"Тебе твоя долбаная работа важнее, чем я"
Побежала очередная неделя. Эмоциональные качели продолжали катать меня туда-сюда, потому что совершенно ничего не менялось. Паша то вел себя безупречно, то снова выносил мне мозг и устраивал сцены со своими уходами неизвестно куда. Как бы он ни косячил, я все равно была к нему сильно привязана и переживала, что с ним может что-то случиться. А последняя его истерика вообще выбила меня из колеи: я так опешила, что даже не знала, как на это реагировать. А дело было вот в чем.
В четверг я сидела на работе, и посреди дня наша начальница Аня сказала, что ее вызвало вышестоящее руководство, и вышла. Вернувшись примерно через пятнадцать минут с лицом нашкодившего кота, она сообщила всем нам "отличную" новость: до конца августа мы должны выбрать себе максимально подходящий график из предложенных руководством и полностью посвятить себя только работе с клиентами. Почему у нее было лицо нашкодившего кота? Да потому, что она знала, как мы отнесемся к таким изменениям в работе, но сделать ничего не могла: приказ есть приказ. Сейчас мне было относительно все равно, я мысленно нашла для себя плюсы: больше заработаю и смогу дольше спать по утрам, поэтому я выбрала время с трех дня до двенадцати ночи. Собственно, я без всякой задней мысли сообщила Паше, что до конца августа буду работать в новом графике и исполнять другие обязанности, на что получила совершенно неожиданную реакцию - он ответил мне: "Тебе твоя долбаная работа важнее, чем я".
Первым делом я максимально спокойно вышла из кабинета и отправилась на улицу, чтобы перекурить и выдохнуть, а заодно не выносить свои неурядицы на всеобщее обозрение. Немного отойдя от шока, я написала Паше.
Юлия Никольская: Ты сам-то понял, что написал? Окей, ты мне важнее, чем моя долбаная работа, которая приносит мне долбаный доход и позволяет оплатить мой долбаный кредит. А еще не умереть с долбаного голода! Смотри: я сейчас иду и пишу заявление на увольнение, и все финансовые обязательства будут на тебе. Ты будешь оплачивать мой кредит, полностью оплачивать коммунальные услуги, кормить меня и моих животных, а еще давать мне деньги на маникюр и новую одежду. Устраивает?
Павел Казаков: Ой да все ясно, у тебя всегда все разговоры к бабкам сводятся
Павел Казаков: Интересно тебя вообще что то другое в жизни интересует, кроме денег
Юлия Никольская: Конечно же, нет. Разве по мне не видно?
Юлия Никольская: Ну так что? Готов взять все на себя? Мне увольняться, или оставаться на своей долбаной работе?
Павел Казаков: Да работай на здоровье, а то потом с ума сойдешь без этой работы
Кто бы сомневался! Ничего другого я и не ожидала. Интересно, ему правда доставляет такое огромное удовольствие доводить меня до белого каления? В очередной раз хотел уколоть меня побольнее, только его жалкие попытки тщетны. Мне, конечно, обидно, но самое главное то, что я понимаю, что он делает это от безысходности и прекрасно понимает, что сам не может дать мне чего-то, и от этого и бесится. Хотя я миллион раз говорила, что мне вообще все равно, есть у него деньги, или нет. Мне не нужны никакие дорогие подарки и прочие прибамбасы, которые так любят девочки. Но нет: каждый раз Паша не успокоится, пока не скажет, что для меня все жизненное счастье заключается в количестве денег. Наверное, в этом и заключаются все наши отношения: он намекает мне на мою меркантильность, а я упрямо доказываю, что это не так.
Посидев на улице и немного успокоившись, я вернулась в кабинет. На мне совершенно не было лица, чего нельзя было сказать о Паше, который увлеченно строчил сообщения ребятам в нашей общей беседе ВК и присылал им смешные видео. "Гребаный энергетический вампир," - в очередной раз подумала я. Я полностью погрузилась в работу, чтобы хоть немного отвлечься.
В груди словно лежал огромный булыжник, который почему-то был живым, и лежать на одном месте ему было скучно, поэтому он ворочался с боку на бок и тер меня изнутри своими шершавыми стенками. Я чувствовала, что не хочу идти домой. Вот бы рабочий день совсем не заканчивался... лучше я буду выслушивать всякую дребедень от клиентов, чем опять получу ушат грязи от Паши.
У Машки дела тоже были не лучше. Помимо того, что ей трепал нервы Вова, она еще и металась между мной и Пашей, потому что мы оба ныли о своих проблемах, с одной стороны он, с другой я. Она пыталась помочь обоим и привести нас к какому-то общему знаменателю. К тому же она имела большое влияние на Пашу: к ее мнению он прислушивался. Да что там к ее, Паша прислушивался к каждому, кто не был мной. Слова "ты несешь херню" я слышала от него чаще, чем свое имя. Ему можно было сказать любую глупость, и он бы в нее поверил, главное, чтобы ее сказал любой другой человек, а не я.
Все это давило на меня и словно прибивало к земле. Больше всего давило то, что я тащила все на себе, как ломовая лошадь, а Паша совершенно не шевелился, чтобы как-то улучшить нашу жизнь. Моя жалостливая подруга была искренне убеждена, что его можно изменить, в отличие от Вовы, а мне же уже просто было интересно, на сколько меня еще хватит.
Я поделилась с Машей, что не хочу ехать домой, и она предложила приехать к ней. С огромной радостью я согласилась, но домой все равно нужно было заехать: не должны же животные голодать из-за моих сердечных травм.
К сожалению, Паша находился дома. Видимо, только мне не хотелось туда идти. Я мрачно посмотрела в его сторону и молча пошла кормить животных. Разговаривать с Пашей не было никакого желания, скорее наоборот: если бы он решил поговорить, я бы предпочла вообще ничего ему не отвечать. Потом так же молча выгрузила из сумки контейнеры из-под еды, накинула ее на плечо и стала обуваться.
-Ты куда? - спросил Казаков.
-К Маше, - равнодушно бросила я.
-Можно с тобой?
-Вообще-то я хотела провести время с ней вдвоем, тебя мне и так хватает.
-Зай, пожалуйста. Не хочу оставаться здесь без тебя.
Мда. А ничего, что я иду к ней, чтобы не видеть тебя? Конечно, вслух я этого сказать не могу - боюсь. Но именно так все и есть. Я уже и так еле сдерживаю себя, чтобы не наговорить ему кучу гадостей.
-Съезди к Игорю, раз не хочешь тут оставаться. Не вижу проблемы.
Но Паша уже не слушал меня. Он сам позвонил Машке и спросил, можно ли ему приехать к ней со мной. Та, конечно, не возражала: мне и в голову не пришло предупредить ее заранее. А потом я подумала, что это даже к лучшему, я хоть не буду переживать, что здесь будет что-то не так в мое отсутствие.
-Я даже не буду ничего говорить, буду музыку в наушниках слушать. Просто позволь быть рядом с тобой, - упрашивал меня Паша после разговора по телефону.
-Да господи, пошли, мне уже вообще все равно.
Паша плелся за мной, как побитая собака. Когда мы добрались до Маши, он действительно вставил в уши наушники и уткнулся в телефон. Но, конечно, мы не могли нормально поговорить в его присутствии. Я смогла что-то обсудить с подругой только в те минуты, когда мы с ней выходили курить на лестницу: Маша обитала в общежитии, и балкона у нее не имелось.
-Ну и что ты думаешь? - спросила я подругу.
-Я останусь при своем мнении. С ним можно говорить, с ним можно наладить контакт. Он пойдет за тобой и будет делать так, как ты ему скажешь.
-Да зачем мне это? - закатила глаза я. - Зачем мне мужик, которому надо что-то указывать? Я уже говорила: если я захочу учить чему-то мужика, то это будет только мой сын.
-Он тебя любит, Юль, - вздохнула Маша. - Просто он слишком глупый и многого не понимает. Он не понимает, что чем-то обижает тебя, не знает, как правильно жить. Если ты найдешь к нему правильный подход, он свернет ради тебя горы. Вон даже траву свою бросил ради тебя.
-Хорошо. У тебя есть ключик к этому подходу? Давай его мне, я попробую. Терять все равно нечего!
-Ты постоянно взрываешься по любому поводу. Будь спокойнее, что ли. Не раздувай проблему из ерунды.
-Я пробовала. Я и так в последнее время все держу в себе, куда еще-то? Проще с обезьяной поговорить, чем донести что-то человеку, для которого твое мнение ничего не значит!
-А ты поговори спокойно. Объясни ему все без психов.
-Маш, ты вообще слышишь меня? Я который день пытаюсь это сделать! Я никогда не повышаю на него голоса, если у нас серьезный разговор. Он тупо разворачивается и уходит! Попробуй поговорить с ним сама. Наверное, загвоздка в том, что говорить должна не я.
-Вообще без проблем. Я поговорю. Пошли в комнату, я выведу его сюда и пообщаюсь.
Я не знаю, о чем они говорили, но Паша вернулся словно другим человеком. Он в очередной раз сказал, что все понял, и попросил прощения. На этот раз я решила уточнить, что он понял, и он сказал именно то, что я так мечтала, но не надеялась услышать. Мда, Марии надо идти в семейные психологи.
Мы просидели у подруги до глубокой ночи. Транспорт уже не ходил, и мы пошли домой пешком, потому что такси заломило неоправданно высокую цену. Заодно сейчас проверю, сколько идти от Машки до меня: она живет в соседнем районе.
Паша не отпускал меня ни на секунду, и мы, наверное, впервые говорили про наши проблемы, как нормальные люди. Никто не психовал и не истерил, я смогла высказать Паше все, что меня не устраивало, а он мне то, что не устраивало его. Его список получился гораздо меньше: он всего-то просил не выгонять его из дома каждый раз, когда мы ссоримся, и поменьше язвить. Мне же больше всего хотелось, чтобы он перестал постоянно уходить в неизвестном направлении и больше меня морально поддерживал, потому что мне и так тяжело. Это беспокоило меня больше всего.
Оба пообещали прислушаться к пожеланиям друг друга. Я надеялась, что если он даже не услышал меня, то Машку услышал точно. Конечно, мне не нравилось, что мои проблемы решает моя подруга, но других вариантов на текущий момент я не видела. Как бы там ни было, сейчас мне стало намного легче, и домой мы с Пашей добрались в относительно нормальном расположении духа.