, я оставлена всеми и, видимо, навсегда.

Она рассказала Вале всё, что на самом деле случилось в семье, подруга слушала с широко открытыми глазами и от волнения хватала воздух ртом, как рыба на песке.

- Мария, Боже, а чего ты мне сразу не рассказала? Может можно ещё что-то сделать, отец же был здесь?

- Валечка, он же обещал помогать мне, мать уехала ещё раньше. Адреса её я не знаю, хотя она обещала известить. Но всё, я тоже ей не нужна! Зинка - с неё толку, что с козла молока. Володя – тоже пока не была у него, возможно, когда-то отыщу, вот искала его адрес: пока нашла, что в посёлке Усатово. А как туда ехать, чёрт его знает? Да и тут деньги нужны.

- Короче, Марийка, не сходи с ума, поехали в школу. Там что-нибудь решим. Собирайся. Что ты одна в холодной хате будешь делать?

Если бы подруга знала, как стыдно ехать туда, где её приняли, как свою, как равную с ними. А она-то - нищета брошенная! Ужас охватывал девочку. И только Валя со своей уверенностью немного придавала силы и успокоение.

Закрыв дом, Марийка собралась и они, благо не далеко до остановки, успели в последние минуты.

В школе все ученики увидели опухшие глаза Марийки и поникший вид.

- Марийка, что произошло? – спросила Таня Хлебнюк. – Видно, что какие-то неприятности?

- Да ничего, Танечка, - сказала девочка. Она не хотела говорить о своих проблемах. Но когда в класс вошла классная руководитель Галина Ивановна, сразу определила, что с девочкой что-то не то.

- Мариечка, ты сама на себя не похожа. Была такая весёлая, замечательная, что произошло?

Ничего не говоря, Марийка залилась горькими слезами и выбежала из класса. Как сказать, что она не может быть в этой школе? Отдадут ли ей документы, чтоб она пошла на работу в своих-то, неполных пятнадцать лет? Кто возьмёт её, кто захочет ответственности?

Валя всё рассказала, как есть, и что Мария собирается уйти из школы только потому, что некому помогать. В классе наступила гнетущая тишина. Даже учащиеся понимали, что даже, если Марийка останется в этом общежитии, есть ей не за что, ведь обеды в школе - платные. А там девочки будут только бередить душу, привозя из дома продукты. Ну, один раз она сядет с ними за стол, ну - два, а, как известно - долг платежом красен. Что сможет девчонка отдать юным хвастунишкам и болтушкам? Будет затравлена, как зверёк.

И вот без Марийки, решили: каждый одноклассник берёт Марийку к себе на выходные погостить, чтобы она не ездила в пустой и холодный дом, не тратила деньги, которых и так нет.

Было много дней и ночей в чужих квартирах, домах, семьях. Каждый выходной для Марии – просто пытка. Боясь сказать что-то лишнее, не так повернуться, ни сесть, ни стать – ведь чужое всё и вся! Сильный душевный и моральный пресс. Ей лучше оставаться в пустом общежитии, чтоб её никто и не слышал, как она рыдает, и не видел её страданий.

21. Поездка к брату

Первая четверть закончилась. Мария решила ехать в Одессу к брату. Но вот как его разыскать? Фамилии Кати она не знала. Увидела на конверте: Усатово, улица Комсомольская , 65.

Приехав на Привоз, Мария стала расспрашивать, как проехать на Усатово. Вскоре её подвели к Натинскому автобусу, который шёл именно туда, куда нужно девочке. В автобусе, после каждой остановки, людей становилось всё меньше. До Усатово вообще осталось несколько бабушек. Вот эти-то бабушки ей и подсказали, как найти Катю. Не очень долго Мария крутилась вокруг да около. Нашла и ворота, и дом с номером 65. Стала стучаться в ворота.

- Кто там? – спросили из-за ворот. – Дитё, тебе чего?

- Скажите, а Ката с Володей здесь живут? Володя Вдовиченко?

- А ты кто будешь такая, а?- спросила полная, ещё не старая, симпатичная хозяйка, как потом оказалось Катина мама - тётя Клава. Не очень высокая, видно в молодости красивой была. Сейчас седые волосы повыбились из-под клетчатого платка. В тёплом, вельветовом халате, поверх которого была безрукавка-телогрейка. Комнатные тапки тоже уже пенсионеры, отмучившиеся не один год.

- Я младшая сестра Володи – Мария, – представилась девочка. Если я не верно попала, простите…

- Нет, почему же? Заходи! Очень рады встретить родственников нашего хлопца. – Вовка, а Вовка! Поди–ка сюда, смотри, кого я тебе привела?

- На пороге небольшого домика, похожего на времянку показался заспанный мужик. Марийка, еле узнала своего брата Володю. Что это с ним? Она так давно его не видела, что теперь с трудом узнала. Несколько повзрослевший, волосы короткие, не такие пышные, как раньше. Лицо осунувшееся, не бритое. В старой майке-алкоголичке и в шортах. На дворе прохладно и он, увидев Марийку, скукожился и спросил:

- Ты как меня нашла? Откуда адрес взяла?

- А ты что, не рад?- спросила Марийка. – Может я и тебе не нужна, как матери и отцу?- и Марийка расплакалась горькими слезами.

- Да ты что! - Воскликнул брат. – Ты не так поняла. Просто я не знал, что ты Шерлок Холмс!

- Всё предельно ясно. Мать поступила с тобой так же, как и с Любой. А ты помнишь, Люба приезжала и просила тебя, чтобы ты уехала с ней? Почему ты отказалась? Ты что, не видела, до чего отец доводил мать, вот и результат его рук! Гад! Скотина! Я его просто убью! Вот поеду, разыщу и за тебя поквитаюсь!

- Не нужно себе судьбу портить. Он уже прожил век, а ты сядешь и надолго, – вмешалась тёща. Та, лучше, предложи сестре раздеться и отдохнуть с дороги. Да и покушать нужно, видно, что её судьба - не балует. Вот, Господи, и что за такие батьки! Хай им грець! - в сердцах выругалась мама Кати. Самой же Кати ещё не было, она работала на швейной фабрике имени Воровского швеёй-мотористкой. Придёт только вечером.

После приёма братом и его тёщей, Марийка наелась, и улеглась отдохнуть. Снился ей дом в Братском, там, где вишня, качая ветвями, оставляла кружевную тень на полу. Марийка пыталась поймать, хоть одно кружево, но всё ускользало из-под пальцев. Вконец раздосадованая, она выругала солнце, которое быстро садилось, и, вдруг, кто-то её потрогал за плечо. Открыв глаза, увидела над собой брата и улыбающуюся женщину, не очень то и симпатичную. Она смотрела на Марийку большими выпученными, как у больной базедовой болезнью, глазами неопределённого цвета. Рот был грубый, очень некрасивый. Зубы выпирали вперёд. Волосы тусклые, вроде как подкрученные. Марийка с непонятным смятением смотрела на эту, так сказать, женщину, и не знала, как ей поступить и что сказать. Наконец, сглотнув ком в горле, улыбнулась, и спросила:

- Вы Катя? - А я Володина сестра Марийка. Приехала к вам погостить на каникулы.

- Ага, на каникулы. Еще чего! Ты останешься у меня, пока не определится кто-то из наших, где они и куда подевались! – сказал брат. Он видел смущение Марийки. Видимо, Катя произвела своё впечатление, подобно тому, какое и на него, когда он впервые её увидел. Но она очень хорошая, порядочная, добрая, умница, и что с того, что старше на каких-то пять лет? Бывает и на ещё более старших женятся и живут лучше, чем на молодых и дрянных, таких, как Прасковья -сучка подворная!

- Володя, что это твои родные учудили, как можно такую девочку да оставить совсем одну? И куда Бог смотрит, не наказывая таких родителей?

- Получат, придёт время. А сейчас нужно определиться, что с ней будет. Она же не сможет без поддержки там одна находиться.

- Володя, мне сейчас в школе помогают. Выделили 56 копеек в день, я могу в столовой брать бесплатно на эту сумму завтрак, обед и, если что останется – на ужин. А в выходные меня все девочки, по очереди, забирают к себе домой, и вроде, всё нормально. Правда, я стесняюсь бывать у людей, у них свои интересы, непослушные дети, и всё, что происходило плохого в их семье, мне кажется, что в этом моя вина.

Иногда, после обеда и по вечерам она подрабатывала. Марию взяли в садик коридорной-няней. Платят очень мало, но кормят и домой дают еду, так что в выходные хватает поесть и купить тетрадей. Девочка даже выкроила себе денег на покупку красненького дешевого пальто, и такого же цвета беретика.

Часто, по пути в школу, она ходила мимо стройки, где работали солдаты, которые возводили дома для военнослужащего и командного состава. Ей казалось, солдатики только и ждали, когда эта «малышка», как они кричали с недостроенных стен домов, будет проходить мимо и чтобы поцелиться камешком ей под ноги и посмеяться. Мария стала переходить на другую сторону, чтобы «солдафоны» не поступали так глупо. Однажды, калитка у людей, живших напротив, которые держали индеек, осталась открытой. Шагая без всяких посторонних мыслей, вдруг из калитки выскакивает индюк и, с громким гу-лю-люканьем, подбежал к Марии и стал цепляться за пальто! Послышался громкий хохот со строящихся домов. Но тут вышла хозяйка дома, и, попросив извинения, загнала птицу во двор и захлопнула калитку. Вроде ничего такого не произошло, но осадок был неприятный, и преследовал девочку часто. Мария снова стала проходить мимо солдат, но незаметно всё улеглось, больше солдаты не смеялись, видно стали забывать, или их поменяли на других стройбатовцев.

Володя слушал и тоскливо смотрел на сестру, вспоминая время, когда и он учился в Одессе, не получая подспорья от родных.

- Да уж! Семейка! Будь неладна! Отец, как бешеный слон разрушил всё на своём пути.

Теперь Марийка колесила каждые праздники к брату. Через некоторое время Катя забеременела, стала готовиться к рождению малыша. Ходила очень грузная, тяжелая. И родила двойню: Серёжу и Васю. Серёжа был немного больше весом, но умер через несколько дней в роддоме. Василёк меньше и ростом и весом, но остался жив.

Катя тоже ругала Володю, что мальчик по его вине умер. Он сильно стал пить, изредка побивал Катю. А однажды, чуть не сбросил с лестницы, когда Катя полезла ремонтировать оторванный электропровод. Володя пытался её сбросить с лестницы, чтоб она не лезла, куда не надо. Если бы не мама Кати, он бы точно её убил бы, или покалечил. Но Кате деваться было некуда, ведь замуж её никто не хотел брать, а одной тоскливо. А тут молодой, красивый, да ещё и мастер на все руки. Вот и терпела. Во дворе стоял недостроенный новый дом.

- Вот это, Марусечка, твой братик сам всё делает руками. Ему помогают, конечно, и дед, и Юра.

Юра – младший брат Кати был на несколько лет моложе, но намного красивее сестры. А всё дело в том, что Катя сильно похожа на своего отца, некрасивого, носатого и с очень уродливыми глазами – такими же «лупатыми», как у Кати. Юра во всём походил на маму: милое лицо, очень красивые черты, мягкие и почти женские. Красивые руки и походка, располагающая к спокойствию и уравновешенности в жизни. Хотя и он тоже уже успел разойтись с женой. Детей не было. И он снова в доме у матери с отцом и вместе с Володей строили второй дом, чтобы свободней всем жилось.

Но всё равно, больше забот и работы выпадало брату Володе. Вот ещё и малыш появился. Володя работал на фабрике, там же, где и Катя до декретного отпуска, электриком, уставал. Оборудование старое, работы очень много тяжёлой, и каждую смену не убавляется, а наоборот - невпроворот. Всё это – понятно, но это его не оправдывает, что Катя плачет и страдает. После нескольких приездов Марийка прикипела к Кате и сердцем и душой. Уже она не была такой уж страшной. Даже похорошела после родов. Марийка с удовольствием игралась с маленьким Василёчком. Но проблемы мучили девочку. Ничем нельзя было заменить то чувство, что она одна, и что снова нужно возвращаться к чужим людям.

Так прошёл год в Кодымской школе. На каникулы Марийка снова поехала к брату. Но там были сплошные скандалы. Уже не стесняясь, сама Катя ругалась так, как заправский мужик. Василёк бегал к соседскому мальчику «Осёне» - это он так называл Серёжу, который был несколько старше. Однажды, играя с Васильком, Серёжка ударил Василька. Тот заплакал, и пошёл к маме. На это время был дома брат, рассвирепевший, он подбежал к малышу Серёже, но тут возьми да выскочи соседка, бабушка мальчика. Она схватила его на руки, и Володя с силой ударил старуху по лицу.

- За что, сосед!? Почему ты такой дурной?! Чего ты лезешь в детские разборы? Они же дети!

- А мне плевать, что они дети. Пусть моего не обижает. Не то прибью!

Тху на тебя! – плюнула старуха и повернулась задом к Володе, уйдя в дом.

Через некоторое время Василёк снова стал проситься к Осёне, вот только Володя не пускал его туда ни ногой. Так малыш сам с Марийкой играл в скучные игры.

Однажды, Катя пришла из магазина не одна, а с каким-то невысоким, ниже среднего роста мужичком. Войдя в дом, она позвала Марию и сказала:

- Маня, вот познакомься, это Жора или, если хочешь – Георгий. Он работает на гвоздевом заводе. Вот побудьте с Жориком, можете сходить в кинотеатр, у нас красивый, посмотрите кино. А там будет видно.

А что такое: « будет видно?»

Оказывается, Катя недаром привела этого чудо-мужичка. Она видела, что Мария маленького роста, и что оставлена родителями.

- Маша, - как-то утром спросила Катя. - Ну как тебе Жора? Нравится, хоть немного?

- Катя, а зачем мне этот ваш Жора? Вы что, хотите меня замуж выдать или что? Я не понимаю?!

- Машенька, ведь рано или поздно это время придёт, будешь сама себе искать парня. А тут смотри: не пьёт, не курит, работящий, квартира есть. И зарабатывает неплохо. Чем не муж?

- Катюша, ты посмотри на него, на меня и сопоставь: могу я быть женой сейчас? Мне не полных 15 лет. Я ещё света белого не видела. Зачем мне замуж? Я же хочу закончить хотя бы среднюю школу, потом поступить, приобрести профессию. А потом, может быть, и встречу кого-то. Но я не хочу сейчас, мне противен этот человек! Я не смогу с ним даже в кино ходить. Мне неприятно даже его присутствие.

- Это ты зря! Он - хороший человек! А то, что не очень красив, так и я смотри, какая. А вышла за Володю.

- А как же так получилось? У Вовки всегда такие девчонки красавицы были. И вдруг…

- Я тебе тоже не по нутру, да? А Володька ваш, уж очень дрянной! Он меня знаешь, как мучит?! И пьянки с шумом бесконечные, и драки с матершиной! Просто люблю его, вот и терплю. Знаю, что он женился на мне далеко не по любви. А со злости на первую жену.

- Катя, ну зачем ты мне это говоришь? Я знаю брата, как дорогого мне человека. Он один стал на данное время для меня опорой. Может, я вам мешаю, приезжая сюда? Так скажи. Я больше не приеду.

- Нет, Мария. Я просто хотела сосватать тебе Жору. Я знаю его маму, очень хорошая женщина. Была бы тебе матерью.

- Мне же не с мамой его жить, а с ним. И ни в какой замуж я не вступлю! Извини, Катя, не могу. Я ещё малая, да и он мне не по душе.

- Ну ладно, как хочешь. Сегодня к нам в гости придёт ещё один парень Витя. Он служит в морфлоте. Посмотришь, может он тебе приглянётся.

- Катя, снова-здорово! Ну, зачем ты это делаешь?

- Нет, он друг моего брата Юры. Кстати, как тебе Юра? Он тоже недавно разошёлся с женой.

- Хороший парень. Но он слишком взрослый. А с женой он помирится.

- Господи! Ты, Маша, не исправима. Ну ладно…

На следующее утро действительно пришёл этот морячок. Сказать, что он особенный – никак нельзя. Не отличался ни красотой, ни нежностью. А вот рост был под метр восемьдесят пять. По сравнению с Марией – просто гигант. Парень как парень. Молодой и очень уж ушлый. Марии он вовсе не понравился. Но Катя нахваливала Машку, как будто собиралась продавать. Марии это не понравилось. Сидела красная, как рак. Даже сказать, что либо, ей было невмочь. Вскоре, Марии всё это надоело, и она решила собрать вещи. Тем более, что каникулы заканчивались, нужно было возвращаться в Кодыму. Катя поговорила с Володей, чтобы он остановил сестру и попробовать ещё раз сосватать с кем-то из этих мужиков. Но никакие уговоры на Марию не подействовали, и она, забрав все свои пожитки, уехала на следующее утро в Кодыму. Брат успел выдать ей 29 рублей, и этого должно было хватить на какое-то время. Следующим же утром Мария была в Кодыме.

22. Лидия Сергеевна

Дни в школе, практически, похожи один на другой. Учёба не очень напрягала, не была сложной. Всё упорство, которое Мария выработала в себе в разных направлениях и в семье, и во время переездов, и находясь на больничной койке – это была какая-то неземная выдержка. И те испытания, на какие подвергли её самые родные и близкие люди – родители, казалось, могли бы сделать из её судьбы совсем не то, что можно назвать человеческим обличьем. Мария выдерживала и это испытание.

Иной раз девочка задавала себе вопрос: «Почему мне такая судьба выпала? Из-за чего я впала в немилость своим родным? Чем я заслужила такое отношение?»

Вспомнив, как неоднократно, ругаясь с матерью, отец кричал в злости:

- Ты обвиняешь меня в том, что живём, как нищета подзаборная? А кто тебе деньги всегда отдаёт до полного выворачивания карманов?! Где они? Куда ты их деваешь? Могла бы одеться и детей одеть, не ходила бы такой неряшливой! А то, что мы уехали из Болгарии, где у нас с тобой был такой домина, кто виноват?! Ты родила эту больную, из-за которой пришлось распрощаться и с домом, и с достатком! Думаешь, мне легко с этим смириться, да?! Вот теперь живите со здоровой дочкой, на Украине, да со злыднями в обнимку! Я не могу сейчас зарабатывать так, как раньше!

Как иглой пронзило это воспоминание Марию! Вот в чём причина их отношения к ней! Они так и не простили ей того переезда. Мария была виновной в жутких отношениях родных людей, которые в одночасье стали бездомными, обнищавшими и обозлёнными на ребёнка. Видимо, отец специально таскал семью по разным захолустьям, в полуразваленные дома, чтобы «ударить», да по больнее мать и, чтобы страдали все, зная из-за кого эта нищета! Хорошо, хоть не утопили, или не оставили насовсем где-то в больнице. Так, зато, теперь отплатили страшной местью в период, когда она стала подростком, когда, заканчивая учёбу в средней школе, не достигшая зрелого возраста, не имеющая ни жилья, и совершенно никакой поддержки.

Марийка решила не поддаваться больше на уговоры одноклассников идти к ним на выходные, договорившись с воспитателями общежития. К ним пришла в коллектив ещё одна воспитатель, жена военного, приехавшего из-за границы – Лидия Сергеевна и была всё та же Евдокия Иосифовна. Они разрешили ей находиться в выходные дни в общежитии, поскольку Марийке дали возможность подзарабатывать в детском садике. Она стала помощником воспитателя в ясельной группе: носила горшочки, мыла их, кормила деток обедами и ужинами. Завтраками кормила воспитатель, когда отсутствовала основная няня. Мыла посуду и полы. Укладывала в постельки малышей. Когда успевала освободиться из школы, обнимая и прижимаясь к ним, чувствовала и какое-то родное и близкое душевное тепло. Детки очень любили Марийку, ждали, когда она придёт. Ведь она никогда не кричала, не злилась. Дети чувствовали такое доброе отношение. И заведующая всегда, безусловно, радовалась такой помощнице. И, когда Марийка не могла прийти: какие-то занятия, консультации или ещё что-то мешало, то, как она говорила:

- Мариечка, без вас детки и кушать не хотят, и на горшочки не садятся, и спать не могут без вашей ласки! Чем вы их так приворожили?

- Не знаю,- отвечала Марийка, входя в группу. И тут же малышня начинала улыбаться и пищать. Как это было радостно на душе! Марийка очень благодарна своей классной руководительнице за такую работу! Это ещё раз подчеркнуло ту человечность, то сочувствие со стороны учительского состава Кодымской средней школы № 1. Под руководством Гирныка Петра Ильича, коллектив был подобен именно ему, самому директору, он не раз вызывал Марийку, спрашивал, не нужно ли чего, всё ли у неё есть. И даже если Марийка молчала и говорила, что у неё всё необходимое есть, то директор внимательно спрашивал всех, кто был в курсе проблем девочки.

Когда она оставалась в общежитии одна, иногда, покупала себе 200-граммоввую пачку маргарина, булку хлеба и, намазывая, с аппетитом уплетала и рыдала, потому что на большее не могла рассчитывать. Ведь в выходные дни столовая не работала. Мария оставалась полуголодной, но идти к кому-то домой – ни ногой! И стыдно, и обидно! А ещё очень любила ходить в лес, который окружал всю Одесскую область. Там Мария чувствовала себя в своей стихии. Собирала грибы, ягоды, любовалась природой и вдыхала лесную тишину всей грудью. А грибы были для неё подспорьем для выживания. Это и сыроежки, лисички, боровики, правда, они большая редкость. Часто встречались вокруг вырубок на пнях целые семейки опят. Это и была еда в то время, когда нигде нельзя было подкрепиться. Везде же нужны деньги, а лес кормил, словно добрый друг, только нужно дружить с ним. Так выживала без подмоги старших.

Пришла зима. А у Марийки - ни сапог, ни зимнего пальто. Да их собственно никогда и не было. Родители, выезжая на базар, покупали детям соразмерные фуфаечки, старались каждому по его возрасту. На ноги брали битые валенки. А если мокрая зима и жижа - были галоши резиновые и тоже на каждый размер ноги. Были ещё кирзовые сапоги одинакового фасона, что девочкам, что сыну, когда он ещё был с ними. О модельных туфлях, или шик-босоножках летом – речи не было! Босиком! По колючкам, по траве, или дороге, когда стёкла, или колючки впивались в ноги, это очень болело, а то ещё хуже – нарывало. Сандалии покупали только на первое сентября. Иногда Марийке доставались после Зины, которая убивала всё в хлам. Отец тогда ремонтировал, подбивал деревянными гвоздиками, сделанными из спичек, зашивал, и дочка ходила в сестриных обносках. Плакала от обиды. А Зина смеялась и дразнила её так, как будто Мария была сама виновата в этом.

Но сейчас Марийка почти раздетая. Зима на носу, уже заморозки, а она ходит в кофточке и туфлях. То, что она заработала, работая в детском садике, не хватает, чтобы хоть что-то купить.

Заметив такое положение дел, новая воспитательница, узнав поближе всех девочек и мальчишек из этого общежития, прониклась судьбой Марийки. Стала чаще с ней оставаться наедине, выспрашивала, кто её родные и где сейчас. Узнав всё, как есть, Марийка уже без стеснения говорила о своей беде, видела ужас и непонимание со стороны слушателей и самой Лидии Сергеевны.

Лидия Сергеевна, очень мягкая, уважительно относилась к девочкам. Никто и никогда не замечал ни тени недовольства у неё на лице, всегда мило и добродушно улыбалась, каждое дежурство с ней было комфортным и без всякого напряжения. Миловидная женщина, средних лет, с волосами белого цвета, с короткой стрижкой и слегка завитыми прядями. Глаза глубокие, синего цвета. Смотрела очень внимательно, изучающе. От её взгляда ничего не могло ускользнуть, поэтому девочки всегда старались говорить только правду. Иногда, Лидия Сергеевна, если были трудные задания, даже помогала решать математику, или готовить ещё какие-нибудь сложные предметы. Грамотная, выдержанная и тактичная.

Видно, что судьба Марийки её задела за живое. Однажды она позвала Марийку к себе в гости. Как ни странно, но недавно, переехав из Германии, их поселили в тот дом, где, как говорил отец, он ещё раньше, до встречи с мамой жил в нём. Вот квартиру Марийка не знала, отец так и не успел ей сказать. Войдя в квартиру, что располагалась на первом этаже, Мария увидела много тюков, чемоданов, ящиков. Боже! Как это ей напомнило свою семью и моменты переездов! Но сдержав себя, Мария села на кресло, предложенное воспитательницей.

Внимательно посмотрев на Марию, Лидия Сергеевна сказала:

- Моя хорошая, Маришечка, я знаю такие случаи, когда у военных, особенно музыкантов, «крыша не на месте». Ты понимаешь, о какой крыше я говорю, да?

- Да понимаю я, Лидия Сергеевна! У них не только крыша, а и совесть в лесу заблудилась! - с грустью сказала девочка. – И что же теперь, их нет, им всё нипочём. Мучаюсь то я. И я виновата в этом своём положении.

Марийка, как могла вкратце, рассказала свою историю рождения и всё, что произошло в её ещё маленькой жизни. Лидия слушала внимательно, даже ни разу не перебив её. Вздохнув после рассказа, сказала:

- Не волнуйся, Машенька! Мы что-то придумаем. Я тебе обещаю, что ни голой, ни босой ты не будешь. Знаешь, я до сих пор, уже прошло десять лет, как погиб мой сын, не могу себе простить, что он не со мной. Мы его не бросали. Он просто сам хотел попасть в Армию. Служил в Англии, его послали туда, поскольку мы же были не в СССР, а в Германии. А оттуда можно было куда угодно идти служить. Поначалу он был доволен, что увидит Туманный Альбион. Он утонул в болотах этого Альбиона. Как это произошло, так и не узнали. И нет могилы.

Вдруг Мария увидела, как заплакала Лидия Сергеевна. Первый раз! Марийка обняла её за плечи и прижалась к ней. Вспомнила и рассказала за брата, когда тот служил в Армении и на турецкой границе пограничником. Успокоившись, Лидия Сергеевна смущённо улыбнулась и попросила прощения, что дала волю чувствам. Затем они ещё долго вспоминали разные истории из своей жизни. И Лидия Сергеевна спросила Марийку:

- Не хочешь перейти ко мне, Маришка? Я буду очень счастлива. Ты мне очень понравилась. Я удочерю тебя, будем все вместе жить. Муж у меня очень добрый, вот увидишь.

Сердце у Марийки сжалось от боли и от чувства предательства, если она забудет всех своих родных! Как это? Ведь она совсем другая! У неё же есть, как бы родные, просто их сейчас нет рядом. Но она не сможет так просто перейти к чужим, ещё не совсем знакомым людям.

- Нет, Лидия Сергеевна! Пока я не могу вам ничего сказать на это. Спасибо, за приглашение, я пойду. Потом, может, я подумаю, скажу вам. А сейчас… И Марийка залилась слезами.

- Я понимаю тебя. Это хорошо, что ты не сразу согласилась. Это говорит о твоём глубоком содержании в душе. Умничка! Не кидайся сразу на то, что кажется, блестит. Мне можешь верить, я правду всегда говорю. Но я рада, что не ошиблась в тебе. А сейчас, какой у тебя размер ноги? Господи! Да ты же Золушка! Ножечка-то совсем детская!

Лидия Сергеевна вышла, и вернулась с целым ворохом вещей, а в руках держала туфли, голубого цвета с выдавленными в дырочку цветочками и на высоком каблучке. Миленькие и очень аккуратные:

- Примерь эти туфельки. В этом году у тебя выпускной, и я хочу подарить тебе эти туфельки. Мне они страшно малы. Я их не одевала, они - новые.

Потом показала несколько вещей: платьев, блузочек и юбочки, правда, все они были, либо длинные, либо широкие, либо вообще не по размеру. Кое-что выбрали. Марийка знала, что на уроки по домоводству у неё не было ткани и решила, что там ей учительница, тоже очень хорошая, поможет перешить вещи на себя. Тогда девчонки понашили себе модные в то время юбки солнцеклёш из шотландской клеточки. Красивые, броские. Радовались и наряжались каждый вечер. Только Марийка уходила в дальний класс, чтобы не видели её тоски и слёз. Теперь и у неё будут обновки.

Как-то придя в школу поутру, Марийка увидела Лидию Сергеевну в коридоре школы возле их класса. Ничего не заподозрив, Марийка вошла в класс. Не успела положить сумку, которая тоже уже на ладан дышала, вошла Галина Ивановна и пригласила Марийку в учительскую.

- Машка, что натворила? – весело спросила Валечка Лобзяк? – Чего тебя так сразу в учительскую?

Марийке было не до смеха. Войдя в учительскую, она увидела на столе Галины Ивановны большущий свёрток.

- Машуля, - обратилась Галина Ивановна. – Мы тут с Лидией Сергеевной посовещались, и решили тебе приобрести шубку. Без примерки, ты уж извини. Но знаем твою гордую натуру, что ты можешь не принять такой подарок, поэтому – это, именно, подарок и ни к чему тебя не обязывающий. Зима, девочка, очень скоро зима. А у тебя ничегошеньки нет. Я так поняла, что твои не проявляют никаких телодвижений? Поэтому посмотри, должна понравиться. Это самое крошечное дело, что мы можем для тебя сделать.

Марийка была ошарашена. Боже! Её здесь уже даже одевают и кормят, и учат! Что же ещё она сможет сделать этим людям, Ведь у неё ничего нет, чем бы отблагодарить их всех?

- Ну, чего ты молчишь? Ты расстроена?

- Я не знаю, что вам сказать, – со слезами в голосе сказала Мария, – Ведь это всё стоит денег, а у меня же нет ничего, ни копейки. Ну, разве то, что в садике по пять рублей в неделю на тетради. Чем я буду отдавать вам? – уже, рыдая, сказала девочка.

- Милая Мариечка! А кто тебе сказал, что ты будешь должна? – строго спросила Галина Ивановна. – Для нас главное сейчас, чтоб ты приняла этот подарок, Понимаешь? Подарок! Если ты стесняешься, Лидия Сергеевна отнесёт к себе на квартиру, а ты придёшь в выходной к ней и заберёшь. А сейчас одень, мы посмотри на тебя.

Марийка нырнула в шубку с рисунком в белые и черные спирале-подобные завитки и зигзаги. Лёгкая, пушистая! И надо же - прямо по Марийке! И такая красивая, блестящая, и так хорошо пахнет!

Слегка посмотрела в учительское зеркало. Боже! Неужели это она?! Красавица, Очень понравилось Марийке, и в тоже время, сильно вновь расстроило.

- Ну, что снова? – спросила уже с сердцем Галина Ивановна, - что, не нравится?

- Да что вы, очень нравится. Только за что мне такие подарки? Я же ничем не отличилась, да и учусь не так уж на отлично. С математикой сложности. Вон Варвара Архиповна всегда недовольна. И я её понимаю. Что она скажет? И что девчонки скажут, когда увидят? Ведь они знают, что я совсем одна и купить сама себе не смогла бы.

- Так, давай успокойся, Маричка! Тебе ничего никому не нужно объяснять. Умный не спросит, дурак - не поймёт. Поняла? А это скажи тебе посылка пришла от друзей. Кстати, есть у тебя друзья где-нибудь?

- Ой, да! В Николаеве у меня подруга. И она мне тоже дарила свои вещи – смутившись, Марийка, вздохнула и опустила глаза. - Боже! А я и забыла ей написать письмо из-за этих событий. Спасибо вам, спасибо, что купили! За обеды спасибо и детский садик! И что напомнили о моей Леночке. Сегодня же напишу!

Так и разрешился вопрос с Марийкой. Сапожки ей подарила одноклассница, которая тоже почти такая же, но не хотела ходить в прошлогодних сапожках. А они кожаные, коричневые с чёрными вставками. С шиком, модные. Марийка - просто на седьмом небе. Единственное, что её опускало на землю, так это то, что не родители одевали, не сёстры и брат беспокоились о ней. Последние 29 рублей, выданные братом во время летних каникул, уже давно истрачены и забыты. Да на них-то особо ничего не купила, а ехать больше не хочется к брату. Уж очень она им тоже в тягость, как поняла Марийка.

Лидия Сергеевна улыбнулась, увидев, как Марийка хорошо выглядит: маленькая, хрупкая, с аккуратной стрижечкой, приодели её, чем смогли, помогли всем миром. Там потом ещё что-то придумают. Ведь весной - выпускной. А на этот праздник, действительно, нужны были деньги и на наряд, и, если разрешит руководство школы – то и застолье. А девчонка без помощи родных! Господи, да как же можно так жить спокойно, зная, что где-то живёт девочка, дочка, совершенно одна, без поддержки самых близких?! Что же это за родители, и как их можно разыскать, чтобы наказать…?

23. Евдокия Иосифовна

После этих событий, на следующий день пришла прежняя воспитательница – Евдокия Иосифовна. С ней девочки ничем особо не делились. Считали её грубой, вредной и даже со сложным характером. Лучше не заводить и не скандалить с ней. К Марийке отношение было чуть–чуть не такое, как к остальным. Это девчонок раздражало. Они просто изнывали, кто Марии прислал такую шубу. И почему ей шлют и платья, и сапоги и разные вещи, а им ничего. Да кто она такая, эта Мария?

И было время, что ругались с Марийкой. Вот только Марийка не хотела ругаться. Ведь она помнила всё то доброе в прошлом году, когда они её иногда угощали, подкармливали и даже к себе звали в свои сёла. Однако, Мария не хотела никуда ехать далеко от Кодымы. Сейчас это был её форпост, её скала и защита от всех ветров и бед! Пусть беснуются, а она просто выходила в пустующий класс и работала с уроками.

Однажды, спускаясь вниз со второго этажа в холл, где была столовая, Мария увидела ребят, живущих в комнатах на первом этаже. Всё бы ничего, вот только они заметили, как Марийка посмотрела на гитару, в руках парня, который пришёл к ним в гости. Гитара была почти такая же, на которой Марийка играла с отцом, давным-давно…

Маришка, а ты чего так смотришь на гитару? Думаешь, что она твоя? – смеясь, спросил Лёнчик, красивенький паренёк, но на год моложе Марийки.

- Да нет, просто давно в руках не держала гитару, - сказала девочка.

- Подожди, так ты что играть умеешь на гитаре?

- Да, но по - своему. Цыганским строем.

- Это как? – спросил другой пацан, повыше Лёнчика Валерка, тоже из комнаты снизу.

- Это на семиструнке и с перебором. Но простые песни, без всяких там сложностей.

- Пошли к нам, покажешь, как ты играешь, - попросили мальчишки.

- А разве можно к ребятам ходить? Я думаю, Евдокии Иосифовне это не понравится.

- Ну, ты же ненадолго. Пошли, сыграешь нам что нибудь и уйдёшь.

Марийка вошла к ребятам. Присев на краешек стула, взяла гитару в руки. Господи! Она же не настроена. Марийка стала настраивать гитару на свой лад, подкручивая колки. Вскоре стало что-то вырисовываться. И она проиграла «Нич, яка мисячна», затем «Ночка тёмной была», о цыганской любви. И ещё хотела одну песенку, но тут открылась дверь и вошла Евдокия Иосифовна. Марийка, сидя спиной к двери, не сразу увидела её и продолжала играть.

-Хорошо играешь, Мария, - сказала воспитатель.- Кто тебя научил?

- Ой, извините, я просто… меня пригласили... Уже ухожу, извините.

- Не оправдывайся, Мария. Ты ещё никогда не нарушала режим, поэтому я тебя прощаю. И то, что мы с тобой обе одинаково играем – мне очень нравится. Ну, а сейчас, прощайся с мальчиками, пошли наверх.

Марийка смутилась. Идя рядом с Евдокией Иосифовной, она чувствовала себя так, как кошка, что попалась на хозяйском столе.

Но ничего больше не высказав Марии, воспитательница внимательно посмотрела ей в лицо. Потом сказала:

- Я хочу пригласить тебя ко мне на выходные дни. У меня частный дом, большущий. Места очень много, а мы только с мужем. У меня отдохнёшь, покушаешь. Мы с тобой поиграем на гитаре, у меня есть тоже такая гитара, как у мальчишек. Ну как? Идёт? Я хочу вместе с тобой поиграть на гитаре.

- Может быть, и пойду. Пока не знаю. Спасибо за приглашение. А сейчас, извините, что я была у мальчишек. Я же ничего плохого…

- Молчи. Я знаю, что ты серьезная девочка, а не, как эти «сцыкушки», которым только хи-хи да ха-ха.

Спасибо. Я пойду к себе. Ещё уроки нужно закончить.

И Марийка снова была в плену чужих жалостей и приглашений. Господи, как же это ей всё надоело! И чего все к ней пристают со своей жалостью? Она уже никого и не просила и не просит. А деваться - некуда. Если бы можно было куда-нибудь уйти втихую, хоть в коморку и сидеть, никого не видеть, чтобы никого со своей жалостью рядом не было.

Но, однако, вскоре Марийка очутилась у Евдокии Иосифовны. Она, вроде специально, попросила Марию помочь отнести тяжёлые сумки, так как муж где-то задержался. Ну, тут сам Бог велел! И Марийка поддалась на уловку.

Дом и, правда, был очень большой, высокий, ухоженный. Вокруг большой веранды заросли дикого хмеля. Дворик - не широкий, а узкая тропинка, за счёт этого и дом большой. От дома исходила какая-то печальная тишина. Грустно смотрели светлые окна на тропинку и палисадник, который примыкал к воротам. В доме очень хорошо, тепло и уютно. И даже пахло чем-то вкусным. Через несколько минут появился мужчина в фартуке, высокий и совсем лысый, но с красивыми чертами лица. Ростом - такой же, как и воспитательница.

- О, так ты уже дома? А почему на звонки не отвечал? Видишь, мне пришлось ученицу брать в помощь.

- Я только что пришёл и решил приготовить, нам что-то, покушать. Да и девочка…, кстати, меня зовут Матвей Михайлович, с нами покушает, правда?

- Мати, это Маша, я тебе говорила о ней. Посмотри, как она похожа на нашу Людочку. Только ниже ростиком.

- Я заметил, - сказал Мати Михайлович. А сейчас мойте руки и садитесь за стол. Спасибо, Машенька, что помогла моей жене, ей нельзя тяжести таскать. Что ты любишь?

Да я не совсем голодна. Да и скоро будет обед в общежитии в столовой.

- Машенька, оставайся у нас на ночь. Поспи хоть спокойно. Там же нет тишины.

- Нет-нет, я пойду. Просто не хочу лишних разговоров со стороны девчонок. Вы же знаете, они в последе время меня не очень-то жалуют.

Сказавши это, Марийка вскоре пожалела об этом. Воспитательница постоянно просила прийти к ней, то под одним предлогом, то другим.

Однажды в школе была проверка ГОРОНО, и для этого обязательно нужна школьная форма. А у Марии её по жизни - не было. Марийка уже думала не идти в школу из-за этого и лежала лицом вниз на своей кровати. Девчонки наглаживали фартуки, подшивали кружевные воротнички. И только Марийка ничего не делала, а что же ей шить?

- Машенька, вошла Евдокия Иосифовна. Пойдём ко мне. Я тебе что-то покажу. Не расстраивайся. Всё будет хорошо.

Придя к воспитательнице снова в дом, Марийка уже не так боялась, как первый раз. Мужа дома точно не было. Войдя в дом, Евдокия Иосифовна позвала Марийку в ещё одну комнатку, небольшую, полутёмную, так как окно было заплетено диким виноградом. В комнате была очень красиво и аккуратно заправлена постель. Стояла тумбочка для разных женских принадлежностей. На полу постелен красивый коврик, мягкий и яркий. На стене висел портрет красивенькой девочки, постарше Марийки. Присмотревшись, она и правда увидела некоторое сходство с этой девочкой.

- Это наша дочка Людочка. Ей было 15 лет, когда она погибла. Её утопили ребята, с которыми они встречали рассвет солнца в восьмом классе. Отличница, красавица и нравилась одному мальчику, а он нравился другой девочке. Это дело её рук. Мы уже точно знаем, что она сначала отравила, а затем завела в воду и там утопила её. Вот такие Машенька дела. Так что и у тебя горе, и у меня. Никто ничего не знает, думают, что я монстр какой-то, злая, обзывают Дуськой или Явдохой, я слышала. Да Бог с ними.

Вытирая платочком, аккуратно сложенным, слёзы, она стала такой домашней и близкой, что Марийка тоже прослезилась. Вспомнив своих родных, она не знала, плакать за ними, или радоваться, что они хотя бы живы.

- Марийка, я слышала, что завтра будет ГОРОНОвская проверка в школе, а у тебя нет школьной формы. А от Людочки осталось такое платье. Я сейчас тебе примерю, и посмотрим, может чего подшить, или ушьем, и ты будешь со всеми на высоте. Договорились?

- Если бы вы знали, как мне обидно, что мне помогают чужие люди! Что мне не помогают мои родные, и даже не интересуются - как я, и что со мной!? Когда же я сама буду себя содержать?!- выкрикнула Мария. Нет, она была благодарна, снова ей отдают одежду, уже с умерших детей. Это немного напрягало. Но что же тут поделаешь, ведь ничего другого нет.

Надев платье и беленький нарядный с большими крыльями фартучек, Марийка не узнала себя. К лицу ей настолько всё, что бы она ни надела. Но в этом коричневом платье, с кружевным воротничком и белым фартуком, которого у неё в жизни не было, она выглядела просто красавицей, и прилежной ученицей!

- Вот так и иди, доченька,- сказала Евдокия Иосифовна. Марийку очень пугало такое обращение. Но она сдержалась и сказала слова благодарности, обняла воспитательницу, хоть ей и не совсем этого хотелось. Но после того случая эта грузная женщина стала ей ещё ближе, ещё роднее. Ведь она пережила такое горе, а никто об этом не знает.

В школе почти никто и не заметил, что и Мария одета так, как положено. А может просто не хотели заострять внимание на этом. Валя Осаула, ведь знала, что у Марии такого платья никогда не было.

«Спасибо, Валечка, что молчишь, не выдаешь до конца», - подумала девочка и отвечала с охотой на уроках. Особенно по украинскому языку и литературе. Комиссия из ГОРОНО оставалась довольна учащимися в СШ №1! И Мария безраздельно благодарна ещё и этой грустной и большой воспитательнице, которая в порыве нежности назвала её доченькой.

Берина Галина Ивановна

- Девочки, у нас с мужем сегодня праздник, годовщина окончания нашей учёбы в институте. Хочу, чтобы вы пришли ко мне в дом, поговорим, ведь скоро вы закончите школу. И это будет вам, как профориентировочная путёвка. Попьем чаю, и пирожные будут. Покупать ничего не нужно. Марийка, ты тоже с нами. Обязательно.

К вечеру стали с Валей собираться в гости к Бериной. Городок не большой, и жила учительница совсем не далеко от школы.

Однако же, как живут советские учителя! Марийка была очарована красивым и уютным жилищем Галины Ивановны. Всё имело свои места, начищены зеркала, стекла в буфетах и отполированных шкафчиках. Красиво сверкала хрустальная посуда и, что самое главное – огромная библиотека книг! Вот бы Марийке столько книжек! Она бы и не выходила из дому, или из общежития, а читала бы и читала… Стой, а как же её глаза? Марийка вспомнила, как она страдала с глазными подвохами, учась в начальной школе. Ведь она совсем и думать забыла об этом несчастье! И сейчас, вспомнив о нём, подумала, - что же такое, уже второй год она не болеет глазами?

Конечно, это очень хорошо. Сейчас она может свободно постоянно учиться, читать, писать, и даже плакать, а глаза не беспокоят.

Так Марийка думала, сидя в мягком кресле в квартире у классного руководителя. На диване прыгал маленький мальчик, которому было - лет пять от роду.

- Саша, перестать прыгать, уймись. Видишь, у нас гости.

- Это не гости, это девчонки! – весело крикнул мальчишка.

-Вот сейчас папа придёт, успокоит твою попу.

- Мама, а можно я выйду на качели?

- Ступай, только смотри, ни к кому не подходи и не разговаривай с незнакомыми взрослыми.

Оставшись с девочками, Галина Ивановна, ловко наливала всем в очень красивые и маленькие чашечки душистого чая, поставила вазочку с сахаром и вареньем, а также был порезан торт, тоже красивый и аппетитный. Звучали расспросы по поводу того, кто куда пойдёт.

- Тамара Вольченко, я знаю, что у тебя отец не простой, он начальник, куда они тебя определили бы?

- Да, скорее всего, я уеду в Кишинёв, у нас там папина сестра. Буду поступать на винодела. С Бахусом дружить буду.

Все засмеялись. Марийка ещё и не знала, что Бахус – Бог виноделия. Потом позже услышала.

- Таня Хлебнюк, тебе, наверное, тяжело ещё определиться? Я знаю, что у тебя не простая ситуация, почти как у Маши. Я потому вас и спрашивать не буду. Хотя Мариечка, твой отец бывший военный, да ещё и музыкант, Может, ты по музыке пойдёшь дальше учиться?

- Из-за того, что они сделали, я ненавижу его занятия, его музыку, и не буду музыкантом. А песни мы все поём. Буду, возможно, доктором, поскольку я часто лежала в больницах в недалёком прошлом.

- А что такое, чем ты болела?- спросила Галина Ивановна.

- У меня был скрупулёз глазной, я даже в Одессе в клинике Филатова лечилась более полугода. Но вот сегодня, увидев вашу библиотеку, вспомнила, потому, что, даже болея, старалась читать в тёмной комнате. Очень любила читать. Лечилась часто, видела докторов и медсестёр. Но не знаю, как получится. А глаза сейчас перестали почему-то болеть. Это и не плохо, но, может, какой нибудь сюрприз готовят? Ведь я уже ни во что не могу верить, именно, в хорошее. Судьба меня награждает только какими-то страшными сюрпризами. Это, как тишина перед грозой.

- Марийка, это была, видимо, детская болезнь. И она прошла в связи с достижением 14-летнего возраста, да ещё и с гормональной перестройкой организма. Мы же девчонки, все знаем, что это такое, правда? Такое бывает. Может и у тебя всё прошло с этим возрастом. И, слава Богу!

Пришёл муж Галины Ивановны - очень красивый, плечистый и статный, высокий, с чуть седоватыми висками и курчавой короткой стрижкой. Весело осмотрев девчонок, пообщался с теми, родителей которых знал. Марийке было неловко и казалось, что она здесь, как с боку припёку. Но чай был душистый и торт уж очень понравился.

Так они говорили часа два. Напоследок, Галина Ивановна сказала, что вскоре им предстоит ехать в соседнее село на кукурузу. И просила всех быть в сборе и поехать активно поработать.

- Ну, Берина! Как всегда в своём репертуаре! Так бы и сказала, что нам уготована командировка в «колгосп» (колхоз укр.). Мы что - дуры, не понимаем? – сказала высокая тощая девчонка Наташка Керенская, как её называли ребята – Кера, с пробитой в детстве щекой и с затянувшейся дыркой, что немного её уродовало, и было очень заметным это детское непослушание. Вот сейчас эта энергия так и прыгала вместе с этой долговязой девчонкой.

- Не бузи, Наталка - сказала Милочка Никонова.- Тебе вечно всё не так. Поедем, поработаем на благо советского народа. Мы тоже любим мамалыгу, кулеш, да и хлопья кукурузные тоже любим, правда? Марийка, ты поедешь с нами?

-А почему бы нет, конечно, поеду, – спокойно ответила Марийка и радовалась, что будет возможность побыть с природой, на поле.

Марийке так понравилось у Бериной, что она даже подумала с некоторой ноткой зависти: «Вот бы вырасти, иметь такую же квартиру, растить сына такого же, и чтобы муж был инженер, такой же красивый и галантный».

Снова мысли о надежде на счастье, на лучшее, что только может быть в жизни. Ведь так устала от этой неопределённости. И если бы не Галина Ивановна, не Гирнык - директор школы, который не стал отдавать Марии документы, когда она собралась к брату в Одессу. А всё, потому что видел, - «Марии нужно доучиться, получить документ, а только потом, хоть, на все четыре стороны» - так сказал директор и Галина Ивановна поддакнув, пообещала, что в следующий раз нашлёпает по мягкому месту. Всё можно решить, главное не бояться, не стесняться. Спасибо, дорогая учительница, думала тогда Марийка. Ведь она совсем не знала тогда, куда могла бы деться без этих людей.

24. Вскоре выпускной

Второе полугодие в школе было и сложным и напряженным. Многие учителя по разным предметам усилили требования к учёбе, шла подготовка к экзаменам. Проводились дополнительные занятия. Все были загружены и напряжены. Но на то, что и кто шьёт себе на выпускной рассказывали без умолку. Только Марийка молчала и ни слова никому не говорила.

А что она могла сказать, если уже решила, что участвовать в выпускном вечере не будет.

Однажды в класс, в апреле месяце, вошла Галина Ивановна и объявила, что по плану у них намечена туристическая поездка на автобусе в город Кишинёв в Молдавию. Все воскликнули от радости. Марийка сжалась в комочек и сидела тихо, помалкивая. Галина Ивановна подошла, как бы невзначай, к парте Марийки и сказала, что едут все, без исключения, это приказ директора. А ослушаться не имеют права.

- Маруся, ты тоже едешь. За тебя школьный совет заплатил. Тем более, что путёвка не дорогая. Еда - тоже за счёт школы, притом всем участникам поездки. Так что из дому можно взять только соль, или сахар. И никакого спиртного! Ребята! Слышите?!

- Ха-ха-ха! – заржали хлопцы. – Галина Ивановна, да вы что, мы, мы же маленькие! – опять засмеялись пацаны.

- Ну, смотрите. Едем послезавтра. Готовьтесь. Главное, чтобы никто не заболел, поскольку уже за всех оплачено, ребята, слышите! – пыталась перекричать классная все мужские голоса. Самый густой бас был у Серёжи Рудченко, Володи Опадчего и Лёни Пальчинского - самого высокого и хорошего парня в спорте и в учёбе. Он всюду – одинаково ровный. Сергей Рудченко – самый ярый музыкант-гитарист в этом классе, он всегда носил причёску под средний Паж, волосы до плеч. Очень элегантен и высокомерен, как Марийке показалось. Всегда с ребятами из параллельного класса устраивали вечера отдыха, дискотеки, школьные развлечения. Лёнчик - так его называли девчонки за его добродушность - парень из Бритавки, очень много времени посвящал Салавату Юлаеву, Крыльям Советов, Третьяку и Спартаку, юный и бесспорный болельщик! Знал о спорте всё и вся. Другие были не очень уж заметны в спорте.

А, ещё Слава Дубовский – возлюбленный Тамары Вольченко, они были везде и всюду вдвоём. Всем казалось, что после школы они останутся вместе, и поженятся тут же. Но не вышло. Тамара была равнодушна к Славе. Хотя он и высокий, и симпатичный, учился нормально. Даже, Тане помогал по математике и сидели с ней за одной партой.

Валечка Лобзяк - маленькая, очень пухленькая и аппетитная девочка сидела с Гришей Джурганом, циганчонком, красивым и настырно её любящим. Впоследствии оказалось, что у Вали в Одессе служит парень, в Морфлоте, и она очень скучала за ним. А Гриша это так, чтобы не одной…как она говорила. Валя - сирота. В детстве она жила в Карелии и её родители разбились в горах, куда поехали в поход на восхождение. Притом разбились - оба. Валя осталась с бабушкой, которую мало праздновала. Характер – ещё тот. Но певунья - каких поискать.

А ведь это времена певца Валерия Ободзинского - « Эти глаза напротив», «Льёт ли тёплый дождь», «Алешкина любовь» и многие другие. А также Софии Ротару, когда она пела: «Мой белый город, ты цветок из камня» и самая коронная и звучащая отовсюду – «Червона рута». Только немой не пел эту песню.

Так мы всем классом и поехали в Кишинёв. Было очень весело в автобусе. Жары сильной ещё не было, и все в кофточках, раскрасневшиеся, всю дорогу пели и смеялись, пока не выбились из сил и стали засыпать. Почти до самого Кишинёва дружно и «дрыхли». Марийка не могла уснуть. Её всю дорогу мучила мысль: как ей быть, куда ехать после учёбы. Правда, ей предлагали остаться здесь, но тут был жуткий прилипала и навязчивый парень, двоюродный брат Вали Лобзяк – Петя, с такой странной фамилией Шмондник, старше Марии на года четыре. Очень некрасивый, с большой расщелиной на передних зубах, он был настолько влюблён в Марийку, что постоянно таскался в школу, спрашивал всех ребят и Валю, что эта девочка делает, откуда такая симпатичная малышка. Когда Валя рассказала, что Мария одна и без помощи родных, тут он включил всю свою душу, стал приставать не на шутку. Конфетки, цветочки, носовые платочки и прочие мелочи; задаривал и приглашал в кинотеатр. Марийка постоянно отнекивалась. А тут ещё узнал, что она уезжает в Кишинёв, попросился тоже поехать. Хорошо, что в автобусе уже не оказалось свободного места и его не взяли. Вот он теперь не слезет с ушей. И как от него откреститься. Совсем не нужен Марийке никакой жених.

Многие к ней подкатывали ещё раньше и в девятом классе. Это был парень из того же Ивашково, родной младший брат Оксаны, жены двоюродного брата Васи, Он настолько неприятный и прилипчивый, что Мария не могла приехать к Ваське даже на несколько часов в гости. После её посещения, Петька, так звали этого родственника, он увязывался за Марией до самой Кодымы. Узнав, в каком общежитии пребывает девчонка, кидал камешки, стуча по стеклу окна, вызывал на улицу. Мария пряталась в другой класс, и возвращалась только тогда, когда тот переставал звать, или кидать камни. Однажды, он дошёл до позорного поступка. Мария, не представляла, что этот придурок, влезет на дерево, растущее перед окном их комнаты. Там засел на дереве среди веток и стал ждать, когда появится Мария в комнате, чтобы посмотреть на девчонку. Заметив такое дело, Марии пришлось залепить окно газетной бумагой и открывать только днём. Ведь ей - не до романтики, она сама не своя ходила все дни и ночи напролёт, рыдала о своём не простом положении. Потому, когда Васька спрашивал, почему Маруська не приезжает к ним в гости, молчала, или говорила, что не было денег на дорогу.

Рассматривая окрестности по сторонам, когда въехали в Молдавию, Марийка увидела аккуратные, красиво высаженные и подвязанные кусты винограда на белых столбиках. Боже! Это же какой каторжный труд, чтобы так постараться! Уж Марийка-то знает. Самой доставалось от домашнего огорода и в поле посылали от школ. Ничего не ускользало от пытливого взгляда девчонки.

Вскоре, после очередной остановки, начинало темнеть. Все стали просыпаться. Зашевелились, и потихоньку приходили в чувство, начинали снова шутить и смеяться. Затем запели «Червону руту», «Эти глаза напротив» и Алёшкину любовь». И так до самого Кишинёва. В самом городе – это был фурор света! Витрины, вывески магазинов и проспекты улиц красиво сверкали разным цветом неоновых ламп иллюминаций и гирлянд. Было ярко и нарядно! Все с изумлением притихли и любовались красотой необычного города. Мария увидела, какое удивление было в глазах её одноклассников, несмотря, что росли - то они в уютном городке. Там тоже светились по вечерам вывески, но намного меньше, и не так красиво.

Вскоре их подвезли к гостинице, где должны были расположить ребят. И пошла «мука по коморе!» Все ребята хотели расселиться так, как сами хотели. Но, не тут - то было! Галина Ивановна, чтобы не было случаев каких-то неординарных отношений друг с другом, выпивки и гуляний до поздней ночи, грамотно расселила всех. Марийка попала к Милочке Никоновой, Галочке Мазур и Вале Осауле, так как знали, что это самые верные девчонки. Устроившись, пошли гулять по ночному Кишиневу. Заходили в те места, которые были по плану поездки и просто по магазинам. Кормили всех учеников в специальной столовой от турагентства. Вкусно, но, через чур обильно. Ребята не смогли и половины съесть.

Второй день был посвящен Планетарию, Дворцу спорта, были в кинотеатре. Затем пошли в музей виноделия. Видели, как происходит процесс изготовления вина.

- Галина Ивановна, а можно, мы останемся здесь навсегда, на работу устроимся? - весело хохотали ребята.

- Можно, но только после выпускного, когда я вас выпущу.

Затем был хлебозавод и кондитерская фабрика. Там всех угощали очень вкусными конфетами и шоколадом.

К вечеру уставшие и еле тянущие ноги, пришли в гостиницу, помылись и свалились в постель. На следующее утро, после завтрака, стали собираться в обратный путь домой. Город Кишинёв настолько понравился, казался уже таким своим родным, что даже не хотелось и уезжать. Все были под хорошим впечатлением. Половину дороги разговаривали, вспоминая, самое интересное, что видели. Затем отключились и проспали почти всю дорогу до самой Кодымы.

Это было самое незабываемое путешествие, которое осталось у всех в сердце на всю жизнь! Особенно его начало, когда горланили песни до хрипоты, в предвкушении чего-то нового и необычного.

25.Неожиданность

Только, всё хорошее быстро заканчивается, и отрезвляющим моментом было наступление выпускных экзаменов. Марийка со страшным волнением повторяла предметы, особенно математику и физику, ведь физик был такой учитель - строгий и иногда даже злющий и звали его так же, как и брата Марийки - Владимир Иванович.

Потом историк – Локоть Валерий Игоревич, хоть и требовательный, но не злой, очень видный, элегантный и внимательный. Никогда не ставил плохие оценки, а заставлял выучить и сдать. С таким преподавателем, умным и выдержанным, приятно было даже просто рядом находиться. И урок его все знали прекрасно. Ну, допустим не совсем все, но большинство. Марийка тоже старалась быть на высоте, отвечала вдумчиво и по существу.

Однажды, когда должны были сдавать экзамен по химии, Марию позвала одна девчонка из класса в коридор. Выйдя за дверь, Мария увидела, кого бы вы думали?! – сестру Зину!

- Зина?! А ты откуда взялась? Где ты пропадала всё это время?

Зина была какая-то поникшая, уже не такая весёлая и энергичная. После проведённой консультации Мария пошла с сестрой на улицу.

- Что произошло, Зина? Как ты меня нашла? И почему не объявлялась столько времени? Ты знаешь, что наши родители учудили?

Мария рассказала сестре, что произошло за время её отсутствия. В конце Зина не выразила ни единой, хоть какой-нибудь гримасы удивления, как будто всё было в порядке вещей.

- А что ты хотела от наших родителей? Ты же видела, мы им не нужны, никто. Ты думаешь, обо мне они пеклись. Да я им с самого детства как кость в горле. С тобой они ещё возились и носились. А я всё по последнему остатку. Вот и получила! – с тоской и досадой в хриплом грубоватом голосе сказала сестра.

Зина рассказала, что после переезда, куда отец перетащил семью, она осталась в Николаевской области. Учиться пошла в зооветтехникум. Вроде как, её подбила подруга. Но проучившись несколько недель, прорыгавшись на скотомогильнике, куда их отправляли для сбора костей материалов для изучения скелета животных. Очень много было неприятных моментов. Она не могла ничего есть после тех могильных походов и, впоследствии, отказалась от такого обучения. Её отчислили за прогулы и неподчинение.

После этого она вернулась в Братское в совхоз Юрьевку, там поступила на работу дояркой. Работала, как каторжная. Денег было не много, а всё время ей хотелось красиво и модно одеваться и хорошо питаться. Поэтому деньги распределяла странно - сначала на тряпки, а остальные копейки на еду. А ещё и за проживание нужно было платить. Однажды её пригласили на День рождения к одной из приятельниц. Зина там отвела душу, наелась, как говорят - от пуза. Почувствовала себя неважно и, уже, придя домой, ощутила сильные боли в животе. Они не давали ей спокойно ни спать, ни сидеть, и вообще было так больно, хоть на стены карабкайся. Пришлось вызывать врача. После посещения участкового фельдшера её быстро стали готовить к госпитализации, где вскоре прооперировали от заворота кишок. Послеоперационный период был очень тяжёлым, некому было к ней приходить, питалась только тем, что давали в больнице. Есть, почти совсем, не хотелось и это повлекло спайку кишок, и пришлось оперировать повторно, устранять спайки. Но и это было ещё не всё. Случайно оставленный инструмент, упавший между кишечных петель, привёл, чуть ли, не к перитониту. И пришлось снова вынимать все кишки, как говорила Зина, в таз и мыть от гноя, который стал образовываться в межпетлевом пространстве брюшины. И так Зина перенесла подряд, аж три операции! Марийка была в шоке! Она слушала, и глаза наполнились огромным ужасом со слезами! Прижав сестру к себе, Марийка спросила, что Зина хочет, и чего приехала к Марии. Ведь у неё ничего нет. Она сама - «гола, боса и пидпэрэзана», как говорят на Украине.

Зина попросила Марийку поехать с ней в город Николаев, поскольку она там уже полтора года работает в трамвайно-троллейбусном парке водителем трамвая. Но вышло так, встретив там одного парня – Никиту, работающего заместителем начальника Водопойского ДЭПО, сейчас, якобы, от него беременна. Чтоб её выписали из общежития, где она проживает, нужна причина. Она указала, что к ней приехала младшая сестричка и ей лучше будет жить на квартире. Получается, чтобы Мария стала ей щитом в таком позоре, что ли.

- Прости, Зина, но сейчас я не смогу с тобой поехать. У меня ещё пять экзаменов, зря я, что ли, ходила здесь в школу, чтобы вот так всё бросить и уехать с тобой? Ты же знаешь, как нам сложно было учиться с родительскими переездами. Дай мне закончить, и я приеду после экзаменов. Договорились?

Хотя честно, Марийку совсем не тянуло ехать к Зине, зная её взбалмошный характер и натуру, вряд ли её горе и страдания чему-то научили, или перевоспитали.

- Как же мне быть? Что же я скажу на работе?

- Да чего ты боишься? Почему это позор? Это счастье, может и к лучшему, и он женится на тебе? Зина, я всё сказала. Я столько вытерпела, ты не представляешь! Поэтому, дай мне закончить. Выпускной я не буду отмечать, да у меня и денег нет ни на платье, ни на сдачу для стола.

- Ну, тогда я поеду, у меня послезавтра смена. Думаю, я успею. А ты приезжай вот на этот адрес, я буду ждать тебя.

- А где же мне взять денег на дрогу, Зина? Я даже не знаю, что мне предстоит ещё с паспортом. Дело в том, что моего свидетельства о рождении нет, и как я буду без него, и получится ли что-то. Отец моё свидетельство выбросил от злости, из-за того что уехали из Болгарии.

- Да что ты хочешь от него? Он же - псих! А денег я тебе дам немного, потому что и у меня сейчас не густо.

И сестра вынула двадцать пять рублей. Затем спросила, хватит ли? Марийка подтвердила, что возможно достаточно на дорогу, но на паспорт не знает.

И сестра уехала. Девчонки стали спрашивать, кто это такая была. Чтобы не вызывать кривотолков, Мария сказала, что знакомая.

Экзамены продолжались. А паспортистка и вправду пришла требовать документы на переоформление для получения паспортов. Им же всем по 16 лет.

Что сказать ей? Марийка рассказала, что у неё нет свидетельства о рождении, оно потерялось при переездах. А поскольку она рождена в другой стране, то получить повторное не представляется возможным. Паспортистка пожала плечами и пошла к классной руководительнице.

На следующий день Марию пригласили в учительскую. Там находилась паспортистка и Галина Ивановна. Также сидели Варвара Архиповна и директор школы Гирнык Пётр Ильич.

- Ну, Марийка, ты у нас человек-загадка. Но тем ты и интересна. Мы решили помочь тебе. Вот у начальника паспортного стола Светланы Сергеевны в одном райцентре есть знакомый председатель поссовета. Он согласен выписать новое свидетельство о рождении. Ты же понимаешь, что это базовый документ для получения паспорта. Поэтому, согласна ли ты ехать в этот район и там тебе выпишут свидетельство? Платить тебе не придётся ни за что. Дорогу мы оплатим тоже. Поедешь вместе с девочкой из этого села. Согласна?

- Ну конечно! – сказала Марийка. Ведь другого выхода нет. Я же не поеду в Болгарию, и денег нет, и не знаю, как туда ехать.

- Ну, всё, договорились. Экзамен у тебя когда? – спросил директор.

- Через два дня – сказала Варвара Архиповна. Это мой экзамен – геометрия. Ты хоть готова, Мария?

- Кое-что знаю. Теоремы и некоторые задачи уже решила по билетам. Думаю, что-то отвечу.

- Мне бы так, чтоб за меня всё решали, как за тебя, Мария! А ты ещё и плохо готовишься. Попробуй, не подведи!

- Варвара Архиповна, откуда у вас такая злость? Вы что, не видите ничего, кроме своих синяков? – сердито вмешался директор.

- Не нужно при девочке об этом. Ладно, Марийка, иди, готовься, завтра утром поедете на автобус. Здесь не очень далеко. Послезавтра вернётесь, думаю, успеешь к экзамену.

Так и вышло. Процедура выписки свидетельства не заняла даже часа. Переночевала у чужой девчонки, где в доме было и не уютно, и шумно, и семья не слишком страдала опрятностью. Но Марийка не смотрела и не изучала уже ничего. Она легла и уснула крепким сном.

На следующее утро, Мария, приехав в Кодыму, сразу переоделась, взяла документ и пошла в школу. Был экзамен математички. Марийка «дрейфила»! Ведь это был серьёзный укол от Варвара Архиповны. Это не на уроке, когда она говорила « Садись, пишу тебе два!» - когда даже не успеет ученик и рта раскрыть. Такая вот она была, особенно, если приходила без настроения, говорят муж её очень бил. Были видны, иногда, синяки на руках и лице. Жаль её - умная и красивая. А волосы! Марийка однажды видела, когда она причёсывалась в учительской, длинные, ниже ягодиц. Галина Ивановна тогда восхищённо сказала:

- Господи, Варвара Архиповна, у вас такие красивые волосы! А вы их прячете в какую-то «дульку». Можно заплести в косу вокруг головы короной! Давайте я вам сделаю!

- Да не нужно мне ничего крутить. Мне и так некоторые крутят.

Взяв экзаменационный билет, Марийка очень обрадовалась. Тема была ей знакома, и она её хорошо помнила. Но вот на дополнительных немного стушевалась. И в связи с тем, что была комиссия в классе, учительница поставила тройку. Ну да ладно! И это хорошо! Ведь если бы Марийка не ездила вчера-позавчера, возможно, было бы успешнее.

Вскоре, все экзамены были сданы. Приближался выпускной вечер. Все были в приподнятом настроении. Опять песни, веселье, шептались и, с раскрасневшимися лицами, о чём-то спорили друг с другом. Марийка решила уехать, не дожидаясь выпускного вечера. Но в классе и ребята, и Галина Ивановна, решили её не отпускать, так как аттестаты вручать будет представитель ГОРОНО и приказано - быть всем. Ну, зачем?!

- Галина Ивановна, я же не сдавала денег, моих родителей не будет, мне неловко! Можно я уйду, я не могу больше так пользоваться вашей добротой и деньгами. Можно мне получить аттестат и я уеду.

- А куда ты собралась, Мариечка? Ведь у тебя никого нет.

- Я поеду к брату в Одессу. Правда, у него тоже проблемы в семье, но всё же лучше, чем одной.

- Мы можем тебя пристроить. У нас в городе много предприятий, учебные заведения тоже есть. Ты подумай, Маруся, может, останешься? И где жить тоже найдём тебе, снимем квартиру.

- Спасибо, Галина Ивановна. Вы и так посвятили мне слишком много и времени, и денег. Я не знаю, чем отплачу. И паспорт получаю. Все платят, а я - так...

-Так, так, так! Ну-ка прекрати! И на выпуске ты тоже будешь! Сфотографируемся. Ведь этот один день, он ничего не решает, правда? И платье тебе найдём, и туфельки.

-Да туфельки у меня есть. Мне Лидия Сергеевна подарила. Они немного великоваты, но я там подмотала ваты и бумаги, нормально.

- Ну, вот и решили.

26. Прощай, школа!

Наступил день выпуска. В школе до неузнаваемости нарядно, в коридорах висели плакаты «Прощай школа!» и «Спасибо вам, учителя!» и многие разные. Актовый зал был просто великолепно украшен. Длинные столы накрыты белоснежными скатертями, и на них поставлены всякие вкусности. Были даже безалкогольные напитки. Музыка - своими силами, играли ребята трое из класса Марии: Серёжа Рудченко - главный, остальные из параллельного «Б» класса. Играли очень красиво, и снова «Червону руту», Школьный Вальс», «Первая учительница моя» и многое другое.

Уже прошла торжественная часть. Марийка стояла в красивом голубом платьице, которое одолжила Таня Вольниченко, потому что у неё оказалось очень много разных красивых вещей. Сделали завивки на голове. Всё было нарядно и, вроде, чудесно. Вот только Марийка не смогла снова не расстроиться. Она, увидев многих родителей своих одноклассников, разрыдалась до потери сознания! Горячие слёзы, жгучие, градом текли, не унимаясь из глаз. Уже всем было не до праздника! Пытались успокоить Марийку, да не могли. Галина Ивановна, как мама-квочка, то приседала, то обнимала, то вытирала эти непрошеные слёзы и всё расспрашивала, почему же так горько плачет девочка. Да разве же она не знала, откуда такой поток соли и горечи!? Все всё понимали. Многие девчонки тоже рыдали, только по другому поводу. Они плакали за прошедшим детством…

Наконец, Марийка, вроде успокоилась, и выпускники сели за столы. Было весело, вкусно, дружно все хрумкали, грызли, запивали. Марийке совсем ничего не хотелось. Она сидела и смотрела, ощущая, что она здесь чужая на этом балу. И снова глаза наполнялись слезами. Через некоторое время все засобирались домой. Как-то незаметно, Марийка пришла в квартиру к Тане Вольниченко. Там уже была мама Тома и старшая сестра. Марийка переоделась, поблагодарила за помощь и ушла в общежитие. И как её не уговаривали остаться у Танюши, чтоб и поесть, и отоспаться в нормальных условиях, не смогли уговорить. Всё тщетно. Мария была непоколебима в своих убеждениях: добиваться всего в жизни, всё равно самой придётся.

Самое главное счастье для Марии, когда она получила два важных документа для дальнейшей жизни: АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ и ПАСПОРТ. Теперь она - взрослая, совершеннолетняя и свободная от всех. И всё благодаря этим прекрасным, совсем не безразличным людям, учителям и директору школы № 1 города Кодымы. Мария не могла высказать, не находила слов, видимо таких ещё не придумали, чтобы можно было отблагодарить дорогих учителей, воспитателей и весь этот городок с его прекрасными порядочными людьми, в отличие от самых родных людей, бросивших Марию в столь ответственное время жизни! Теперь стоял вопрос – куда ехать? Найти заработок, пока что невозможно, для этого нужно уметь ещё что-то, кроме подмывания попочек малышам. Нужно дальше учиться.

Пришло время освобождать общежитие, поскольку его будут закрывать на ремонт. Мария стала собирать вещи, готовясь в дорогу, ещё не определив, куда будет ехать. В размышлениях остановилась на Николаеве. Там, хотя бы, есть старшая сестра и если уж что-то не так пойдёт, ещё один дорогой ей человечек - подруга Леночка Гоношилова с её умными, рассудительными красивыми родителями. Нужно будет завтра сказать девочкам и вообще всем, кто захочет её проводить на поезд, что она уедет. И уж точно, вряд ли когда-нибудь снова появится в этом милом городке.

Хотя будут годы встреч выпускников прошлых лет, и возможно, удастся приехать хоть ещё один разок. Встретиться с бывшими учениками, с Галиной Ивановной и с уже постаревшими учителями.

Так думала Мария перед отъездом, лёжа в постели последнюю ночь в дорогом сердцу приюте. В нём она попрощалась со своим нелёгким детством. Входила в новую веху жизни – в юность.

Билет на Николаев купила утром. Посадка на отъезд – вечером. Волнение захлёстывало сердце и душу перед неизвестностью, перед дорогой. Что там дальше – никто не ведает. Но решено: она уезжает из Кодымы. Она едет к подруге детства, в тот чудесный причал, который будет всегда рядом.

На вокзале, перед отъездом Марии, появились очень многие ребята из её класса и ещё из параллельного. Все были нарядные, ещё витал в воздухе дух выпускного бала. Только не для Марии. Она обливалась слезами, ведь ехала в неизвестность.

Но, поезд подан, объявили посадку. Девчонки Валя Лобзяк, Таня Хлебнюк, Нилочка Никонова и Алла Мазур – тоже шмыгали носом и вытирали глаза. Старались подбодрить Марийку:

- Манюня, помнишь поездку в Кишинёв? Вот теперь ты продолжаешь путь, только в поезде, - грустно улыбаясь и обнимая Марию, сказала Таня Хлебнюк.

- Да, но в одиночестве. Как же мне вас будет не хватать, дорогие! Лёня, Витя Горячий, Серёжка Рудченко – ребята, как я по вам буду скучать, по музыке вашей. А вы продолжайте это дело. У вас хорошо выходит. Может там, вдалеке, услышу о вас, когда-нибудь. А вы, возможно, обо мне? Как знать…?

Дальше снова объятия, слёзы, дрожь в руках и теле. Прощай милый городок! Прощай детство! Ты уходишь от Марии точно так, как и июнь лета 1971 года.