Разобрала оставшиеся вещи, значит, и устало завалилась на диван. С момента заселения прошло дней 10.
Думаю:
Сейчас хорошенечко отдохну, а завтра, как высплюсь, в бой.
Время первый час ночи, Морфей медленно тянет меня в свои владения...
... И тут раздается стук.
Нет, не так... СТУК. Громкий. явно призванный поднять мертвого из могилы. не то что меня из полудремы.
Зная, что кроме соседа никто стучать не может, спокойно сползаю с прогретого местечка и открываю Антону. готовясь если не проклянуть, то точно прибить этого человека.
- Ну что, - говорит, - когда телефон мне вернешь? Или полицию вызовем?
И вновь он синий, как небо над головой. Только теперь вместо равнодушия его вальяжный тон вызывает во мне глухое раздражение: что на этот раз?
Какой, твою медь. телефон?
Сна уже ни в одном глазу. Не пропьешь рефлексы, ой не пропьешь. Неприятности мое второе имя - так сложилось. Но в такие абсурдные ситуации я еще не попадала.
МОЙ телефон, который ты с?и*дила, - гордо подбирается доморощенный Шерлок. - В квартире никого кроме нас нет, так что давай. Возвращай.
Медленно считая до десяти, я готова уже просто послать это подзаборное существо в пешее путешествие, но в итоге хватило все-таки терпения процедить: "Поищи под диваном, олень" и захлопнуть дверь.
Антон стучался еще пару раз - час и три с половиной спустя, выдергивая меня из сна. И ведь делал это не тихо, спокойно, а долбя так, что бедная межкомнатная дверь грохотала как адово отродье.
Только мне на это было глубоко плевать: открывать я больше не собиралась. Словно мне заняться больше нечем.
Когда я проснулась было около полудня. Да и то не сама. В дверь не долбились, нет. В нее тихо скребли, как мыши под полом. Это и разбудило, чтоб его черти по горам и морям - туда и обратно раз несколько.
Ну ты это... Соседка... Прости. Я нашел телефон. Под диваном нашел. он завалился между подлокотником и каркасом.
Обожаю (нет) пьяных людей, с завышенным ЧСВ. И все бы ничего, но видимо его извинения должны были изменить что-то в моем отношении к человеку, судя по все тому же вальяжному тону и блестящим глазкам.
Вот только чуда не произошло.
Представить, что Антон просто предмет мебели оказалось проще, чем я думала: На второй день он перестал здороваться и надеяться на приветствие в ответ, на пятый гордо напыжившись пытался повторить мой финт ушами и демонстративно игнорировал, разводя грохот и оставляя за собой еще больший свинарник чем был.
Хотелось бы мне, чтобы на этом все закончилось, но это, как оказалось, было начало Войны...