Все, кто хотя бы немного знаком с российской историей, ассоциируют названия давно вошедших в черту Москвы сел Измайлово, Семеновское и Преображенское с петровскими временами - катанием юного царя-реформатора на ботике в пруду измайловской дворцовой усадьбы, а также с Семеновским и Преображенским полками, чьи солдатские слободы располагались в этих местах. Однако именно в этих местах, кроме воинских поселений, стало бурно развиваться текстильное производство, и поднялась - преимущественно из старообрядцев - новая плеяда московских купцов, вписавших свою страницу в историю города.
На Преображенском валу есть памятник предприимчивому Хапиле
Старейшее ткацкое предприятие «Измайловская мануфактура» образовалось в 1851 году из небольшой суконной и бумагопрядильной фабрики Алексея Курдюкова, перешедшей купцу Акиму Евдокимову. После чего вскоре стало одним из крупнейших предприятий Московского уезда. Во второй половине 19 века в районе появлялись все новые производства, а вместе с ними и новые здания — жилые, промышленные и не только.
Если от наземного вестибюля станции метро «Электрозаводская» с эффектной скульптурной группой Манизера «Метростроевцы»
перейти на другую сторону Большой Семеновской и, пройдя по Нижнему Журавлеву переулку, повернуть налево, то дорога приведет вас на площадь Журавлева, примечательную несколькими интересными и характерными для эпохи зданиями.
Небольшая площадь носит имя участника революции и Гражданской войны И. Ф. Журавлева, а раньше она называлась Введенской, в честь не сохранившейся здесь церкви. Тут до прошлого века текла и впадала в Яузу речка Хапиловка, ныне заключенная в подземный коллектор. Энергию текущей воды приспособил в стародавние времена, если верить одному из преданий, некий мельник, сумевший приватизировать значительный участок территории и построить на нем мельницу. Неравнодушный к чужой предприимчивости народ прозвал его Хапилой. Так, говорят, и речка получила свое название. Не так давно, уже в постсоветские времена, в скверике на Преображенском валу москвичи увековечили Хапилу, создав несколько забавных скульптурных композиций. Детям — в радость, да и тягу к родной истории так можно исподволь пробудить. В общем, Хапила видится предком наших недавних младореформаторов, столь же успешно организовавших приватизацию, только во много больших масштабах.
При устройстве плотины образовались пруды. Один именовался Большим Хапиловским - зимой старообрядцы прорубали в нем иордань и крестили своих единоверцев. В другом, за нынешним театральным зданием, полоскали белье, а потому водоем прозвали Прачешным прудом. При нем устроили Прачешный двор. Московский говор - «булошная», «молошная», «прачешная»… Ткацкие цеха, заводики и красильни изрядно загрязняли Яузу, и жители пожаловались императору Павлу. Тот распорядился реку вычистить, берега укрепить камнем, а Прачешный пруд осушить. В советские времена на его месте стояла школа, и в грозном 1941-м в ней шел набор в Московское ополчение. А школу в наши дни перестроили, причем она приобрела настолько эффектный вид, что издалека ее трудно принять за детское образовательное учреждение.
«Всешутейные соборы» в домике Петра
Участок площади Журавлева располагался между дворцом Александра Даниловича Меншикова, сгоревшим в 1706 г. и скромным домом царя Петра, который гордо именовали Новым Преображенским дворцом. В нем Петр устраивал «Всешутейные соборы», а после окончания войны со Швецией спалил — в честь победы. Любопытно, что мёды в царский дворец поставлялись опять же с берегов Прачешного пруда, где, рядом с храмом существовал Медовый двор. О нем напоминает своим названием Медовый переулок.
Позже целый квартал здесь занимало хозяйство суконной фабрики Кудряшова, чей жизнерадостного светло-зеленого цвета деревянный дом (№6) с затейливой пропильной резьбой наличников и фриза можно и сейчас увидеть на углу Малой Семеновской. По другим источникам, дом №6 принадлежал купцу Н. В. Иосельсону, а Ф. Е. Кудряшов жил в доме №5 по Медовому переулку, который также отличался деревянными наличниками с «разорванными фронтонами», копирующими стиль московское барокко.
Впрочем, дворцы, особняки и дома часто меняли хозяев. На противоположной стороне улицы (М. Семеновская, 11) — другой шедевр деревянного зодчества, купеческий дом Егорова и Круговикина. Купцы потом породнились. Дом построил в 1888 гг. В. Ф. Баранов — одноэтажным, на высоком каменном подвале, как это было принято у купечества. Здесь резчики по дереву превзошли сами себя. В фигурных изображениях наличников сошлись и стремление подчеркнуть хлебосольство хозяев, и символика оберега жилища от злых сил. К сожалению, состояние этого здания, причисленного к памятникам культуры, оставляет желать много лучшего. Уберегут ли его от окончательного разрушения резные обереги?
Медовый переулок переходит в улицу с символическим названием Девятая рота. Здесь же была солдатская слобода, и эта улица тянулась до Хапиловского пруда. Она начинается от Преображенской площади, где установлен памятник солдату-преображенцу Алексею Бухвостову, бывшему конюшенному царя Алексея Михайловича, который первым записался к Петру в новый полк. Бухвостов отдал военной службе 30 лет жизни, всегда был при царе, участвовал во всех решающих сражениях, уже в 1706 г. стал офицером и в отставку после тяжелого ранения вышел в чине майора.
Меншикову царь подарил другой дворец, выстроенный для Лефорта, до новоселья не дожившего. А вот дом №6 по площади Журавлева некоторые историки считают остатком усадьбы Меншикова. Разбогатев, князь построил здесь, в родных ему местах, целую усадьбу, центром которой и был сгоревший дворец.
Петр, на многие финансовые шалости друга Данилыча глядевший сквозь пальцы, если только дело не касалось армии и флота, конечно, понимал, что дворец Меншикова появился на берегу Яузы не вполне на казенное жалование. И нарочито живя без роскошеств — летние отцовские хоромы в Преображенском царь Петр отдал вдове царственного брата Иоанна — устраивал торжественные приемы и балы не у себя, а в усадьбе своего ближайшего сподвижника. «Воруй, Алексашка, воруй, - между делом ехидно думал Петр, - а я тебе завтра гостей привезу, на хорошие деньги тебя выставим, вот, считай, и компенсация казне государевой».
И после пожара светлейший не забросил это свое владение, а продолжал строиться. Появились каменные корпуса, рубленая башня с часами, пруд и даже небольшой пушечный двор. Отлитые на нем медные и чугунные орудия отправляли на поля сражений Северной войны.
В перечне памятников культуры дом №6 обозначен как «Семеновские слободские палаты XVIII-XIX вв.». Но уже доказано, что здание Покровской полицейской части, в нем располагавшейся и перестроенное в 1870-х купцами Шелаевыми — занимало один из бывших корпусов меншиковской усадьбы, а значит, появилось на стыке XVII и XVIII столетий и было образцом петровского барокко. Сейчас это заметная постройка в характерном для второй половины XIX в. эклектическом формате, богато украшенная лепным декором. Здание нависает над проезжей частью и отделено от нее оградой и подпорной стенкой.
Купцы-старообрядцы и бизнес вели, и в искусстве разбирались
Место близ впадения Хапиловки в Яузу облюбовали для своей фабрики купцы Носовы. Их предприятие начиналось в 1829 г. с семейного бизнеса: трое братьев, Дмитрий, Иван и Василий, крестьяне-старообрядцы, поработав ткачами на одном из предприятий района, решили завести собственное дело и освоили выпуск нарядных платков, пользовавшихся спросом у москвичек. Работников нанимать было не на что, и братья сами ткали и красили платки, а мать и жены обшивали их бахромой. Старообрядцы не пьянствуют, дела ведут аккуратно и честно, копейку берегут, друг друга поддерживают… Дело пошло в гору, производство развивалось, осваивался новый ассортимент, и вот уже Носовым поступают заказы на изготовление рубашек и мундирного сукна для армии и флота. Еще недавно братья брали в старообрядческой общине кредит (500 тысяч рублей, практически беспроцентный, и быстро выплатили), а уже их наследники учреждают с капиталом в три миллиона «Промышленно-Торговое товарищество мануфактур братьев Носовых», которое возглавил сын Дмитрия Василий.
Это был образованный, всесторонне одаренный человек, живо интересовавшийся всем новым и в экономике, и в мире искусства. Он занимался фотографией, неплохо рисовал, расписывал фарфор… Вообще, купцы-старообрядцы, твердо придерживаясь «древлего благочестия», ретроградами не были. Мамонтов, Морозов, Рябушинский, как известно, прославились как меценаты. Кроме того, Иван и Михаил Морозовы занимались живописью и брали уроки у Константина Коровина, а Савва Мамонтов — пел, да так хорошо, что, будучи в Италии, получил приглашение в «Ла Скала». Узнав об этом, отец срочно вытребовал сына домой: ему предстояло возглавить семейное дело, с чем он с блеском, как мы знаем, справился. Вместе с тем, Абрамцевский кружок на даче Мамонтова — яркая страница в истории уже не бизнеса, а русского искусства...
Иногда прогрессивно мыслящие фабриканты начинали интересоваться политикой и поддерживали борцов за справедливость, за что, собственно, и поплатились. Но для российского предпринимательства они сделали немало, и для искусства Серебряного века тоже.
У В. Д. Носова было семеро детей. Один сын, тоже Василий, и шестеро дочерей. Отец так и не женился после ранней кончины супруги и все свободное время посвятил воспитанию подрастающего поколения. Все семеро, как и сам Василий Дмитриевич, получили домашнее образование, были дружны и любили собираться вечерами вместе с отцом в их двухэтажном доме, что и сейчас стоит на углу площади Журавлева и Электрозаводской улицы. А когда сын Василий женился на дочери Павла Рябушинского, красавице Евфимии, отец отдал молодым старое здание, а себе решил построить новое, ставшее одним из ярких памятников архитектуры района и стиля модерн, вошедшего в конце XIX века в моду.
Черпая свои духовные силы в традициях и культуре старой Руси, старообрядцы стремились придать своим церквям, часовням и другим постройкам черты, свойственные прежнему зодчеству. Но при этом не чурались и новых веяний в искусстве, порой подчеркивая независимость от установленных Никоном и после него правил. Элементы романского стиля, неоготики, другие приемы европейских мастеров, к которым стали обращаться российские архитекторы в конце XVIII-XIX вв., в старообрядческих храмах можно найти нередко. И в гражданской архитектуре купцы были не прочь выделиться из привычной городской застройки, заказывая весьма эффектные и вполне современные проекты. У купечества — своя гордость.
Свои особняки архитектор Кекушев украшал львами
1903 год. Федор Шехтель, уже знаменитый творениями в стиле модерн(усадьба фон Дервиза в Кирицах (1883), особняки Локалова в Великом (1888) и Морозовой (1893) в Москве), завершает строительство дома С. П. Рябушинского на Малой Никитской. Носов-старший намечает место для своего особняка над Яузой, рядом с собственной фабрикой и по соседству с сыном. Он приглашает для разработки проекта не менее известного архитектора, Льва Николаевича Кекушева и поручает ему взять за исходный образец американский коттедж, который увидел в журнале Scientific American. Кекушев проект исполнил: был предложен вариант дома с фахверками, щипцовыми фронтонами и островерхой башенкой. Но тут пристрастия хозяина поменялись. Особняк должен был оставаться деревянным, поскольку в нем здоровее живется и теплее, и легче дышится, а к основному зданию следовало добавиться каменные пристройки.
Построил для себя дом в Глазьевском переулке, который потом продал восхищенному красотой здания О. А. Листу, племяннику крупного московского предпринимателя Густава Листа.
Эту работу Кекушева считают первым образцом модерна в Москве. Затем было участие в реконструкции перрона Ярославского вокзала и завершение возведения «Метрополя». На творчество архитектора оказал несомненное влияние франко-бельгийский модерн с его сочетанием игры объемами, линиями, цветом теплых тонов.
...И вот Кекушев развернул перед Носовым чертежи своего нового проекта.
Здание стало одним из самых ярких памятников московского модерна, причем — деревянного, для столицы редкого. За кажущейся хаотичной игрой асимметрично расположенных объемов прослеживается замысел архитектора не только органично вписать особняк в окружающий ландшафт холма над Яузой, но и желание создать удобные, комфортные помещения для проживания семьи.
Решенный в желто-коричневой гамме дом стоит на высоком каменном подвале. Деревянные стены оштукатурены. Примыкающие полукруглые веранды (их было три, одна не сохранилась), разные по размерам и форме окна с полукруглыми же наличниками и далеко выступающие, что характерно для творчества Кекушева, свесы карнизов, множество резных деталей и даже решетка ограждения в стилистике модерна производят впечатление движения навстречу входящему, будь то хозяин, гость, посетитель или просто залюбовавшийся красотой здания прохожий. Над центральной верандой — открытая площадка для отдыха летом. Словно и не городской дом, а дача. Отделка помещений скромна, но вкус архитектора безукоризненный. Потолки украшают изображения сказочных птиц, словно сошедших с иллюстраций Билибина. Изогнутые линии оконных переплетов, кронштейнов, скругленные углы внутренних помещений подчеркивают соответствие стилю.
Активно используется дерево, дубовые панели. С главной веранды дверь ведет в помещения первого этажа, где были устроены кабинет хозяина, гостиная и просторная столовая, через арку которой видно парадную двухмаршевую лестницу с причудливым рисунком деревянного ограждения. Вообще, лестницам в модерне — вспомним особняк Рябушинского, он же дом-музей Горького — уделяется не меньшее внимание, чем внешней и внутренней отделке. Лестница становится одним из главных украшений дома, она столь же эффектна и гостеприимна. Размеры ступеней ее тщательно просчитаны, чтобы подниматься без больших усилий, а, спускаясь, почти не глядеть под ноги. Второй этаж отведен женской половине семьи, здесь жила дочь Августа, оставшаяся с отцом.
Непременная деталь: каждый свой дом Кекушев украшал изображением льва — скульптурой, мозаичным панно на фасаде или деталью интерьера, но обязательно лев. И как оберег, и как автограф. Возможно, был лев и у особняка Носова, но не сохранился. Не уберегли оберег.
Уютные, залитые светом комнаты, изысканный декор, майолика, оформляющая камины, просторные террасы — это еще не все «изюминки» особняка Носова. Увлекающийся техническими новшествами купец задумал использовать для удобства проживания электрическое освещение, центральное отопление, горячее водоснабжение, канализацию и приточно-вытяжную вентиляцию. Экскурсовод показывает массивную литую дверь, скрывающую десять котлов, обеспечивающих в доме необходимый температурно-влажностный режим. Подогревалась даже скамья на лестничной площадке, чтобы можно было подолгу сидеть в окружении комнатных растений и поглядывать в окно.
Кекушев, ограниченный сжатыми сроками — строительство завершилось за несколько месяцев, с апреля по декабрь 1903 г. — для ускорения производства работ использовал особые технологии кладки кирпича, позволяющие стене подвала быстрее просохнуть, а также изменил конструкцию сруба, расположив часть бревен «в стояк».
Успели в срок. Новым своим особняком Носов остался доволен. А вот главный дом усадьбы, подаренный молодой семье, энергичная Евфимия Носова-Рябушинская отреставрировала, пригласив известных мастеров эпохи: архитектора И. В. Жолтовского и художников М. В. Добужинского и В. А. Серова. Дом, по свидетельству современников, не отличавшийся особым уютом, был заново отделан и дополнился пристроенным залом, в котором хозяйка намеревалась открыть картинную галерею, вторя Третьяковым. Но не успела. После революции недвижимость и производство Носовых национализировали. Семьи Василия Носова — младшего и дочери Варвары эмигрировали, сам же Василий Дмитриевич перебрался в подмосковную Перловку, где вскоре скончался.
В доме Евфимии Носовой работал районный музей, теперь помещение занимают офисы, но еще можно увидеть роскошную отделку потолка, сохраненную от прежних хозяев. Ткацкой фабрике Носовых дали гордое имя «Освобожденный труд». А в особняке, построенном Кекушевым, размещались то детский сад, то рабочее общежитие, то библиотека. Одно из крылец и веранду снесли, другие открытые веранды застеклили, сильно пострадала отделка здания. После долгой реконструкции особняк передали Российской государственной библиотеке для молодежи, а позднее при ней открылся историко-культурный центр «Особняк купца В. Д. Носова» и «Центр русского модерна». Сюда, предварительно записавшись, можно прийти на экскурсию, полюбоваться внутренним убранством дома и посмотреть фильм о творчестве Л. Н. Кекушева.
Тайные ходы и привидения – такая молва шла про апартаменты купца Носова
Судьба архитектора печальна. Угасание интереса к модерну и семейная драма подкосили Льва Кекушева. Из последних его творений можно отметить больницу на Преображенском валу, построенную для старообрядческой общины. Потом там размещался противотуберкулезный санаторий, а в настоящее время здание опустело. Вряд ли, впрочем, надолго.
Архитектор тяжело заболел — по свидетельству дочери, он был помещен в психиатрическую клинику, где в январе 1917-го умер. Где находится его могила — неизвестно, а сведения о дате смерти неочевидны: дочь и сын называли разные годы.
Про старый и новый дома Носовых складывали легенды: одни говорили, что здания соединяет между собой подземный ход, другие — что в особняке водятся привидения былых исторических персонажей. Подземные ходы и правда существуют, про привидения умолчим, но то, что в особняке снимали сцены фильма о работе советских разведчиков «Вариант «Омега» - примечательный факт.
Дом, оставленный сыну, прежнее жилище Носовых, выглядит скромнее, чем особняк с выразительным фасадом и динамичными изломами крыш. Зато, по другую сторону площади, мы можем полюбоваться еще одним произведением московского модерна, двухэтажным зданием, построенным в 1909 г. для купца Матвеева архитектором Д. П. Суховым, автором интерьеров Строгановского училища, больше известного в качестве реставратора и пламенного защитника памятников старины. В отличие от Кекушева, Сухов сумел пережить отход от модерна в архитектуре и еще более драматические для многих революционные события. Он увлекся конструктивизмом, построил в Москве производственный корпус химзавода «Анилтрест», но главное — работая вместе с Барановским и Щусевым, участвовал в создании советской школы реставраторов. А еще оставил после себя собрание акварельных рисунков с подробными описаниями каждого запечатленного им историко-архитектурного шедевра.
Обширные воспоминания о доме и быте Носовых оставил внук - Юрий Алексеевич Бахрушин, сын основателя знаменитого театрального музея в Москве, представителя династии купцов-суконщиков и кожевенников Алексея Александровича Бахрушина. Они поженились с Верой Носовой, и Василий Дмитриевич был очень рад этому союзу. В купечестве не очень одобряли межсословные браки. Когда одна из дочерей В. Д. Носова, Варвара, вышла замуж за молодого князя Енгалычева, переживали отцы обоих семейств. Не дай Бог, кто скажет, что один из них продал титул за купеческие деньги, а другой — приобрел. Но вскоре отношения наладились и окрепли. Другая дочь, Екатерина, стала женой небогатого дворянина Силина. Властной и деятельной Евфимии старший Носов, похоже, остерегался. А вот Вера порадовала отца. Алексей Бахрушин с 1906 г. заведовал Введенским народным домом и устроил там театр — этот храм искусств по сей день возвышается над площадью Журавлева.
При Николае II в Москве было построено 10 народных домов с театрами и библиотеками
Очень трудно узнать в здании, напоминающим своими колоннами, портиком и скульптурной группой «Слава» над ним прежнюю постройку, которую В. Д. Носов каждый день видел, отправляясь на свою фабрику на Малой Семеновской – да и театральные представления вполне мог посещать. Интересно, что здание построено Илларионом Александровичем Ивановым-Шицем в то же время (1903-1904 гг.), что и особняк Носова. Сам Иванов-Шиц до этого поработал вместе со своим однокашником по Петербургскому ИГИ Кекушевым на объектах Вологодско-Архангельской железной дороги. Иванов-Шиц подвизался в московской архитектурной мастерской Кекушева, но до этого стажировался в Австрии, Германии и Швейцарии, и под влиянием мастеров этих стран у него сложился свой, узнаваемый почерк в модерне, своего рода симбиоз венского модерна (венский сецессион) и античной классики.
Поэтому в сооруженном этим зодчим здании Введенского народного дома мы не наблюдаем ассиметричных объемов, однако присутствуют большие, вытянутые вверх разновеликие окна, свойственные модерну, Повторяющиеся трапеции фронтонов и закругленные пандусы въездов со стороны площади придают ему торжественный вид. Рабочие окраины города с множеством не только фабрик и особняков их владельцев, но и трущоб, чреватых криминалом, царское правительство задумало цивилизовать. Для этого за счет казны в десяти районах Москвы строились народные дома — здесь давали бесплатные концерты, читали лекции, устраивали выставки, работала библиотека с читальным залом, а также чайная — их при Николае II создавалось множество во имя отвлечения простого народа от пьянства. С началом Первой мировой войны в России был объявлен «сухой закон» — и народ это встретил без каких-либо возражений.
Театральная труппа Бахрушина с успехом давала представления, предлагая простому люду широкий репертуар, от Шекспира до Ибсена. Но первым спектаклем, состоявшимся через три дня после освящения народного дома 23 декабря 1904 года, стала пьеса близкого купечеству по духу А. Н. Островского «Свои люди — сочтемся». Жителям фабричного района показывали «туманные картины» - диапозитивы, а потом заработало еще одно чудо века — синематограф. После революции Введенский народный дом окрестили «рабочим дворцом», и он продолжал работать, неся просвещение и культуру в массы. Здесь заседал Лефортовский совет рабочих депутатов, дважды выступал Ленин, а потом приезжал сюда в новогоднюю 1919/1920 ночь на праздник трудящихся.
Чем пришлось пожертвовать архитекторам- классикам
После войны «Рабочий дворец» задумали перестроить, чтобы вселить сюда театр Моссовета. Проект реконструкции поручили советскому архитектору и инженеру, академику Борису Васильевичу Ефимовичу. В результате площадь Журавлева увенчало здание в стиле «сталинского ампира», а театр Моссовета находился здесь с 1947 по 1959 гг., пока не переехал на Садовое кольцо. Архитектор Б. В. Ефимович, по совпадению, тоже выпускник питерского ИГИ, был известен как автор четырех десятков нашедших воплощение в камне работ, значительную часть из которых представляли советские здравницы. Сооружение им в Мисхоре санатория «Украина» (1950-1955) на крутом черноморском берегу отличалось не только грамотной инженерной проработкой, но и особой пышностью декора, статуями на плоской крыше, бассейном, фонтанами, парком с редкими породами деревьев. За что и пострадал. Роскошный дворец вызвал ярость Н. С. Хрущева, а вскоре было принято известное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Ефимовича развенчали, исключили отовсюду, откуда могли, лишили наград, изъяли упоминание о нем из всех архитектурных справочников и осудили. Беды, свалившиеся на его голову, опальный академик стойко перенес, прожил долгую жизнь и скончался в 1974 г., почти дожив до 80 лет.
К Иванову-Шицу судьба была более благосклонной. Кроме народного дома и здания Московского купеческого клуба, известного нам как театр «Ленком», он построил корпуса Морозовской и Солдатенковской (Боткинской) больниц, родильный приют на Стромынке, Абрикосовский роддом и университет им. Шанявского (теперь - РГГУ) на Миусской площади. В советское время, оставаясь главным архитектором Боткинской больницы, осуществил проекты нескольких санаториев, участвовал в реконструкции Большого Кремлевского дворца, был удостоен ордена Ленина, умер в декабре 1937 г. и похоронен на Новодевичьем кладбище. А своеобразный почерк мастера нашел свое отражение в архитектуре многих советских промышленных и гражданских зданий.
После того, как театр Моссовета покинул стены бывшего Введенского народного дома, в нем организовали Телевизионный театр, где снимали первые выпуски КВН и «Голубые огоньки». Парадный вход творения Ефимовича послужил натурой для «Карнавальной ночи» Эльдара Рязанова; интерьерные же кадры комедии были запечатлены в помещении Центрального театра Советской (ныне — Российской) Армии. Потом он стал домом культуры Московского электролампового завода, где выступали в том числе первые советские рок-музыканты. А после перестройки перестал официально считаться памятником архитектуры, сменил хозяина и именуется Дворцом на Яузе. Здесь вновь проводятся музыкальные концерты, играют спектакли, устраивают праздники для детей.
От велосипедных шин до первых цветных телевизоров
Промышленная архитектура начала XX века порой приобретала черты, свойственные строительному искусству прежних веков — и не только классическому. Участок напротив особняка Носова в 1915 г. выкупило «Товарищество русско-французских заводов резинового, гуттаперчевого и телеграфного производств», работающее под маркой «Проводник». Крупное предприятие эвакуировали сюда из Риги, к которой приближалась линия фронта. Компания выпускала продукцию в широком ассортименте от автомобильных, велосипедных, самолетных покрышек, изоленты и медоборудования до резиновой обуви и детских игрушек. Объем производства рижского «Проводника» смог превзойти только ВЭФ Советской Латвии в 1970-х.
С видом из окна на Яузу Носову пришлось проститься. К 1916 г. появился первый корпус нового завода, фасад которого архитектор Г. П. Евланов выполнил в готическом стиле с затейливыми башенками, над которыми должен был подняться шатер. Но и здесь помешали революционные потрясения. Корпуса предприятия достроены уже после Гражданской войны по проекту Г. С. Шиханова и выглядят проще. При этом завод занимает целый квартал, в котором присутствуют вполне современные промышленные здания. Здесь вскоре после организации в 1921 г. электролампового производства разработали способ получения вольфрамовой нити, а в 1929 г. создали знаменитый сплав «победит». В 1937-м — изготовили специальные лампы для освещения рубиновых звезд Кремля. До войны начали поставки электроламп в Великобританию. В войну, конечно, освоили выпуск продукции для фронта, в том числе электронно-лучевых трубок для радиолокаторов. В 1948-м создали первый советский черно-белый кинескоп, в 1958-м — цветной. Выпускали телевизоры, квантовые генераторы, натриевые лампы. После двадцати драматических лет новейшей истории завод входит в научно-промышленный холдинг «Пульсар» и производит высокотехнологичную продукцию. А у входа в главный корпус установлена скульптурная группа в память об ушедших на фронт рабочих и тружениках тыла, заменивших их у станка. Как напоминание о том, что бывало еще труднее, но справились же.
Маленький уголок Москвы, который немногим известен. Утром, в воскресенье, с оживленной Большой Семеновской почти не доносится шум. Здесь мало автомобилей, и пешеходы переходят улицу, где попало. А рядом течет Яуза с берегами, еще Павлом I заключенными в камень.
Евгений ШАПОЧКИН