Вечером папа пришел забирать меня из детского сада:
- Мы с мамой сегодня такое купили! Домой придем, посмотришь! – потом он заглянул в группу, - Колька, а ты чего там копаешься? Я тебя забираю, с нами пойдешь.
Воспитатели знали, что совещания в райкоме могли проводиться вечером, поэтому мой папа порой забирал не только меня, но и моего друга Кольку. Иногда мы гуляли, но чаще шли к нам домой, пили чай и ждали Колькиного отца. Он работал в райкоме с моей мамой, сам райком располагался прямо за нашим домом, поэтому такой расклад был всем удобен. Колькина мама за ним никогда не приходила, ей просто было некогда: у них в семье через три года после Кольки родился Валерка, еще через три – Юлька.
Так вот, в тот вечер папа сразу повел нас домой, до того ему хотелось показать нам свою покупку. Я по дороге чего только не передумала! Воображение мое как раз добралось до фигурных коньков, но, войдя в дом, я увидела странный ящик с какими-то цифрами и непонятными буквами. Разочарованию моему не было предела, но папа засмеялся:
- Ну что ты, доча! Это не просто ящик, а волшебный. Вот, смотрите.
Он взял черную круглую штуку с цветным кружком посередине, проделал какие-то манипуляции и вдруг комнату заполнил голос, рассказывающий волшебную сказку. Мы с Колькой притихли и с удовольствием слушали историю про девочку-растеряшу Люси и Ёжика-прачку по имени Ухти-Тухти. Папа принес нам в комнату чай и вкусные пирожные «корзиночки», сидел с нами и улыбался. Сказка закончилась, и папа спросил:
- Ну как? Понравилось?
- Очень! – я совершенно не лукавила, - Только жалко, картинок нет!
- Ага, - подхватил Колька, - Я бы посмотрел на стирающего Ёжика!
- Дети, - папа засмеялся, - Если бы радиола показывала картинки, то это был бы просто телевизор.
- Радиола? А почему так называется?
- Потому что здесь не только пластинки, но еще и радио. Вот, видите, написано УКВ, СВ, ДВ, это всё специальные волны, - мы удивленно таращились на папу, не понимая его слов, и он махнул рукой, - Подрастете, поймете! Мы с мамой в очереди стояли, чтобы купить эту радиолу, а пластинки я еще с начала года копил. Так что вот, это твои, детские, а это – взрослые, с песнями.
Радиолу я полюбила всей душой. Очень удобно было убираться или делать любые другие дела и слушать любимые сказки. Папа старался покупать все пластинки, какие появлялись в магазине нашего городка, а потом открыл для себя журнал «Кругозор» и его приложение «Колобок». Мне кажется, мы даже не читали эти журналы, просто вырезали из них пластинки. Они были голубого цвета, гибкие, но что рассказывать, думаю, вы все всё сами помните.
И вот в одном из номеров «Кругозора» появилась пластинка, которая стала моей любимой. Там было четыре песни, которые я готова была слушать дни напролет, к тому же быстро выучила наизусть. На одной стороне был «Белый танец» («Я пригласить хочу на танец вас, и только вас») и «Березка» («Одна березка только знала, кого я долго так ждала»), а на второй – «Строим БАМ» («Веселей, ребята, выпало нам строить путь железный, а короче – БАМ») и «Последнее письмо» («Ты получишь письмо, как обычно, без марки, солдатское»). Когда я в «стотысячпятисотый» раз ставила эту пластинку, папа мученически закатывал глаза и говорил:
- Ну чем тебе так нравятся эти песни?
Но заметив, что я обиделась, сразу шел на попятный:
- Да слушай, слушай, разве я против?
Тем временем мы с Колькой уже пошли в первый класс, а там затеяли концерт силами школьной самодеятельности. Когда учительница спросила, кто хочет принять участие, я сразу же подняла руку.
- Хорошо, Наташа, я тебя запишу. Что ты будешь делать, стихи читать?
- Нет, я буду петь!
Учительница едва заметно скривилась, и на то у нее были причины: пела я откровенно плохо. При том, что у меня был отличный слух, мелодию я никогда не перевирала, но само исполнение… Скажем так, когда в музыкальной школе у нас были обязательные занятия по хору и детей делили на первые-вторые голоса, мне говорили:
- А ты, Наташа, на стульчике посиди.
Но возразить она не смогла и сказала, чтобы я готовилась:
- А какую песню ты будешь петь?
- «Белый танец»!
- Нет, это не подойдет, нужна детская песня или, например, патриотическая, понимаешь?
- Тогда я буду петь «Строим БАМ»! Она подойдет?
- Пусть будет «БАМ».
Колька тоже записался, он собирался показывать фокусы. Учительница обрадовалась, но когда узнала, что фокусы карточные, схватилась за сердце:
- Вы меня подведете под монастырь! Одна песни про любовь петь собралась, другой карты на сцену тащит! Нет, Коля, придумай что-нибудь другое!
Колька обиделся, участвовать в концерте отказался. После уроков он сказал мне:
- Наташка, ну что ты за песню выбрала? У нас тут поездов нет, какой еще БАМ? Надо другую!
- Про любовь нельзя, сказали же. А «Белый танец» и «Березка» про любовь. Тогда что, «Письмо»?
- Вот, хорошая песня! Там же не про любовь, а разлюбовь, а об этом не запрещали!
Я подумала, что друг прав, песню самовольно изменила, никому ничего не сказав. Репетиций с баянистом у меня не было, ему было неохота, он сказал, что мелодию эту знает, а раз я учусь в музыкальной школе, то мы и без репетиций обойдемся.
И вот настал день концерта. Мама прийти не смогла, у нее опять была срочная работа, а папа отпросился с работы и прибежал со своим фотоаппаратом «ФЭД», как же, любимая дочка выступает! Еще поддержать меня пришла Колина мама с маленькой Юлькой (Валерка был в садике). Я совсем не волновалась, а что такого? Я еще будучи в детском саду участвовала в школьных спектаклях, мы с Колей играли Кокошу и Тотошу, даже на «гастроли» ездили! (история здесь)
Перед концертом к Кольке, который вертелся рядом со мной, подскочила наша учительница:
- Коля, выручай! У нас Света Ракова заболела, и Женя Кравцов! Сразу два номера выбыли! Что ты там про фокусы говорил? Что? Ну и пусть карты! Да хоть бутылки! Хотя этого я не говорила, – и не дав Кольке даже возразить, она убежала, прокричав напоследок, - Выступаешь сразу после Наташи!
Взяв у своей мамы рубль, Колька убежал в ближайший магазин за картами, благо, они были в свободной продаже. Я же подошла к баянисту:
- Сергей Иванович! Я тут песню…
Я хотела сказать о замене песни, но он меня перебил:
- Да-да, девочка, я помню! Иди, на сцене разберемся, не до тебя сейчас!
Я девочка воспитанная, со взрослыми спорить было не приучена, раз сказано, что на сцене разберемся, значит, разберемся.
И вот, ведущий объявил мой выход, я довольная выскочила на сцену. Дальше начался кошмар. Баянист играл музыку из «Строим БАМ», я пела про обманутого солдата (ну правда же, не любовь, а «разлюбовь»!), причем почему-то я решила, что эту песню петь надо очень тонким голосом, так я точнее передам всю печаль брошенного парня. Зал начал смеяться, сначала тихо, потом всё громче и громче. Я поняла, что это провал, но мужественно допела до конца. Мне громко хлопали, но я знала: люди выражают радость, что я, наконец, закончила. Я вышла со сцены, за занавесом стоял Колька с картами в руках и в чалме, наспех сделанной из вязаного синего шарфика. Он сочувственно пробормотал:
- Мне понравилось…
Мне хотелось посмотреть выступление друга, но идти в зал я не решилась, боясь насмешек, осталась стоять сбоку.
Колька выступал не лучше меня. Сначала он уронил карты, потом ошибся в фокусе. Затем у него размоталась чалма, шарфик упал, Колька тут же в нем запутался и начал падать. Падая, он схватился за девочку, которую вызвал из зала для демонстрации своих фокусов. Вернее, не за саму девочку, а за ее юбку. Юбка была на резинке, которая при натяжении немедленно лопнула. И в довершение всего, когда провал был очевиден, в тишине зала раздался веселый голос его двухлетней сестренки Юльки:
- Коля! А я какать хочу!
И тогда он подошел к микрофону и невозмутимо сказал:
- Перед вами выступали известные клоуны, Тотоша и Кокоша! – и посмотрел на меня, - Иди сюда!
Мы, взявшись за руки, раскланялись. Зал смеялся, свистел, топал, хлопал, таких оваций больше не срывал никто. Все искренне решили, что всё так и было задумано.
По дороге домой папа смеялся:
- Какие вы молодцы! Всем так понравилось! И Юлька молодец, так вовремя сказала! И как только вы ее научили!
Я не стала его разубеждать, лучше быть клоуном, чем плохой певицей. Больше я никогда в своей жизни не пела прилюдно😊
