Истории Великой отечественной войны интересно слушать из первых уст, но их остается в нашей жизни все меньше и меньше. Это не отдельная история какого-то боя, а небольшой рассказ о том, как служилось танкисту во время войны.
Вспоминать ужасы и прочее такое наш герой не стал. Сказал, что уже и не вспомнит конкретно подробностей. Хотя, как нам показалось, просто не хочет все это заново переживать. Рассказал вкратце и по существу. Воевал Андрей Афанасьевич Шестаков с августа 1943 года и до конца Великой отечественной. Должность была почетная — мехвод. Сменил за это время три машины, терял товарищей в бою. Но обо всем по порядку.
Особенности войны в танке
Сразу скажу, что сначала было очень страшно в танке этом. Нас обучали примерно месяц, и на фронт. Я хоть и сам тракторил в станице до этого, но трактор — это одно, а танк — совершенно другое. Хотя, кто-то говорит, что одно и то же и даже называли нас трактористами. Но страшно именно из-за закрытого пространства. Ты находишься в замкнутой тесной машине, и нет у тебя возможности спрятаться или увернуться от опасности. Пехотинец залег в окоп или за дерево, и не достать его, а тут попробуй спрячься. Но это было поначалу. Потом, после первого боя я понял, что как раз пехотинцам очень туго, бьют их в огромном количестве. А танк сильно защищает. Они гибли и ранения получали в 90% случаев от пули и осколка. А нас это все не брало. И пришло после первого боя некоторое спокойствие, и даже смелость.
Но ненадолго. Через месяц во втором бою я уже горел в танке и потерял товарища. И вот тогда возвращаться в другую машину, и опять идти в бой было еще страшней. Все-таки, не так уж мы и защищены. Получили с немецкого «Пака» один снаряд в мотор, а другой прямо под гусеницу, и все: не стало радиста нашего, как и первого моего танка. Нас немного подлатали. Командир дымом отравился, а мы в гематомах все с ног до головы. Отлежались две недели в санчасти, и доформировали нас другим радистом, а за машиной новой аж за 200 километров отправили. Получили новую, но тугая вся, не прокатанная. Для этого, как раз и давали пригнать своим ходом. По пути уже привыкали к ней, промазывали, простукивали и так далее.
Прошло полгода примерно в мелких стычках и постоянных передислокациях. Командира нам сменили, так как наш «Кирпич» (лицо у него такое было) на повышение уехал в дивизию. Замкнутый был, нелюдимый, но дело свое знал. Вместо него молодого парня нам дали, лейтенанта. Но тоже уже с опытом. Третий бой был у меня в Белоруссии. Подбили один танк противника точно, а второй тоже, вроде бы, мы подбили. Но потом в нем три отверстия от наших пушек нашли. Так что, записали на общий счет роты, кто его знает, кто там его подбил, а кто добил. Встали в городке каком-то, уже в Польше. Не успели дух перевести, буквально через пару дней — на Варшаву. И там нам немцы дали по голове сильно. В четвертом своем бою не горел, но машина вышла из строя, и нам пришлось ее покинуть. Тогда уже экипажи берегли, и не было приказа каждый танк защищать до последнего. Опытных танкистов ценили. Переждали мы немного в канаве какой-то, и к своим выбрались.
Не ранены, все в порядке. Дали нам 85-ю «тридцать четверку» буквально через дней пять. Уже с ремонта, но очень хорошей оказалась. Я вам так скажу, часто ремонтные танки лучше новых были: уже расхоженные, как туфель. В новом ноге неудобно, мозоли натираешь, а в уже расхоженном комфортно. Вот и тут так же примерно. И дошли мы на нем аж до самого Берлина, а потом обратно — до Праги. А там уже попрощались с машиной, и по эшелонам. Домой, страну поднимать. Наверное, там он и остался, в Чехословакии, дослуживать свой ресурс, танк наш. Вот так вот было служить. Закончил войну сержантом, награды имеются, подбили мы два танка и две единицы другой техники за все время, но самое важное, что живые остались. Почти два года, четыре крупных боя пережил, не считая поддержки пехоты, горел. Но вот так вот, повезло.