«…Да сохранит Вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под своим святым и могущественным покровом…
Не здоровы, брат, бывают только дураки и развратники, а ты меня знаешь с утра до вечера занят, воздержан…
В выражении его лица, в движении, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости, и лени. Он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других и занятого делом, приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими, улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее…
А Бондаренко, друг сердечный,- поговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. - Выводи дружок, - сказал он с той братскою веселою нежностью, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы…
Несмотря на свою лен, Билибин иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было все равно, но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение - в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по искусству обращаться и говорить в высших сферах. Билибин любил разговор, так же как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно –остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что-нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как в этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально-остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес. Эти фразы изготовлялись внутри лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные…
Вообще не порох решить дело, а те, кто его выдумали,- сказал Билибин…
Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой? Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, Вы богаты, Вы умны и образованы, государь мой. Что Вы сделали из всех этих благ, данных Вам? Довольны ли Вы собой и своей жизнью? ...
О том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятия, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. Нет ни ничтожного, ни важного, все равно: только бы спастись от нее как умею! – думал Пьер. – Только бы не видеть ее, эту страшную ее …»
Лев Толстой «Война и мир»