* * *
Знаешь просто, что всё так непросто –
будь уверенным или робей...
И неправильный польский подросток
подмигнёт, усмехнувшись, тебе.
Здесь ведь многое, правда, неважно –
Лагутенко был полностью прав.
В этом мире, кроваво-мультяшном,
дефицит ощутимый добра.
Время пресно, как блюдо без соли,
но при этом опасно – капкан!
То сжимает оно, то мусолит,
то с размаху даёт по губам.
В данной плоскости правила строги –
понимаешь не хуже меня,
и чревато нам долго быть в грогге:
ведь чуть что – будут нас обвинять.
Подниматься! Тут вспомнишь барона –
да, Мюнхгаузена: что ж, встаём,
держим словом мы здесь оборону –
за избитость прости – день за днём.
* * *
И ни штыком, и ни прикладом
меня добьют – в другой войне,
в которой будут те, кто рядом.
Больнее так вдвойне, втройне.
Накладываю швы, заплаты –
так и живу который год,
и кажется всем тем, кто рядом,
что – «ничего, переживёт».
Наверное, быть лучше – гадом,
сместить всех правил полюса,
чтоб спохватились те, кто рядом,
чтоб сразу принялись спасать.
Догадки это лишь. Набатом:
«Больнее так вдвойне, втройне».
Надеюсь я, что те, кто рядом,
хотя бы крест поставят мне.
* * *
Винил настолько входит в моду,
что скоро выйдет из неё.
Как я живу? Проходят годы,
но сам себя не узнаёшь.
Поставить бы пластинку, что ли,
через щелчки и через треск
услышать бы себя – без боли,
без жалобы, что жить – в обрез.
Послушать, после – удивиться,
что это вправду голос мой,
не оцифрован, как страница
бумажной книги дорогой.
И сам пока не оцифрован
и не переведён в формат,
своим пульсирующим словом –
и только им – ещё богат.
* * *
Птичка-умничка пела,
а сейчас не поёт.
Недостойно, несмело
завершается год.
На каком подзаряде
я просуществовал,
время даром потратил
на дурной карнавал?
Бунтовать бы да биться,
сам покуда живой,
и чего-то добиться,
только вот для чего?
Ничего, понемногу
возвращаться к себе
нужно, снова дорогу
выбирать, не робеть.
...На год план, если вкратце:
умирать – не пройдёт,
нужно птичку дождаться
с новой песней её.