Глава четвёртая.
Дрова были сухие, печурка грела. Только Васютка поставил суп, как раздался характерный визг снаряда и где-то близко послышался взрыв. Завыла сирена, и дикторский голос объявил:
- Внимание, внимание! Район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение по улице прекратить. Населению укрыться.
И опять свист и взрыв. Васютка действовал чётко и уверенно – по инструкции. Валерик в своё время его натренировал. Несколько раз репетировал.
На табуретке всегда стоял «аварийный» неприкосновенный эмалированный кувшин с водой и кружка. Васютка схватил кувшин и кружку, подбежал к печке, открыл дверцу. Дрова горели ярким пламенем. Набрал полную кружку воды и плеснул в печку. От пара получился взрыв. Васютка знал, что так получится. Он ещё раз плеснул, потом ещё. Пламя было сбито. Он лил и лил. Дрова шипели и дымились. А там… свистело и грохотало. Но Васютка был на посту, он должен был закончить государственное дело.
- Горящая печка – страшнее снаряда. Так говорил ему Валерик. Снаряд может поразить один участок, а горящая печка может уничтожить весь дом, даже целый квартал.
И Васютка тщательно заливал печку, чтобы не осталось ни одного красного уголька. Убедившись, что всё в порядке, Васютка положил в карман кусочек хлеба, закрыл квартиру и кубарем, перемахивая через две ступеньки, полетел вниз. Бомбоубежище было под их лестницей, в подвале.
Васютка сел на свободное место. Это было место больного писателя с четвёртого этажа. Писателя всегда приводила дочь. Он сидел, укутанный в тёплое одеяло, из под которого торчала щетинистая борода. Сосал пустую трубку и всё время кашлял. Иногда что-то бормотал и карандашом записывал в толстую тетрадь. Сегодня его почему-то не было. В бомбоубежище у каждого было своё место, только у Васютки не было. Валерик ещё зимой притащил две скамейки, но всегда уступал своё место другим. Уступал, уступал и остался без места. Он говорил:
- Ничего, мы люди молодые, мужчины – постоим.
Васюткин друг Колька был далеко в углу, с матерью, а посередине подвала сидела в потёртом пружинистом кресле бывшая графиня. Она была такая же старая, как кресло. На кончике-бомбошке длинного носа, сидели очки. Она всегда что-то вязала на спицах. Васютка наблюдал за её руками. Пальцы двигались спокойно и медленно.
Васютка увидел Любку, на руках у неё был брат, Спирька – рахитик: у него были кривые ножки. Колька как-то говорил:
- Спирьке не хватает витаминов. Ему надо луку, а сейчас война. Луку нету.
Любка тоже сидела не на своём месте. Это было место Ольги Владимировны. Васютка вспомнил, как она ему мазала спину йодом. Вспомнил про рыцаря. Вспомнил и тётю Полю, как она его ругала за Любку.
Любка заметила его взгляд, сжалась и исподлобья на него зырк-зырк.
Васютка машинально катал в кармане хлебные шарики и отправлял их в рот. Он вспомнил, с какой жадностью Любка запихивала себе в рот зелень. Он вспомнил голос тёти Поли:
- Она голодная, понимаешь, голодная!
И вдруг Васютке стало жалко Любку. Стало жалко Спирьку, и у него даже остановилась рука с хлебным шариком, который он хотел отправить в рот. Он пошарил в кармане, там осталась небольшая корочка хлеба. Решительно встал и направился к Любке.
Любка испугалась, широко открыла глаза и крепко-крепко прижала к себе Спирьку. Спирька проснулся и заплакал. Васютка никак не ожидал такого. Он замялся, попробовал улыбнуться и, не глядя на Любку, протянул Спирьке корку.
- На, ешь.
Спирька схватил ручонками корку – и в рот, и сразу же закашлялся, видимо подавился.
Васютка пошёл на своё место. Сел и увидел, как Любка… Любка взяла у Спирьки корку и запихала к себе в рот. Васютка весь аж задрожал от негодования.
- Вот паршивая девчонка, ни стыда, ни совести. У маленького ребёнка, рахитика вытащила изо рта корку хлеба и жрёт. Ну, погоди, погоди, вот кончится обстрел, я тебе задам.
И вдруг Васютка увидел, как Любка из своего рта взяла разжёванный мякиш и стала совать в рот Спирьке, она опять жевала и снова давала мякиш Спирьке. Васютка покраснел, ему стало стыдно, очень стыдно.
И тут резкий толчок под скамейкой. Деревянные опоры бомбоубежища заскрежетали, электрические лампочки замигали и стали болтаться, как маятник. Все испуганно посмотрели друг на друга. Снаряд, видимо, разорвался где-то близко. Васютка заметил, как у старой графини пальцы стали мелькать быстро-быстро, потом остановились. Она вынула спицу и стала распускать вязание. Все смотрели, как клубок становился всё больше и больше. Потом она взяла спицы и начала вязать снова. Все успокоились.
Сидели долго. Спирька опять уснул. Любка, встретившись глазами с Васюткой, виновато улыбнулась. Она ему показалась какой-то другой, доброй и хорошей. Он раньше этого не замечал. Васютка видел её всегда какой-то дикой, резкой, противной. У него всегда было желание обидеть Любку. Почему? Васютка и сам не знал. Все мальчишки к Любке относились так, он тоже. Вдруг, ему стало её жалко. Вспомнил, как сегодня избил её. Да! Но она тоже съела редиску, морковку…
- Она голодная, понимаешь, голодная! – говорил голос тёти Поли.
Васютке захотелось сделать для Любки что-то хорошее. Но что? Валерик сказал, что «супу можешь есть, сколько хочешь». А супу-то много. Да и свою порцию каши можно отдать – они голодные. А Валерик что говорил?
- Надо помогать друг другу. Если мы будем крепко помогать друг другу, никакой фашист нам не будет страшен и никогда нас не победит.
Наконец, объявили отбой.
Все пошли к выходу. Любка осталась сидеть, у неё на руках крепко спал Спирька. Все ушли. Васютка долго колебался, не знал подойти к ней или… и, наконец:
- Ты что же не идёшь? Всё кончилось…
- Он тяжёлый, - улыбнулась она.
Так давай я помогу.
- Ну что ты, - покачала головой Любка. – ты уронишь.
Васютка хотел обидеться, но сдержался.
- Я не уроню, - сказал он мрачно. – Я хотел, чтобы, ну, это ты – он не знал, как ей сказать, - а ты не хочешь?
Она посмотрела на Васютку удивлённо.
- Пойдём к нам, - сказал он решительно. – У меня есть игрушки и суп.
Она ничего не понимала.
- Понимаешь, вкусный, с тушёнкой. А? – глядя на Любку, Васютка улыбался.
Любка вдруг помрачнела и опустила голову. Ей стало обидно и захотелось плакать. Как нищей, она не нищая, она голодная, но не нищая!
- Ну, чего ты молчишь? – не понимая её состояния, настаивал Васютка.
- Не пойду.
- Почему?
- Не хочу.
- Дура, - совершенно искренне удивился Васютка. – суп-то жирный, вкусный. И как пахнет, прям, ой!
- Не хочу, - ещё сильнее насупилась Любка.
Васютка встал в тупик. Он не понимал, почему она не хочет? Он предложил ей от чистого сердца, по-дружески, по-хорошему. Он-то знал, что она голодная. Почему она отказывается?! Он обиделся и тоже насупился.
- Подумаешь, цаца. Дура! – он ещё что-то хотел сказать такое обидное, но в это время Спирька открыл глаза и так умильно улыбнулся, что у Васютки прошла обида.
- Ну, почему не хочешь? Ну, ладно, ладно, - он боялся, что Любка опять что-нибудь пальнёт обидное. – Давай тогда в игрушки. Спирька, ты хочешь в игрушки? У меня есть уточка, смешная такая и зайчик одноухий, хочешь, да?
Спирька соскочил с Любкиных колен и протянул ручонки к Васютке. Васютка взял его за руку, и они пошли. Любка шла сзади. Вышли на лестничную площадку. Любка хотела у Васютки взять Спирьку, тот сразу же в рёв. И они втроём, молча стали подниматься.
