-Привет, - шепотом сказал Роман Ключевский, обнимая любимую женщину за плечи, так что она невольно прижалась к нему еще ближе.
-Я что, проспала так всю ночь? - Кира смотрит на него с легким недоверием.
Ключевский ужасается - еще немного и он совсем забыл бы легкие морщинки в уголках глаз и вечно спутанные пряди у лба, и тонкую шею, на которой бьётся совершенно фиолетовая жилка. Когда они только начинали встречаться за это жилку он прозвал её Аватаром и Кира счастливо хохотала, подставляя шею для поцелуев.
Сейчас мужчина многое бы отдал чтобы вернуть то время и не повторять совершенных ошибок, но маховика времени из любимой сказки Добродецкой сказки про мальчика-который-никак-не-умрет у него не было. Была только дикая, всепоглощающее нежность к этой женщине.
Длинные пальцы в ссадинах пробегают по ее лицу, очерчивают брови, проводят по припухшим от слез векам, и в ответ девушка только благодарно прижимается к ладоням, вдыхает знакомый аромат - жасмин, жар пустыни, соленые брызги побережья Франции, сейчас дополненный резкими нотами больничного антисептика и бинтов. И все же это неуловимый запах, почти осязаемый, который она узнает с закрытыми глазами и при полном отсутствии обоняния - так пахнет именно Роман Ключевский. Только он. Никто кроме.
Кажется, что так близко они находятся целую вечность, смотря друг на друга, и Кира, наконец, вспоминает какие лучистые зелёные смешинки иногда проскакивают на оболочки его глаз, мальчишеских, родных, в моменты самого большого наслаждения напоминающие грозовые тучи.
Рома улыбается и девушка в ответ вопросительно приподнимает бровь:
-В чем дело?
-Ты пахнешь как восемнадцатилетняя девчонка на грани фола - немного корицы, жженый сахар, миндаль.
-Ну и пусть, - весело парирует Добродецкая, - этот десерт хотя бы не повредит моей талии!
Мужская ладонь крепко обхватывает податливую женскую шею, и в этом жесте есть что-то настолько собственническое и мужское, что у Киры не возникает даже мысли отпрянуть, оттолкнуть, сбежать. Да и куда сбегать? Сто раз одним кругом повязаны. Вчера, девушка это прекрасно понимала, она сдала себя с потрохами - слезами, сведенными пальца, которыми цеплялась за его плечи, отчаянными словами.
Она здесь, она любит и почти готова простить, лишь бы Рома целовал вот так, отчаянно всхлипывая от мгновенного возбуждения. Сейчас есть только его сухие обветренные губы, и всё ожидание, всю нежность, которые Ключевский вкладывает в этот поцелуй. В прикосновении губ нет ни малейшей толики эротизма, только обещания, только чувство. Единое существо, разделённое на два тела, и девушка вдруг снова ощущает себя живой, горящей, настоящей. Как в 16 лет, когда на свидание приглашает самый красивый мальчик в классе - парящей. Кира вновь почувствовала себя свободной, и в тоже время прикованой, земной:
-Расскажи мне как всё будет, - попросил Рома, как только сумел оторваться от исследования ее губ.
-Я не знаю, - покачала головой девушка.
-Придумай, просто придумай. Я поверю. - она такая чувственная в его руках, почти не изученная, наверняка изменившаяся, и невозможно, немыслимо разломать объятья. Рома стискивает ее руками, злясь на переломы, из-за которых не может толком пошевелиться, и вжимается носом в её ключицу:
-Как всё будет, Кир? - а в голосе такое отчаяние, такая боль.
-Думаю, что я убью тебя, - усмехается Добродецкая.
-Потом оплачешь, а потом снова убьёшь, - Рома поддерживает грустную шутку.
-А может быть мы сумеем преодолеть все, что у нас происходит и будет изразцовая плитка в новой квартире. Знаешь, я видела недавно очень красивую, с гжелевыми птицами - на три сотри плиток ни одного похожего рисунка. Будет любимый Тенерифе и терпкое вино. Помнишь, ты всегда говорил, что любое ограничение только в моей голове? Любая невозможность тоже только в ней, Ром. Я хочу верить, готова поверить, что мы сможем друг друга простить и даже сейчас... - Киру смущается, - я не могу на тебя сердиться! Господи, Рома, я никогда не могла на тебя сердиться! Всё, что ты творил, каждая ошибка, каждое твоё резкое слово находила во мне если не оправдание, то понимание причин. И каждый раз, - слышишь?! - каждый раз я верила, что ты вернёшься и каждый раз я ждала твоих звонков! - у девушки перехватывает горло.
Сейчас для неё нет ничего важнее мужчины, которые прижимается к ней всем телом как ребёнок, устраивается на её плече, дышит часто и взволнованно. Нет ничего важнее его татуировок, родинки на правой лопатке, короткого ёжика каштановых волос, который она задумчиво ворошит пальцами. Кира Добродецкая, которая никогда не любила о ком-то заботиться, ненавидевшая роль спасительницы и мамы, блистательная светская львица, мечта многих мужчин, сейчас мечтала только о том, чтобы вот эта макушка всегда нагревалась под ее дыханием.
Ключевский давно уснул, а девушка, боясь пошевелиться только всё крепче обнимала его, чувствуя как он приникает к ней во сне. Неожиданно Ромина рука нашла её запястье и в одно движение обвила его пальцами. Кира, будто в недоумении уставилась на эти переплетенные руки, вспоминая, что иногда Рома с ней спал именно так, держа за руку. Никогда до него она не таяла от такого простого, детского прикосновения. И ни в одном жесте, ни в одной ласке, не было такого чувства острой необходимости.
Она молчала, молчала, молчала, и так и никогда не сказала, что в тот момент ничего из представляемого будущего не казалось ей реальным.
P.S.: Утро доброе! Как у вас дела? Надеюсь, все здоровы?