Как отличить, что в истории Великой Отечественной войны правда, а что миф
Все войны овеяны мифами, но в случае с Великой Отечественной войной некоторые из них давно стали аксиомами и перекочевали в школьные учебники. Другие же не до конца проверенные факты используются в политических целях. Отделить правду от вымысла не всегда под силу даже историкам.
Вождь не поверил Зорге
Одно из череды обвинений в адрес Сталина, как плохого военачальника, звучит так: вождю доложили о дате начала немецкого наступления, но он не прислушался к данным разведки и, вопреки здравому смыслу, ничего не стал предпринимать. Когда же немцы ранним утром 22 июня 1941 года напали, Сталин был в такой растерянности, что первые дни провел у себя на даче, накачиваясь от отчаяния вином. Что из этого правда? Рихард Зорге действительно присылал донесение о том, что немцы планируют наступление на 22 июня. Разведчик слал радиограммы из Токио, где получал информацию из высокопоставленных немецких и японских источников. Точную дату войны он называл неоднократно, в последний раз — 20 июня, за два дня до вторжения. Сталин отозвался об этих донесениях жестко: «Паникер!» Еще жестче высказался о сигналах других советских разведчиков, которые ему положил на стол нарком госбезопасности Меркулов. Эти предупреждения о скором фашистском нападении не так давно были рассекречены и хранятся в архивах вместе с неласковой сталинской резолюцией: «Не послать ли ваш источник к ... матери?!» То есть миф все-таки оказался правдой. Но лишь отчасти. Не все знают контекст истории с донесениями: самые разные «точные» даты нападения сообщались в Москву на протяжении всей весны 1941 года. Тот же Зорге говорил, что оно планируется только после победы над Англией. Кстати, руководство в Москве серьезно опасалось дезинформации от британцев, которые надеялись спровоцировать советское правительство на активные действия и таким образом «отвлечь» гитлеровцев от себя. Поэтому каждое донесение о грядущем нападении немцев рассматривалось со скепсисом и после стольких «ложных» тревог Сталин не был склонен слушать своих информаторов.
Согласно легенде, впервые озвученной Хрущёвым, Сталин был в таком шоке от «внезапного» нападения немцев, что удалился на дачу, где беспробудно пил неделю. На самом же деле в архивах есть тетради, в которых кремлевский секретарь фиксировал все посещения кабинета вождя — по минутам. Из этих записей следует, что о начале бомбардировок Сталину сообщили на дачу в 3:15 утра 22 июня. В 5 утра он был в Кремле, где до 16 часов принял 29 посетителей — Берию, Жукова, Молотова, Мехлиса и других. Такую же кипучую деятельность Сталин развивал и в последующие дни. Самообладание изменило ему лишь 28 июня, после захвата немцами Минска. Вот тут у вождя сдали нервы, и он действительно уехал на Ближнюю дачу, где находился 29 и 30 июня и сказал свою знаменитую фразу: «Ленин оставил нам такую страну, а мы ее про...ли!» Но уже 30 июня к Сталину на дачу приехали члены Политбюро и был организован Государственный комитет обороны.
«Маннергейм пожалел Ленинград»
Одно из расхожих мнений гласит, что финская армия под руководством Маннергейма не стала наступать на Ленинград с севера из-за личных симпатий финского фельдмаршала к русским, которые тот сохранил еще со времен службы в царских войсках. Поэтому финны остановились на старой границе на Карельском перешейке и не стали идти дальше. Во‑первых, на картах видно, что финны все же перешли старую границу и вторглись глубоко на советскую территорию. Финские войска на Карельском перешейке остановили не личные чувства военачальника, а система долговременных сооружений Карельского укрепрайона (КаУРа), штурм которых финнам был не под силу. Сам Маннергейм не скрывал, что «финская армия сейчас находится в таком состоянии, что не может наступать». Она несла серьезные потери, не имела пикирующих бомбардировщиков и тяжелых орудий, а моральный дух бойцов был слабым — после пересечения старой финской границы солдаты не понимали, почему они должны воевать на «чужой» территории. И уж точно им не хотелось проливать кровь на улицах Ленинграда. Кроме того, финское наступление было очень негативно встречено правительствами Великобритании и США, что тоже повлияло на решение северных союзников Гитлера остановиться.
«В блокаду Жданов ел пирожные и персики»
Блокада Ленинграда овеяна мифами. Вплоть до того, что Сталин специально обрек город на голодное существование, чтобы «наказать» излишне самостоятельные ленинградские власти. Споры о том, не были ли тысячи голодных смертей напрасными и не правильнее ли было бы сдать город врагу, ценой капитуляции спасти жизни ленинградцев, ведутся до сих пор. Впрочем, директива Гитлера № 1601 от 22 сентября 1941 года «Будущее города Петербурга» развеивает сомнения о выгодной сдаче города: «Фюрер принял решение стереть город Ленинград с лица земли. После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населенного пункта не представляет никакого интереса... Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не могут и не должны нами решаться».
Еще один миф, о котором стали часто упоминать в перестройку, — о пиршествах Андрея Жданова, первого секретаря Ленинградского обкома. Говорят, что он не просто не голодал, а обжирался деликатесами чуть ли не напоказ. История об этом появилась в печати благодаря воспоминаниям одного из блокадников (имя не указывается): «Был у Жданова по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода. Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные буше». Картины обжорства Жданова дополнялись все новыми деталями — зимой 1941–42 годов личный шофер Васильев возил шефу в Смольный горячие блины. При этом неясно, зачем Жданову нужны были блины из дома, если во флигеле Смольного жил его личный повар, Николай Щенников. Этой же зимой Жданову якобы из Партизанского края (ныне — Новгородская и Псковская области) возили самолетами персики. Абсурдность зимних «псковских» персиков сторонников мифа не остановила. Оставшиеся свидетели еще в конце 80‑х годов рассказывали, что в Смольном, конечно, не голодали, но деликатесов у властей города на столах не было. Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета фронта, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал ее и установил жестко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов военсовета. Гречневая каша, кислые щи — вот и все «деликатесы», о которых рассказала официантка. Оператор-связист вспоминал тарелки с бутербродами во время празднования 7 ноября. За Жданова вступился даже Серго Берия — сын Лаврентия Берии. В своих воспоминаниях он писал, что при всей его антипатии к Жданову деликатесов на его столе не могло быть: «Что скрывать, армейский паек — не блокадная пайка. Но паек. Не больше. А вот эти экзотические фрукты, благородные вина на белоснежных скатертях — выдумка чистой воды. И не следует, видимо, Жданову приписывать лишние грехи — своих у него было предостаточно».
«Хрущёв не простил Сталину расстрелянного сына»
Одна из легенд гласит: Хрущёв на ХХ съезде партии разоблачил культ личности Сталина не только из принципиальных соображений, но и из-за личной ненависти к умершему вождю. Все дело в его сыне — старшем лейтенанте Леониде Хрущёве.
Молодой человек во время войны был летчиком, и 11 марта 1943 года во время воздушного боя неподалеку от Козельска в Калужской области пропал без вести. Никто не видел ни падения самолета, ни его возгорания.
Позже, уже после войны, поползли слухи, что Леонид Хрущёв не погиб, а сдался в плен. После чего его обменяли, но за предательство Родины было принято решение применить высшую меру наказания и расстрелять. Якобы Никита Сергеевич пришел в кабинет Сталина — попросить о помиловании сына. Но тот заявил: «Ничем не могу помочь». Хрущёв упал на колени, потеряв самообладание, умолял: «Прошу, не расстреливайте!» Но ничего не помогло, и с тех пор якобы Хрущёв люто ненавидел Сталина.
Об этом после ХХ съезда партии неизвестный поэт, явно не желавший верить в разоблачение великого вождя, написал стихотворение, которое быстро ушло в народ: «Мы не поверили ему! Промчалась мимо слов лавина, и недоверию тому была — и не одна причина. Шептались — в плен его сынок в разгар войны без боя сдался. Высокий преступив порог, Хрущёв спасти его пытался. А Сталин желтизною глаз сверкнул и тронул кончик уса: “Я своего орла не спас, а ты пришел просить за труса!”».
Впрочем, ни советские, ни германские архивы не содержат упоминаний о такой уникальной операции, как обмен пленными. Нет никаких данных о расстреле Леонида Хрущёва, отсутствует и информация о его попадании в плен, хотя персона сына такого высокопоставленного человека должна была привлечь немцев.
Поиски сбитого самолета и летчика, в том числе с помощью партизан, ни к чему не привели. С очень большой вероятностью Леонид Хрущёв все-таки храбро пал в бою, а последующие домыслы относительно его плена, расстрела и унижения Никиты Хрущёва перед Сталиным — просто выдумки.
Автор текста: Любовь Румянцева
Интересные факты
Дней — не 900, панфиловцев — не 28
900‑дневная блокада на самом деле продолжалась 871 день — с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Но цифра 900, как более круглая и красивая, навсегда вошла во все учебники и в народное сознание.
Подвиг 28 панфиловцев, по легенде, остановивших продвижение немецких танков в ноябре 1941 года на Волоколамском направлении у разъезда Дубосеково, был, возможно, совершен несколькими сотнями солдат (только погибших было более ста). В реалистичности подвига усомнилась еще военная прокуратура в 1947 году, расследовавшая подробности легендарного события. Не сохранилось и информации с немецкой стороны об уничтожении танков, хотя такие серьезные потери должны были попасть в полковые донесения.