Ярлык
Платки и палантины Виола повязывала виртуозно, а их в её гардеробе было их немало – к каждому образу свой. По паспорту она была Людмилой, но какая изюминка в этом имени? Вот и рекомендовалась новым знакомым как Виола, Виолетта, стало быть. Где бы она ни появлялась, всюду вокруг неё сразу образовывался кружок восторженных поклонниц. Смотрели обожающими глазами, копировали её манеру носить палантины и даже разговаривать начинали немного нараспев, невольно подражая ей.
Новая девочка, Марина, прилипла к Виоле намертво. Подсаживалась ближе на лекциях, давала списывать конспекты, а перед сессиями готовила шпаргалки в двух экземплярах – для себя и Виолы. Марина была из провинциального города, и Виола посматривала на неё снисходительно.
Пятничные вечера подруги проводили в небольшом уютном кафе в центре Москвы.
– Каждая приличная девушка понимает, что палантин должен быть от Луи Виттона, – как бы невзначай бросает Виола, отпивая глоток капучино. – Конечно, дорого. Но ведь необязательно иметь много шарфиков. Пусть лучше будет парочка, но таких, чтобы каждый посмотрел и сразу понял: эта девушка со вкусом, с понятием.
Марина впитывает, делает понимающее лицо. Перед ней остывает чашка с кофе. У неё нет ничего от Луи Виттона, но она обязательно накопит и купит.
Виоле нравится собственный образ просветительницы отсталых слоёв населения, она всё больше вживается в роль:
– Отвратительно, когда за настоящую брендовую вещь выдают подделку. Это ведь сразу видно. Бросается в глаза. Идёт такая умница с гордым видом, мол, у меня «Луи Виттон». А я, например, издалека вижу, что этот её «Луи Виттон» в турецком подвале сшит.
– Издалека? – недоверчиво спрашивает Марина.
– Ну, конечно! – снисходительно улыбается Виола. – Есть ведь стопроцентные признаки.
Марине хочется узнать, что это за признаки, позволяющие отличить подделку, но она не торопит – стесняется.
Виолу не требуется расспрашивать. Она допивает свой капучино, делится сокровенным знанием:
– Во-первых, конечно, коробка. У оригинальной вещи она всегда выдвижная. Но ведь ты с собой не будешь коробку носить как доказательство. Так что самое главное – это ярлык. Знаешь про это?
Марина мотает головой: нет. Ей не совсем понятно, как можно, если на ком-то завязан палантин, рассмотреть какой-то малюсенький кусочек ткани, да ещё и понять по нему, подделка это или самый что ни на есть оригинал.
– Так слушай, – произносит Виола доверительным тоном. – К оригиналу ярлык пришивается нитками по углам, и на нём должен быть номер серии палантина. Если номера нет, значит, это подделка. И ещё. Если ярлык пришит леской по всей длине, это точно подделка.
– Ух, ты! Сколько же ты всего знаешь! – восхищается Марина.
– Просто интересовалась. Читала, сравнивала, – пожимает плечами Виола. – И ты будешь знать, если начнёшь интересоваться. Да, и ещё про цену. Оригинальный платок или палантин «Луи Виттон» не может стоить три-семь тысяч.
– А сколько? – замирая, спрашивает девушка.
– В несколько раз дороже.
В начале июня дальняя родственница очень кстати уехала на дачу, попросив Марину пожить в пустой квартире. Оставшиеся после сдачи сессии два месяца Марина работала и откладывала деньги. Жаль, конечно, что домой так и не съездила. Зато смогла кое-что из одежды купить на осень, и самое главное – неустанно пополняла заветный конвертик.
Наконец в сентябре она купила-таки чудесный бирюзовый палантин в ЦУМе, в фирменном отделе Louis Vuitton, что, по её убеждению, являлось гарантией подлинности. Бывшие одноклассницы обзавидуются, когда она приедет домой на выходные. Теперь бы научиться носить эту драгоценность так же, как Виола: эффектно и чуточку небрежно.
Вопреки ожиданиям, никто Марине не завидовал. Лучшая подружка Катя, которая работала в школе лаборанткой, при встрече радостно воскликнула:
– Маринка, ну ты даёшь! У нас с тобой даже на расстоянии вкусы не изменились! – и потянула к себе конец бирюзового палантина. – У меня вот точно такой же. Я у нас в «Пассаже» купила. И цвет тоже бирюзовый!
– Много? – сдавленным голосом поинтересовалась Марина и почувствовала, что щёки её покрываются пунцовыми пятнами.
– Что – много? – беспечно переспросила Катя.
– За палантин много денег отдала? У тебя же зарплата маленькая.
– Да уж, немало. Четыре тысячи. Треть зарплаты, – вздохнула Катя.
Лицо Марины посветлело. Она улыбнулась.
– Ничего смешного. Может, у вас в Москве есть возможность заработать, а здесь – сама знаешь… – поджала губы Катя.
– Ты что – обиделась? – Марина взяла подругу за руку.
– Нет. Не обиделась.
– Тогда давай после обеда соберём девчонок, тех, кто здесь остался, посидим в кафе, что ли? А то у меня поезд вечером, когда ещё увидимся? – предложила Марина.
– Давай, – обрадовалась Катя. – Я могу всех обзвонить – Риту, Олю, Наташу…
– Ну, вот и здорово, – улыбнулась Марина. – Звони мне!
– Позвоню! А давай я принесу такой палантин, а ты меня научишь красиво его повязывать? Научишь?
– Конечно, – с лучезарной улыбкой пообещала Марина.
Всю дорогу до дома Марина улыбалась и даже немножко гордилась собой, что не проболталась, не поставила подругу в неловкое положение. Катюха наивная, конечно, но человек хороший, обид не помнит. А фирменная вещь, она ведь о многом говорит только понимающим людям. Не таким, как Катюха.
У Марины было ощущение, будто она одной ногой наступила в лодку, готовую отчалить от знакомого берега, а Катюха осталась там, на берегу. Лодка качается, вторую ногу страшно оторвать, но Марина готова. Лодка ведь увезёт её в новую жизнь.
Туда она вернулась уже на следующий день – вышла воскресным утром на перрон Ленинградского вокзала. До занятий оставался целый огромный осенний день. Дотащив до съёмной квартиры тяжёлую сумку с мамиными припасами, Марина немного передохнула и позвонила Виоле. Абонент был недоступен. Тогда Марина решила навестить подругу без предупреждения. Пять остановок на троллейбусе по московским меркам – сущие пустяки. Было ещё только десять часов утра. Виола никуда в такую рань не могла уехать.
Виола открыла дверь только после третьего звонка и крайне удивилась:
– Вот это да! Ты откуда в такую рань?
– Я с поезда. Там такое солнце на улице. Может, сходим куда-нибудь погулять? – и, заметив, как напряглось лицо подруги, торопливо прибавила: – Я звонила. У тебя телефон недоступен.
– Конечно, – Виола посторонилась, пропуская Марину в квартиру. – Родители на даче. Проходи, сейчас я голову высушу, и пойдём.
Марина прошла в крохотную комнату Виолы, присела на кресло, щёлкнула телевизионным пультом. В «Непутёвых заметках» рассказывали о солёно-щелочных озёрах Алтая. Где-то в глубине квартиры гудел фен. Марина поднялась с кресла и подошла к столу, на котором горела настольная лампа. Какая странная Виола, ей-богу. Зачем в одиннадцатом часу утра – лампа? Ой, красота какая! На столе, тщательно расправленный, лежал платок Louis Vuitton . Марина даже зажмурилась от невыносимой нежно-розовой прелести с атласными брендовыми буквами и заскользила пальцами по ткани. Вот же партизанка Виола! Купила-таки новую вещицу и молчит! Марина аккуратно взяла шаль за концы, небрежно набросила на одно плечо. Подошла к зеркалу покрасоваться. Так и знала. Розовый ей тоже идёт. Даже больше, чем бирюзовый. Она с сожалением положила шаль на стол, потянулась, чтобы выключить лампу и вдруг поняла, что чего-то не хватает. Осмотрела шаль со всех сторон, ощупала все края с мягкой розовой бахромой – ярлыка не было. Что за новости? Марина потрясла головой, снова тщательно осмотрела шаль и вдруг застыла с открытым ртом. Здесь, здесь ярлык. Лежит под абажуром лампы. Марина положила маленький прямоугольник на ладонь. Ярлык как ярлык – чёрный с жёлто-золотистой надписью Louis Vuitton. Вот только следы прострочки видны по длинным сторонам. А под абажуром лампы – игла с нежно-розовой шёлковой ниткой и маникюрные ножницы.
Звук фена смолк, и из кухни послышался голос Виолы:
– Ты кофе будешь?
– Буду, только если не растворимый, – откликнулась Марина, быстро заметая следы своего «преступления».
– Не смеши меня, конечно, сварю, – хохотнула Виола, – мой врождённый аристократизм не позволяет мне пить бурду под названием «растворимый кофе». Я даже запаха его не переношу.