Ойнохойя
( сосуд тремя горлышками, для разлития вина в три кубка)
Виноград, дарованный богами, подогревает скучные дни смертных.
Но от ростка до кубка долгий путь и это путь труда. Когда же вы держите кубок, начинается путь счастья.
…
Вы видите каменный двор госпожи Ксантии, выходящий терассой к морскому берегу, где прямо в скалах выбиты тарапаны, каменные давильни для винограда.
Госпожа Ксантия давным – давно овдовела и единственный сын её уплыл с хлебом, мёдом и вином ещё в начале осени, и пока никому не известно вышел ли он из Дарданелл, стремясь на родину…
Теперь за её усадьбой приглядывал брат мужа, но жил он довольно далеко, в Мирмекии, и не стал забирать престарелую сорокалетнюю Ксантию в семью, понадеясь на её добропорядочность и разумение.
Волнение госпожи Ксантии подогревается ещё и тем, что пришлось взять у мужниного брата для сбора урожая пятерых мирмекийских рабов, а среди них нашёлся один, Филимон, что пришёлся ей по душе.
Вечером на палестре двора обычная работа, только чан из скального дуба, наполняется шевелящейся массой винограда. Его везут с ближних клер, он созрел и его нужно скорее пустить в дело, и отобрать часть для самотёка.
Госпожа Ксантия глядит из верхнего окошка на двор, как работают её люди, выскабливая пифосы, заполняя чан, как суетится рабыня Антуса, распределяя деревянными вилами желтовато-розовые ягоды, запах от которых щекочет нос.
Антуса убрала волосы в полотенце, но по беломраморной её шее всё равно вьются непослушные колечки и в прорехи туники видно, что она не перевязана, а дразнит своей молодой и пышной грудью работающих внизу рабов.
Пока не уплыл сын госпожи, Зенон, она часто гуляла с ним в виноградниках и бегала по скалам. Он на других девушек и не глядел, так Антуса была ему мила… Потому и держала её госпожа Ксантия у сердца, не отпускала на полевые работы, наряжала в тонкие хитониски из египетского льна и дарила серебряные афинские фибулы с совиными головками.
Но к вечеру старые глаза госпожи Ксантии смыкаются от бессонной ночи и она, опустив занавеску, хлопочущую сквозняком и тёплым зефиром, глянув на молчаливую синь моря идёт на просторное ложе и падает, забывая, сколько ей лет и о своей вдовьей доли.
…
Филимон лениво и размашисто идёт по опалённому солнцем двору.
Антуса, подсунув под поясок края туники и обнажив тугие белые ляжки, держится за края тарапана и топчется по только что всыпанному пожилыми рабами Орестом и Прокопием, янтарному гравию ягод.
Лицо Антусы бело, как лик молодой луны, чёрные глаза под не нуждающимися в краске бровями, сверкают озорно, а руки крепко стискивают край каменной ванны, чтобы поднять повыше стройное тело, закалённое работой. В семнадцать лет Антуса уже невеста, но её рабская доля работать на виноградниках до скончания века, или, пока её не продадут доброму хозяину, который пожелает выдать её замуж.
Только увидав в тени кипариса Филимона, Антуса тут - же поднимает крик на весь двор.
- Занялась, огонь летучий!- гогочет бородатый Орест.
- А как ещё девушке отвоевать своё, только тряси головой, да призывай Артемис!- отвечает Прокопий, подкидывая Антусе виноград широкой глиняной миской от бортов тарапана.
Сок течёт в нижнюю каменную ванну, а ноги Антусы ещё быстрее перебирают душистый, влажный виноград.
- Эй! Ты!- кричит Антуса Филимону, идущему к ней с деревянными вилами в руке.- Ты почему не пришёл сегодня, как я ждала?
Орест и Прокопий, хрипло смеясь, отходят с пустыми лозяными корзинами под вьющийся плющ и садятся на чистую солому понаблюдать и пожевать сыра.
Антуса фыркает и топочет ногами. Закатное солнце красно и медленно движется за гору, за ним остаётся полоса сочного пурпура и отсвет заливает краской кипарисы, оливы и миндальные деревья по всему квадрату двора. Лицо Антусы тоже розовеет.
Филимон, повернув голову в сторону Антусы, прикладывает палец к толстым губам, так хорошо придуманных для поцелуев, а другой рукой показывает на второй этаж дома, где за опущенными коврами, в спальне, почивает госпожа Ксантия.
Но Антуса поднимает две руки вверх.
- Да плевать мне на твою госпожу! Не только ей весело толкать иноходца пятками! Приди в себя!
- Молчи! - цыкает подошедший Филимон. - Не то я приду в тебя!
Орест и Прокопий от смеха падают друг на друга.
Антуса вскрикивает снова.
- Вот и не буду больше ждать! Позову в рощу Терентия, а тебя брошу к воронам, тогда и узнаешь! А ещё вернётся молодой господин, так и вовсе тебе конец!
- Ну, и зови, кобылица!
- Уж лучше бы ты подох на своей старой суке!
- Да чем ты лучше её! Видела бы ты себя в этой жиже! Как есть паучиха с волосатыми лапами, залезшая в кувшин с молоком!
- Эй! А твоя единственная туника ещё не сгнила? Кто - же спрядет и соткёт тебе шерсти для неё, или твоя старая лошадь сподобится дать немного из своего куцего хвоста?
Филимон, пряча досаду, ворочает в корзинах виноград, зацепляет тяжёлые, точащиеся соком кисти и забрасывая к Антусе, пытается попасть в неё.
- Да кто кроме меня ещё согласится таскать тебя на животе, и заливать мёд в твою бездонную амфору, брехливая, глупая индюшка!
- Наверное, те же самые, деревенские, собирающие оливки? Твои оливки, под единственным усохшим сучком?
- Молчи, иначе я вырву твой поганый язык!
Филимон, откинув вилы и похлопывая себя по голым бедрам, лишь едва прикрытым спущенной с плеч туникой, прищурив масляные глаза и закусив губу, смотрит на Антусу.
Она смеётся, поливая его весёлой бранью, её живот вздрагивает от смеха, а глаза, кажется, мечут искры.
- Да уж, вырвешь мне язык, а потом к госпоже Ксантии ходить будет совсем скучно!
Наконец, под смех работников, Филимон перемахивает через каменную шею тарапана, вплотную подбирается к Антусе, но она крепко стоит на ногах и отходит на пару шагов назад.
- Ах, ты, Андромаха! Вся забрызгана кровью невинных героев!
- Тоже мне, нашёлся, Гектор винного чана! Мезга - твои доспехи, а хмел ь- твой советчик!
Филимон хватает Антусу одной рукой, топчется вместе с ней по винограду и целует её в шею. Сок, идущий по желобам, набирает силы и с бульканьем наполняет каменные закрома.
- Славное будет вино!- говорит Орест, указывая куском сыра на хохочущую Антусу.
- Лишь бы госпожа Ксантия не проснулась!- поддакивает Прокопий.
- Пожалуй, наш славный фавн сделал всё, чтобы она спала, как собака после пастьбы, без задних ног…
Филимон и Антуса со смехом падают в виноград. Солнце ложится за гору и воздух сразу наполняют вечерние ласточки.
Тихое море оттаскивает волны назад, а на горизонте появляются неясные очертания кораблей. Может быть, это сын госпожи Ксантии возвращается домой.