Это путешествие относится к 2000 году. С тех пор в тех краях многое изменилось…
За июль у меня было два возвращения домой: из Швейцарии и из путешествия по Руси. Отличие двух внешне похожих событий очень простое. Первого я страстно желал, второе оттягивал, как мог. Поездка состоялась, вопреки всей ее авантюрности и дурным предзнаменованиям. Все началось со спущенной шины, которую увидел я по утру в день отъезда. Предзнаменование оправдалось: Всю дорогу я так и мучался с колесами, что не помешало наполнить путешествие богатым содержанием.
Решив все технические (колеса) и экономические (рубли) проблемы, я выехал из Москвы только в полдень, и через три часа был уже в Вязьме. Первый же прохожий указал мне на гостиницу.
- Свободные номера есть?
- Да.
Это был единственный утвердительный ответ, поэтому далее привожу только свои вопросы.
- Стоянка при гостинице есть?
- …
- Душ в номере есть?
- …
- А вообще душ в гостинице есть?
- …
- А другая гостиница в городе есть?
- …
Стоянка нашлась в 7-8 минутах ходьбы, а с душем пришлось повременить до Селигера. По моей просьбе выделили мне номер люкс аж за 110 р. в сутки. Люксовость его заключалась, вероятно, в наличии умывальника с холодной водой и черно-белого телевизора Юность. Последний на удивление работал и принимал целых три программы хорошо и еще одну с большим хрипом. По сему, помимо культурного просвещения, я имел возможность следить за событиями в мире. Книжный магазин оказался совсем рядом, но кроме карт Смоленской области и города Вязьмы, я не нашел там ничего интересного. Зато краеведческий музей меня приятно удивил. Первое, что я увидел при входе, была книга “Петр Барановский”, то есть рассказ о том человеке, который и подвИг (ударение на последний слог) меня на эту поездку. Конечно же, здесь нашлась книга о Вязьме, ее истории и памятниках, изданные, правда, в Москве. Итак, немного истории.
В истории часто бывает, что одни, достаточно известные и крупные города, слабеют, другие, порой очень маленькие, сильно разрастаются. Причины разные, в основном экономико-географические. Показательна, например, история Ярославля. Город основан Ярославом Мудрым в конце Х века как крепость при впадении реки Которосль в Волгу. Город очень быстро развивался. Еще бы, путь по Которосле лежал в озеро Неро, на берегу которого расположен Ростов Великий. Последний был столицей достаточно сильного и богатого княжества. А куда можно доплыть по Волге, рассказывать не надо, и так ясно: куда хочешь. Находясь в стороне от воинствующих соседей, город не подвергался нашествиям с запада и не слишком часто с юго-востока. В период смутного времени некоторое время даже фактически являлся столицей Руси. Самый рассвет наступил в XVII веке. Ростов уже не играл существенной роли в его развитии, однако, появился иной фактор. В те времена путь из Руси в Европу лежал через Архангельск, и миновать Ярославль по дороге из Москвы не было никакой возможности. С “прорубливанием” окна в Европу Петром I сей путь сместился на запад. Ярославль стал слабеть, но расположение на большой реке не дало ему захиреть окончательно.
К сожалению, в школе мы мало изучали историю Западной Руси. Понятно, с какой стати изучать “чужое государство”. Поэтому история Смоленска и его окрестностей была для меня приятным открытием.
Некогда сильное смоленское княжество с самого конца XIV века попало под власть Литвы, а затем по наследству перешло к Польше. И только в середине XVII века историко-демографическая справедливость окончательно восторжествовала. Поэтому длительное время Вязьма оставалась последним русским городом. В 40 км за ним находится деревня Рубежье. Я еще вернусь к ней, а пока сообщу, что именно там и пролегала граница с соседними странами. Город имел сильную крепость, что далеко не всегда защищало его от захвата и разграбления соседями. В мирные же времена такое расположение способствовало активной торговле, а, следовательно, и развитию города. Например, в середине XVIII века в городе официально насчитывалось более 3300 купцов. Для сравнения в губернском Смоленске их число немного не дотягивало до 1900. Однако с ростом государства значение Вязьмы, как торгового центра, падает. Город стоит на маленькой реке с тем же названием, впадающей в Днепр, недалеко находится исток Вазузы, сильного притока Волги. С ростом размера кораблей эти реки, естественно, перестали представлять интерес и не могли спасти город от ослабления, как Волга Ярославль. Железная дорога на запад немного улучшила, не могла уже полностью изменить ситуацию. С тех пор Вязьма и осталась сильным, но только уездным городом.
И еще одно лирическое отступление о Петре Дмитриевиче Барановском. Возможно, многим людям дано от природы хорошо понимать и чувствовать нечто. Кому музыку, кому литературу, кому живопись, кому машины, самолеты… Можно даже быть талантливым дворником. Барановскому была дана архитектура и реставрация. Будучи учеником еще строительного училища, он описал деревянную церковь недалеко от родной деревни. Студентом строительного института он получил премию 400 рублей золотом (1912 год!) от Русского Архитектурного Общества за увековечение колокольни Болдина монастыря, что на Смоленщине. К слову сказать, что ему мы обязаны возможностью любоваться этим творением Федора Коня, придворного архитектора Ивана Грозного: во время последней войны Болдин монастырь был взорван до самого основания. То же можно сказать и о Казанском соборе, что на Красной площади, хотя причина его уничтожения иная. В тридцатых годах его вызвали в Совнарком и поручили описать Покрова-Что-На-Рву, именуемый в просторечии собор Василия Блаженного. “Зачем? – Сносить будем. – Только через мой труп”. Попытка выполнить последнее ни к чему не привела. Собор остался на месте, а Барановского отпустили заниматься любимым делом, хотя и через пять лет. Впрочем, свое дело Петр Дмитриевич никогда не прерывал. Даже в труднейшие годы гражданской войны и последующей разрухи он всеми правдами (и только) изыскивал возможности восстановить то, что другие разрушали. Наверно велика была сила убеждения этого человека, и даже государство активно помогало ему, хотя средств для этого, казалось, не было. Так было в Ярославле после эсэровского мятежа, когда он выбил десятки метров дефицитного брезента и закрыл им дыры в соборах Спасо-Преображенского монастыря. Фрески были спасены. В книге только перечисление лет, мест и объектов, к которым он приложил не только руку, занимает более 30 страниц: Центральная и Северная Россия, Украина, Белоруссия, Закавказье, словом, вся Европейская часть СССР. Плюс западная Сибирь во время своего вынужденного пребывания в этом регионе. Ему же мы обязаны существованием в Москве прекрасного места отдыха и архитектурного музея в Коломенском. На Главных Воротах висит мемориальная доска, напоминающая об этом.
В первый же день я отправился к основному объекту моего визита – церкви Смоленской Божьей матери Одигитрии. Немного представляя себе “вкусы и пристрастии” Барановского, я ожидал увидеть что-то очень красивое. Я ошибся, и очень сильно ошибся. Целый час я ходил вокруг церкви, внимательно осматривая со всех сторон. Когда я, наконец, пришел в себя, еще не менее получаса снимал ее со всех сторон, уделяя немало времени деталям, что никогда в подобных ситуациях не делал. Сказать о ней, что она красива, даже удивительно красива, не сказать ничего. Я видел фотографии второй из двух трехшатровых церквей, сохранившихся на Руси – “Дивной” церкви в Угличе. Считая все в мире относительным, я бы лишил ее такого названия. Там, в Вязьме передо мной стояло легкое, просто воздушное, совершенное по форме каменное кружево. Множество кокошников, узорчатых бордюров, столбиков, но при этом ничего лишнего: ни убрать, ни добавить. Только ради этого творения человеческих рук стоило преодолеть 230 километров, чтобы полюбоваться. Затем и помирать можно.
Конечно, я не собирался еще отдавать богу душу – у меня впереди была еще большая программа. На второй день с подсказки местных “специалистов” я отправился в Хмелиту. Хочу сразу заметить, что здешние названия удивительно точно отражали сущность места. Я не раз сталкивался с этим. Действительно, хмелящий простор. Хмелита – помещичья усадьба конца XVIII века. Стоит на невысоком и очень пологом холме, открытая всем ветрам окрестных полей на три стороны и защищенная старым заброшенным парком с уютными прудами с четвертой. Основная ее ценность заключается не в самих строениях, а связана с именем А.С.Грибоедова. Здесь, в усадьбе своего родного дяди прошли его детство и юность, да и будучи взрослым, он неоднократно навещал сие место. Сейчас здесь воссоздается его музей-заповедник, как пушкинское Михайловское, лермонтовские Тарханы, толстовская Ясная Поляна… Естественным образом к нему присоединено соседнее сельцо Городец, где непонятно как (место сугубо сухопутное) родился и вырос один из крупнейших адмиралов всех времен и народов Нахимов. Впрочем, на Руси такое часто случается. Победитель Чесмы (1770) адмирал Спиридов родился, если мне не изменяет память, в глухой Ярославской деревне не на Волге и даже не на Плещеевом Озере. В Хмелите пока полностью восстановлены два из четырех флигелей и почти закончен господский дом. Однако при нынешнем финансировании конец реставрации наступит еще очень не скоро, что не мешает уже проводить Грибоедовские праздники. Как раз в день его начала я уезжал из Вязьмы. Пока же было интересно поподробнее узнать историю его жизни и творческой деятельности. Особенно последнее, так как мало кто из нас знает что-нибудь, кроме “Горе от ума”. И было очень приятно просто побродить по парку, пока его еще не заполонили толпы экскурсантов.
В последний день я попытался посетить Болдин монастырь в 60 км от Вязьмы. Это самое начало творческой деятельности Барановского, его первая, еще ученическая работа. Именно благодаря ему мы можем сейчас лицезреть монастырь. Во время войны немцы взорвали его до основания, и только совсем недавно, по чертежам Петра Дмитриевича он был восстановлен.
В краеведческом музее мне уверенно показали дорогу: “Поедете по Старой Смоленской дороге на Семлево. Дорога хорошая, доедите.” Я доехал без проблем. До Семлево. “И, милок, - сказал мне местный водитель, - асфальт кончается сразу за деревней, а от Прудищ до Чоботово три километра дороги нет.”
- Совсем нет? Может, я попробую?
- Можешь попробовать, но, думаю, вряд ли у тебя получится.
Сразу за деревней начался мокрый свежерассыпанный песок. Какая пятая – на третьей передаче двигатель иногда не вытягивал машину, и приходилось переходить на вторую. Пару раз булыжники с силой ударяли в задний мост, и мне приходилось внимательно осматривать машину в поисках возможных повреждений. Километров через десять такая дорога кончилась. Дальше пошла прекрасная грунтовка, позволяющая двигаться со скоростью до 60 км/час. Правда, всего одна полоса. Случись встречная, разъехаться было бы невозможно. Впрочем, не только автомобильных, но и человечьих следов на дороге видно не было. Так я добрался до деревни Рубежье. Это был действительно рубеж. Пару раз, чуть не засев в огромных лужах, я все-таки выбрался из деревни, но дальше скорость движения резко упала. Я уже писал об адекватности названий. Следующая деревня Прудищи лишний раз свидетельствовала об этом. Перед въездом в деревню плескалась огромная лужа, по колено глубиной с вязким глинистым дном. Вокруг рыхлый грунт полей – ни пройти, ни проехать. Грустно посмотрев на уходящую дорогу и стремительно мрачнеющее небо, я повернул обратно.
Когда я выбрался в Семлево, дождь уже начался. В начале деревни я подобрал водителя, который рассказывал мне о дороге. “А ты сейчас выскакивай через Черное на Минку, повернешь на Издежково, а там до Чоботово идет асфальт. Точно доедешь.” Я повернул. Действительно асфальт. Не шоссе, но 100-110 держать можно. Вот скоро уже и Старая Смоленка, но почему я жму на тормоза? Великая вещь интуиция. Еще не осознав, что случилось, я остановил машину, и вовремя. Дорога кончилась. Просто так в чистом поле. Еще пять метров твердого покрытия, а дальше остатки насыпи с трудом угадываются в высокой траве. Только вправо вниз от насыпи спускается мокрый глинистый проселок. Спускается, как выяснилось, к речке. Через речку переброшен мосток в виде пары бетонных плит, а за ним тоже пара огромных луж и никакого места для маневра. Чоботово в двухстах метрах за речкой, но льет дождь, людей никого. Засяду – не скоро выеду. И пришлось мне повернуть несолно хлебавши.
Продолжение следует…
