2
Я не могу с вами говорить в том вашем положении, в той вашей загруженности, закрученности, связанности с людьми и событиями, в которых вы находитесь. Моё слово ничего не значит в такой обстановке. Его, может быть, интересно слушать, но его невозможно исполнять, а это обессмысливает его говорение. Я жду вас у себя, но вы не приезжаете и не собираетесь — вы чувствуете, наверное, что слишком частое общение со мной приведёт вашу жизнь к нежелательным для вас изменениям. Ну что ж — это ваш выбор, хотя на самом деле это уклонение от своих обязанностей. Ваша обязанность — служить Господу, но не в той форме, в какой нравится вам, а в той, в какой нужно Ему.
Мне противно вспоминать ваши слова: «Улыбайтесь почаще». — Кáк вам не стыдно говорить такое ?! Вы в кого веруете — в Христа или в Веельзевула ? Часто ли улыбался Христос ? Только когда видел простодушие. Часто ли улыбаются Мученики ? Только когда видят других Мучеников, понимая, что не одиноки в своём мученичестве. Часто ли радуются Ангелы ? Только когда видят грешников кающихся. Но я их не вижу. Я вижу только грешников лукавых, трусливых и лицемерных, которые, вместо того, чтобы сокрушаться, плакать и рыдать, как ни в чём ни бывало улыбаются да ещё советуют улыбаться другим. И вот чем больше я их вижу и чем больше они улыбаются, тем больше я вынужден сокрушаться, плакать и рыдать, тем меньше могу чему-нибудь радоваться, а тем более улыбаться.
Маленькая вы птичка, летающая над садовыми деревьями, видящая только цветы, травки и других птичек. Кáк вам понять высокогорного орла, видящего недоступное вам, видящего то, от чего улыбаться невозможно. Может ли улыбаться тот, кто слышит плач сирот и видит слёзы калек, кто зрит обманы и преступления, ложь и убийства, подлость и предательство, совращение и осквернение, искалечивание и погубление, соблазнение и обольщение, равнодушие и раздвоенность, душегубство и лицемерие, безбожие и богоненавистничество ? Может ли улыбаться отец, когда его дети превращены в уродов и превращают в уродов других детей ? Может ли радоваться мать, когда её дети в беде обращаются за помощью к кому угодно, но только не к ней ?
И чтó я должен заключить из ваших пожеланий улыбаться: или то, что вы не видите всего этого, или то, что вам безразлично всё это, или то, что вы боитесь увидеть это, потому что в тот день, когда вы это всё увидите, ваша прежняя жизнь кончится ? — Чтó мне думать ?
Поэтому замолчите лучше ! А улыбаться — улыбайтесь с теми, кто так же, как и вы, или ничего не видит, или ко всему равнодушен, или умеет закрывать глаза на то, от чего глаза выпучиваются. А моя душа скорбит смертельно и мне не к кому даже обратиться и сказать: «Побудьте здесь и бодрствуйте со мною».
Я улыбнусь, когда Отец улыбнётся. А пока что Отец плачет и стонет. Праздники ваши и улыбочки ваши ненавидит Душа Его, они — мерзость для Него, Он не может их выносить. Вы — далёкие дети, которые уже давным-давно не видят, чтó делается с их Отцом. У вас своя жизнь, отдельная от Него, и потому вам трудно понять того, кто слит с Ним воедино.
Так что не говорите мне: «Улыбайтесь», — лучше сделайте то, от чего я улыбнусь.
3
Вы говорите: «Я вам кое что скажу, вы только не обижайтесь пожалуйста. На встречу с людьми приходите выбритым». —
У вас поразительная способность говорить чудовищные вещи голоском невинной овечки. На вас невозможно обижаться, но то, чтó вы говорите, не может не вызывать Гнева, ибо я знаю, ктó учит людей этим гадостям. В своей простоте вы не заметили, как сравнялись с фарисеями, которые укоряли Господа Иисуса за то, что Он ел неумытыми руками, а их учил не оценивать никого по наружности, но судить судом праведным, то есть вообще не судить, ибо какой суд может быть у испорченного человека ? Суд — Дело Божие.
Я прихожу для того, кто ищет достойную уважения Душу, а не достойную восхищения внешность.
Под кого вы пытаетесь меня подогнать ? Пророки ходили в рубище в те времена, когда люди были ещё способны понимать смысл рубища. В те времена люди хотя и не понимали смысла слов Пророка, но хотя бы признавали Его право на существование. Сегодня у Нас нет прав на существование. Если я приду в город в рубище, меня отправят в медицинскую или в уголовную тюрьму. Но вылизанности вы от меня не дождётесь, в моём облике всегда будет хотя бы часть того рубища, которое запрещено безбожными законами. Рубище — это лекарство. И вы говорите врачу: выбрось лекарство. А чéм вас тогда лечить от вашей вылизанности и от ваших стремлений внешним лоском скрыть вашу внутреннюю гниль ?
Очнитесь, дорогая, вы же исповедуете окультуренного Бога, подстриженного, выбритого, выглаженного, кастрированного, как газоны в городском парке. Когда-то Бог мог врываться в человеческую жизнь и перестраивать её по Своим планам и замыслам, или хотя бы нарушать и разрушать вавилонские башни человеческого своеволия и самомнения. Сегодня Он не может ничего: материальное могущество, техническое вооружение, философские крепости и богословские дамбы преградили путь Живой Воде Божественного Океана к суше человеческих сердец. Бог подогнан под нужды цивилизации, Его пускают и пропускают в той мере, в какой Он не нарушает общественных порядков, целей магнатов, планов рабовладельцев, интересов торговцев, привычек обывателей, идеалов мещан, ограниченности простонародья. Хозяина не пускают в Его собственный виноградник ! Убивали и убивают Пророков, Посланцев, Сынов Мудрости. Так по какому поводу я должен быть празднично одет и выбрит ? Только чтобы не печалить лично вас ? Так не общайтесь со мною, если боитесь печали.
Замолчите, перестаньте болтать языком. Вы не знаете, с кéм встретились. Замолчите и ступайте осторожно. Служи́те Господу со страхом и радуйтесь пред Ним с трепетом. Перестаньте суетиться и втягивать меня в свой водоворот, в свой темпо-ритм жизни, ибо жизнь в вашем темпо-ритме — не Жизнь, а бегство от Жизни. Вы не втянете меня в него, но время потеряете. Будьте осторожны со мной, я — очень хрупкий и тонкий инструмент, но гибкий и выносливый. Однако эта гибкость и выносливость дана не для того, чтобы вы испытывали их, а для того, что вам надобно очень много времени, чтобы увидеть себя и понять, чтó вы представляете собой в Глазах Божиих.
Будьте осторожны со мной. Я не только чист, но и страшен. Вода в океане чиста и у берега и в глубинах, но у берега она прозрачна и привлекательна, а в глубинах черна и пугающа, — глубины страшны для трусливых. Только тот, кто бесстрашен, кому нечего терять в этом мире, кто любит Бога и жалеет ближних больше себя, может броситься в глубину моего океана и во тьме его глубин достичь света Иного Мира.
Я — Храм Божий. Ведите себя в Храме достойно и благоговейно, терпеливо и жертвенно. Не превращайте его в вертеп разбойников или в дом торговли, иначе я выгоню вас из Него.
Если вы не хотите меня познавать, вы меня не познаете. Если вы меня не познаете, вы не сможете служить Тому Духу, Который меня наполняет. Так зачéм вы вообще что-то делаете для меня ?
Если же хотите познавать меня, то познавать что-либо на такой скорости невозможно. Я стою у дороги, а вы несётесь в автомобиле. Мы только и успеваем сказать друг другу: «Здравствуйте и до свидания». А зачем ? — Нет, так Богу не служат. Так служат только Мамону. Это Мамон создаёт такой темп-ритм жизни, при котором служение Богу становится немыслимым, невозможным и ненужным.
Я не из тех, кто отдаёт Богу десятину. Я из тех, кто отдал Богу всё. Бог дал нам всё, и потому мы должны отдавать Ему всё. Лучше было бы, если б мы вообще ничего не имели, чтобы всё всегда оставалось в Его Руках, потому что только Его Руки благи, а наши — дырявы и вредны. Но так уж получается, что мы рождаемся в том мире, в котором нас с детства одаривают ворованным добром, которое, если мы хотим жить поистине, должны вернуть Господу, да ещё долго каяться в том, что пользовались этим добром без Его Воли.
Всё истинное и подлинное созидается в тишине и покое. Всё ложное и преходящее творится в суете и сутолоке.
Мне ничего не нужно, кроме возвышения вашей души. Если ваша душа не обретёт тишины и покоя, вы ничем не поможете мне, потому что цель всех моих трудов и забот — только ваша душа. Не принося вам истинной пользы, я никогда поистине не воспользуюсь тем, чтó для меня сделаете вы.