Это летом было, это было жарким летом. За окном сияло солнце во всю ивановскую, ветерок посвистывал в деревьях Останкинского парка. А в родной телевизионной студии Хрюшу огорошили начальственным известием: ты отлично поработал зиму и весну! молодец полный! теперь получай июльский отпуск и не вздумай возражать! у нас тут зазря мыслить не полагается, как не полагается и зазря влезать в экраны телеприемников! если кое-кто несогласно трепыхается, он получает строгое командирское вразумление! тебе оно шибко нужно?
— Да я ничего, — сказал Хрюша. — Не имею ни словечка мятежно супротивного. Мне просто нужно малость подзаправиться в буфете. Потом готов отдыхать вполне усердно. Лететь готов куда-нибудь на остров Сахалин. Там, слышал я, на южном побережье хватает зарослей молодого бамбука. Вы поймите, я салатов ни разу не вкушал из молодых бамбучных побегов.
Вот он спускается в кабине лифта на первый этаж, а там полно всяких лотошников с пирожками, сладкими печенюшками, пышными свежими булочками. И они — все эти продавцы — бегут к послушному отпускнику, предлагают откушать сочников с творогом либо круассанов с шоколадным маслицем. Он, конечно, их всех готов облагодетельствовать — подойти, почтительно рассмотреть ассортимент, угоститься тут с чувством глубокого внутреннего удовлетворения. И видит при всем том возле пирожков с капустой не кого-нибудь, а как раз приятеля по телепередачам зайчонка Степашку. Это с какой стати он здесь встал столбом и с квадратно счастливыми глазами облизывается на виду у всей мимошагающей публики?
— Капусточки захотелось, коллега?
— Ну, и что? И захотелось! — ответил тот. — Отметить надо с размахом праздник предстоящих отпускных дней. Думаю теперь, два пирожка съесть или три? Вроде бы многовато будет, если три. А если два, то маловато.
Хрюша по всегдашней привычке скосил глаза налево, потом направо. Прошептал: по секрету скажу тебе, приятель! парижского типа круассан с шоколадной сладкой начинкой много лучше общепитовского пирожка с капустой! проверено уже мной! а ты, значит, большой молодец навроде меня и тоже наладился отдыхать на острове Сахалин?
Коллега по телевизионными передачам возразил:
— И вовсе я не тоже. Еще не решил, куда податься. Во всяком случае, остров, о котором ты говоришь, далеко. Лететь нужно туда на самолете. Где никогда в полете не угощают пассажиров капустными деликатесами. Поэтому предлагаю забыть про Сахалин и вспомнить про город Сочи на берегу Черного моря. У меня там есть знакомый капитан. Панда, между прочим, имеет всегдашнюю возможность катать приезжих по морю на яхте.
— Банда меня мало интересует, — строго сказал Хрюша.
— Да никакой банды в Сочи нет и никогда не было, — засмеялся Степашка. — В шикарном южном городе всё прекрасно. Мой знакомый капитан Панда любит ходить в местный дендрарий, там разрешают ему кушать бамбук, когда побегов явный излишек. Ко всему прочему он также обожает катать московских гостей на яхте.
Решили, что яхта все-таки станет угощением чуть получше, нежели чересчур далекий сахалинский салат из молодых бамбучных побегов. И отправились реактивным, воздушно быстрым, кораблем на Черное море.
В полете Хрюша чувствовал себя превосходно, потому что леденцов было много. Как говорится, выше головы. Степашка конфет не любил, поэтому предавался мечтам — достаточно грустным! — о капусте: при этом воротил нос в сторону, когда спутник иногда забывался и слишком громко чмокал, изничтожая очередную порцию сладостей. Вскорости прибыли туда, куда надобно. Перед ними теперь — не останкинская, телевизионно говорливая, студия, а длинный причал, где ласково блестит вода залива. Где выстроились в ряд яхты: и белые, и синие, и даже такие, что все из себя по-южному шикарные, оранжево апельсиновые.
Покачивается лес высоких мачт, над ними плывут облака, которым не лень превращаться в экзотических животных. Когда в слонов с ногами-тумбами, когда в бегеметов с большущими животами, когда в гривастых львов. Зоопарк, да и только! Между вальяжными обитателями его закладывают пируэты стремительные птицы, туда-сюда носятся. Не иначе, зовут гостей побыстрей отправляться в плавание по теплым волнам: уж очень пронзительно — поистине зазывательно! — кричат эти сочинские летуны.
Степашка по знакомству раздобыл себе замечательно красивую бескозырку с надписью ГЕРОЙ.
Чмокая, старательно добивая бесплатное самолетно-сладкое угощение, Хрюша заявляет приятелю:
— Хотелось бы, коллега, знать, куда мы с тобой, под эти небесно рекламные зазыванья, сей момент направляемся.
— Тебе сейчас будет яхта. Погоди. Ничего подобного, ждать невозможно! Теперь пора, сообразил Хрюша, немедленно прикинуть в подробных мыслях кое-что касательно путешествия вокруг Земного шара. Желательно, чтобы судно имело привлекательно праздничный белый цвет. Тогда путешественников повсюду станут приветствовать с радостью. И — с гордостью, что моряки Степашка и Хрюша не стараются поскорее проплыть мимо.
Однако его соображения приятеля не вдохновили: оно пусть неплохо знакомиться со всякими параллелями и меридианами! да только для такого дела надо быть опытными яхтсменами!
— Ты ходил раньше по морям?
— Нет еще. — И чего сейчас горячку порешь?
— Сильно хочется ходить по морям, а также по большим очень океанам. Возьмем давай и поплывем на белой яхте!
— Сразу? — удивился тот.
— А что? Плавать так плавать. Сочи ведь город из себя шикарно богатый, и он вдохновляет так здорово, что прямо горят пятки. В неотложности нужно, говорят они, ходить и ходить по водным просторам! Чтобы неустанно добавлять счастья всяким прочим на планете приморским поселениям.
Туда-сюда бегает Хрюша, ищет себе парусник, что побелее, то есть несомнительно поприметней, попраздничней остальных. Степашка советует дождаться обещанного появления капитана Панды, но где там нетерпеливо бойкому океаноплавателю утишить взволнованную суетню? Он весь из себя отважно скорый путешественник!
— Нашел подходящее судно! — радостно кричит, останавливаясь возле борта прелестной яхты. И как раз тут появляется на чистенькой палубе хозяин. На его крупной голове красуется убедительная мореплавательная фуражка. — Как оно внезапно здесь получилось, мне знать не дано, — с вдумчивой солидностью объявляет телевизионный коллега, — но ты, Хрюша, не прогадал. Перед нами стоит как раз он, великолепный Панда. И его форменная капитанская фуражка тому точное подтверждение.
Степашкин приятель ни о чем прочем, кроме яхты, размышлять не расположен. Твердо заявляет: значит, договорились! не откладывая, грузимся на замечательно белый парусник! отправляемся в плавание! как можно далекое-предалекое!
Панда не скрывает, что удивлен, и поэтому спрашивает:
— Хрюша, а ты умеешь управлять снастями спортивного судна?
— Чего тут уметь? — отмахивается толстощекий бойкий поросенок. — Дергай за веревочки, и вся наука!
— Минуточку! — говорит капитан. — Должен сообщить. К парусам нельзя подходить без проверенного научного знания. Иначе пойдешь туда, не знаю куда.
Хрюша почесал затылок, отчего появилось в голове у него интересное понимание. Насчет науки о хождениях туда, неизвестно куда. А также насчет капризно—спортивных снастей, которых чересчур много на юркой яхте и которым очень желательно почему-то учить пассажиров правилам жизни.
— Да, — сказал он телевизионному коллеге, — не вышло у нас поплавать от души. Однако расстраиваться не стоит. Раз очутились в славном городе Сочи, давай тут возьмем и быстренько искупаемся. Я захватил на первый случай надувной матрас. Полеживай, плыви вдоль берега, и пусть некоторые, которые без вспомогательного устройства, завидуют нашей способности великолепно держаться на воде.
Сказано-сделано! Вот уже они осваивают акваторию. Продвигаются, куда им хочется, при всем том весело прыгают на шикарно устойчивом плавательном средстве — на матрасе. Гоп-ля! Гоп-ля!
Хозяин парусника, самого белого среди прочих белых яхт, окатил палубу водой. Потом из кубрика вынес гитару и стал посреди свежей чистоты концертно дергать звонкие струны. Покрикивал мореплавателям: гости дорогие! путешественники завзятые! предлагаю вам послушать капитанское исполнительское мастерство! поднимайтесь ко мне из акватории! Хрюша немедленно подогнал матрас к борту:
— Если в Сочах все горазды петь капитанские песни, мы не станем возражать. Штуки три можно послушать, пусть они самые что ни есть победительно громкие.
— Но затем у нас опять возникнет желание купаться, — сказал Степашка. — Так что у песенного творчества должно быть окончание. — Будет все у меня схвачено. Скорость гарантирую. Минут десять, и вся теперешняя станется недолга! Мне почему хочется поголосить? Когда был маленьким, у меня тоже имелся спецтранспорт. Я плавал на матрасе по морю, и вот что у меня получилось.
Гитарные струны теперь у Панды начали звучать более активно, на особицу в морской стройный лад.
Как широко это море! Плавал я, не зная горя по играющим волнам, но куда, лишь знал я сам — может, к папе на матрасе, а быть может, к тете Асе. До нее — четыре метра: доплывешь и против ветра. Мой матрас, он надувной. Он плывет, как заводной вдаль, где виден черный мол и поставлен на прикол позаброшенный корабль. Но мне храбрым стать пора. Я подальше заплыву! Окунуться в синеву много дальше от земли — там, где ходят корабли — поспешу, поскольку смелый. По плечу мне это дело. … Вдруг матрас мой похудел. Я остался не у дел.
Степашка заволновался: ой, Хрюша! матрас наш! он тоже готов прохудиться!
— Выходит в подобном случае что? — без промедления тот подвел итог.
— Нельзя на вспомогательных надувных устройствах путешествия совершать. От берега далеко заплывать. Или я ошибаюсь, коллега?
— Позволю себе высказаться. Хрюша нисколько не ошибается, — заметил мудрый яхтсмен Панда.
После чего пробка из надувного устройства типа матрас была вытащена. И гости, вволю накупавшись и наволновавшись, поспешили в аэропорт, чтобы покинуть славный город Сочи. Захотелось им отпуску дать отставку и, соскучившись по телевидению, попроситься опять в передачу для ребят, где умностям всяким было само подходящее место.
На прощание озвучил Хрюша такую мысль перед Пандой:
«Сахалинский салат их молодых бамбучных побегов никуда не убежит от меня. Мы с ним еще повидаемся. Желаю вам, капитан, кулинарных успехов в дендропарке. Пожелайте и вы мне удачи.» Тот, придерживая лихую морскую фуражку, весело махал вслед гостям. При этом размышлял: с чего бы у меня головной убор сегодня слишком беспокойный? небось, в свою очередь кое—что вспоминает! всё верно, мы в давние годы побывали в тех краях и наелись там вволю сахалинского салата из молодого бамбучника! замечательное было время, примечательное случилось путешествие!»