В Ботлихском районе Дагестана расположено древнее село Кванхидатли. Оно известно добычей соли вручную, как и сотни лет назад. Во всём мире только здесь добывают соль, многократно перемывая песок водой из источников. Когда-то кванхидатлинская соль славилась далеко за пределами Дагестана. Её продавали в соседние Чечню, Азербайджан и даже Грузию. Часто меняли на одежду, мясо и другие нужные вещи и продукты. Этой же солью кванхидатлинцы платили налоги. У каждой семьи был свой участок, который полностью её обеспечивал.
Сейчас традиции ремесла сохраняют всего несколько семей. Увидеть процесс добычи соли удаётся не каждому. Для этого нужно как минимум преодолеть длинный путь через Махачкалу, проехать 140 км автостопом и стать добрым гостем для людей, которые с самого рождения хранят тайны древнего ремесла.
Нам это удалось. А точнее, нашему участнику программы стажировок Русского географического общества географу Сергею Козлову, который приоткрыл занавес жизни одной из семей солеваров Кванхидатли.
Часть 1. Встреча
Сразу же с полуденного махачкалинского поезда отправляюсь к выезду из города. Впереди 140 км автостопом через живописные горы. Красно-жёлтый осенний лес, приветливые горцы и первые яркие впечатления от атмосферы региона.
К вечеру добираюсь в Кванхидатли. Звоню Гаджимураду, который любезно согласился меня принять. И, как оказалось, уже давно ожидал. Иду знакомиться с семьёй. Дом на краю села, у дороги. На воротах белой краской написано "соль". Жестом хозяина старик приглашает пройти. В кухне доброй улыбкой встречает Хадижат, жена Гаджимурада. На столе крепкий чай с горным тмином и горячие чуреки с тыквой. Гаджимурад приглашает к столу и выдаёт с шутливым укором: "Кушай, чёрт побери! А потом всё остальное". Радуемся встрече и ужину, затем неспешно знакомимся.
Хадижат Шахбанова родилась в 1940 году. Добывала соль, сколько себя помнит. Самая опытная из солеваров, живущих сейчас в селе. Обучала ремеслу своих детей и всех солеваров моложе неё. Учила работать с дровами, распределять солёный раствор и равномерно выпаривать из него соль. В этом году из-за возраста и проблем со здоровьем сама уже перестала работать.
Как вспоминает Хадижат, у её бабушки, матери и других близких родственниц, кроме соли, тоже другой работы не было. И у Хадижат, пока жила с родителями, не было ничего своего. А в 25 лет вышла замуж и получила свой участок для добычи соли. Тогда и стала работать на себя. Когда девушка выходила замуж, по традиции родители выделяли ей участок у соляных источников. Раньше участки для добычи соли очень ценились. За маленький участок у реки давали стоимость плодоносного сада. Каждая семья намывала соль со своего участка, переходящего по наследству.
Сам Гаджимурад помогал жене добывать соль, выполнял тяжёлую работу.
Женщины, чтобы увеличить концентрацию соли, несколько раз процеживали воду через солёный песок. И из раствора выпаривали соль. А мужчины рубили дрова и доставляли их к речным источникам. Затем носили готовую соль с участка домой и выполняли другие тяжёлые работы.
По воспоминаниям Гаджимурада, его уже больной отец не спал ночами и варил соль, чтобы помочь матери.
Гаджимурад Газимагомедов родился в 1943 году. Почти всю жизнь провёл в Кванхидатли. Лет в 12 устроился пастухом, чтобы у матери было больше времени для дома. Позже работал учётчиком на ферме. 28 лет был главой сельской администрации. В советское время работал в ботлихском леспромхозе вместе с другими сельчанами, сплавлял лес.
— Мой отец и дед добывали соль. Я, пока был маленький, помогал. Мои родственники и соседи занимались добычей. Они были мастерами дела. Не было ни одного дома, который бы не умел добывать соль. Это было основным занятием в селе. И дети, и взрослые знали промысел. Дети уже с 6–7 лет начинали помогать в добыче. Нагружали ишаков, возили соль до дома. Сейчас уже молодёжь не идёт добывать соль. Делают что-то, что легче и лучше оплачивается. Многие едут в Краснодар, Ставрополье, Калмыкию, Астрахань. Работают в поле. Выращивают арбузы, дыни, помидоры. Моя дочь с детьми тоже там, в Астрахани. Как и большинство наших сельчан, — рассказывает Гаджимурад.
Пока мы общались, появилась Забихат, сноха Гаджимурада. Она самая молодая среди солеваров, работающих сейчас и желающих сохранить ремесло.
Забихат Давлатовой 29 лет. 12 лет назад она вышла замуж и переехала из Астрахани в Кванхидатли. Когда родились и подросли дети, Забихат присоединилась к остальным солеварам и стала осваивать традицию. Вспоминает, что ей всё показывала свекровь, Хадижат.
После ужина и беглого знакомства мы расходимся по своим делам. А утром идём на участки, где добывают соль.
Часть 2. Дом, где добывают соль
Обычно добыча соли длится с мая по сентябрь, до наступления холодов и дождей. Но в этом году осень выдалась неожиданно тёплой. И в октябре солевары продолжали ещё работать.
Вместе с Гаджимурадом, Забихат и её двумя детьми не спеша идём по горной тропе. И пока я любуюсь пейзажем и выбираю виды для кадра, Гаджимурад рассказывает историю села.
— Видишь вдоль реки новые дома? Это годов 70-х примерно. Тогда как раз дорога появилась. А старое село всё было наверху, на горе. Пока дороги не было, сложно же было строить. Материалы возили на ослах, несли на себе. В 70-м открылась новая трасса. Материалы смогли привозить. Самым старым домам, в которых ещё живут, лет по 200–250. От этих домов сохраняли стены и к ним пристраивали новые, — говорит он.
Делаем небольшую остановку, чтобы рассмотреть руины на горе. И Гаджимурад продолжает:
— Вот старая мечеть наверху — ей лет 700–800. А рядом со старой мечетью была ещё школа. Дети всех окрестных сёл здесь учились.
В 93-м году руины мечети снаружи покрыли современной плиткой, чтоб не развалилась. Но полностью не реставрировали. В нижнем этаже хотели открыть школу, но так и не получилось.
На всякий случай делаю пару кадров, и идём дальше.
— Видишь школу и постройки рядом? Там кладбище было. На месте старых могил сейчас государственные учреждения. И вон медпункт (показывает вдаль), школа и магазин. Это всё построено на месте старого кладбища. Оно глубоко под землю зарывалось, на много метров вниз. Рядом были сады. И люди строили дома там, где раньше сады были. Вырубали сад и строили дом. Позже старики рассказывали, что при постройке домов иногда ещё находили христианские могильные камни и кресты. Бывало, что после таких находок человек бросал стройку на выбранном месте.— А вашему дому сколько лет?— В 70-м году его построили. На его месте был старый дом, лет 200. Это была не очень хорошая постройка, маленькая. Мой отец купил дом у людей, уезжавших отсюда. Раньше же маленькие дома были. Пара комнат и сарай. И место, чтобы выпаривать соль. Старый отцовский дом я переделал. Пристраивал новые помещения и строил уже большой дом. В нём сейчас и живём все вместе — семья восемь человек.
За неспешными разговорами идём по берегу реки.
Во многих местах вдоль русла сложены дрова. Их собирают весной, когда всё тает, идут дожди и дрова приносит течением. Примерно в марте-апреле. Собирают дрова из реки, из садов на берегу. В любом месте, где они есть. И откладывают сушить. Запасают дрова сразу на целый год и ждут тепла.
Скоро мы подходим к солеваренным участкам. Места для участка выбирались один раз. Тут сразу строили всё нужное, и одна семья пользовалась раз выбранным участком. Но если просили соседи или другие сельчане, их тоже пускали. Кому надо, пользовались по очереди. А хозяин у места был всегда, в любой момент мог прийти. Но между собой места делили спокойно, помогали друг другу.
— Над солёными участками видишь ровные склоны? 3–4 метра, не меньше. В этих местах наши предки долбили киркой, чтобы докопаться до залежей соли и йодистой почвы. И тогда уже размечали участки для добычи соли. А солёный раствор таскали домой на ишаках и муле. Козлиные шкуры выворачивали наизнанку и шили бурдюки для раствора. Почему-то именно козлиная шкура выдерживала соль, не портилась от неё. А другие материалы портились от соли, — поясняет Гаджимурад.
А пока Забихат продолжает начатую работу, я с фотокамерой наперевес иду за ней и наблюдаю за процессом.
Из солевого источника в деревянные кадушки набирается вода, в которой замешивают ил из горной реки. Из деревянных коробов вода через ил сцеживается в нижнюю ёмкость. А просохший на солнце ил снова заливают водой. Это проделывается несколько раз, чтобы получить более концентрированный солёный раствор.
Нужная концентрация раствора определяется на вкус. И очень важно солнце. Когда достаточно жарко, добытая соль быстрее просыхает. Готовый раствор аккуратно разливают в небольшие ведра. Раньше солёный раствор уносили домой. И уже дома мужчины выпаривали соль. Котлы для выпаривания были в каждом доме.
Сейчас соль выпаривают здесь же, на участке. В углу специального навеса противень примерно на пять вёдер воды. Солевары его тоже называют котлом. Под ним разводят огонь, и начинается выпаривание соли. Доливать и перемешивать раствор нельзя. Через несколько часов соль почти готова. Её набирают в плетёную корзину, через которую стекает остаток воды. Потом раскладывают на солнце для полной просушки. А использованный ил остаётся для нового раствора. Соль получается крупная, но рассыпчатая.
Навесы для выпаривания соли строили сами. Если дерево гниёт, старые навесы сносят. Раньше их использовали для хранения солёного песка, как сарай. Не для варки. А потом навесы перестраивали, чтобы уже выпаривать соль. А хранится готовая соль сейчас просто под плёнкой на воздухе. Дома эту соль можно хранить, как и любую другую. Главное, чтоб не намокла.
— Но у нашей соли есть кислинка, у государственной — горечь, — говорит Гаджимурад.
Часть 3. Солёная вражда
По опыту горцев, кванхидатлинская соль особенно хороша для приготовления колбас и сушёного мяса. Кроме кулинарии её используют и для выделки шкур. После революции увеличилось промышленное производство дешёвой пищевой соли. Тогда же кванхидатлинцы практически перестали добывать соль по старинке.
А в 40-е годы все жители Кванхидатли были выселены в Чечню, населённый пункт был ликвидирован. Восстановлен только в 1958 году, когда прежние жители вернулись. И с момента возвращения из Чечни село было запущено.
При выселении соль жалко было бросать. Всё же люди надеялись вернуться домой. И чтобы соль не испортилась, кванхидатлинцы поручали свои участки близким из соседнего села Инхело.
В конце XIX — начале XX века жители Инхело тоже добывали соль. Имам Шамиль отдал часть соляных участков инхилонцам, чтобы не было кровной мести. Лесник, стороживший кванхидатлинский лес, убил пастуха из Инхело. Поскольку у соседних сёл близкое родство, надо было остановить вражду. И Шамиль лучшие участки отдал соседям.
Но со временем наделы вернулись к прежним хозяевам. Участки выкупались или отдавались как приданое инхилинских невест.
К тому же между сёлами нет удобной дороги. И многие соседи из Инхело прекратили добычу соли из-за этого.
Новый долгий перерыв в добыче соли был в 70-е годы, когда сельчане работали в колхозах. Массовой добычи уже не было, она стала невыгодной. К тому же многие уезжали. Постоянно работали лишь на нескольких участках. При необходимости передавали друг другу. А брошенные участки ветшали и рушились. Это и привело к почти полному исчезновению традиции. Сейчас тут трудятся всего несколько семей. И либо из-за войн, либо из-за выездов мужчин на заработки добыча соли стала почти исключительно женской работой.
Среди женщин, ещё работающих сейчас, продолжают добычу Батули и Заграбика Курбановы. Обе занимаются этим уже лет 20.
— Предки и родственники тоже добывали соль. И маленькие дети с ними работали, помогали. Родственники старели, уходили. И мы продолжали. Я добываю соль уже в третьем-четвёртом поколении. У меня мама делала. И бабушка. И мама Батули тоже. Соль была первым занятием, её меняли в других сёлах на муку или пшеницу и другое. Голода не было, соль хорошо обеспечивала. И сейчас, когда сын приезжает, тоже приходит сюда, помогает, — рассказывает Заграбика.
Батули в 12 лет пришла, как и многие, сначала помогать родственникам. Сейчас же кроме соли она ещё готовит урбеч.
— Закончится сезон работ на соли в октябре-ноябре, и буду урбеч делать. Всю зиму. Чёрный очень хорош при простуде, когда кашель. Из чёрного льна делается, без масла. Для лечения масло нельзя добавлять. Я даже и сахар не добавляю. Масло можно добавлять только в урбеч, если он как десерт готовится. Ещё делаю из абрикосовых косточек. И в нашей семье урбеч готовили несколько поколений. Бабушка готовила урбеч. Ещё тётя и отец. Каждый год вместе с тётей ходила на мельницу. Раньше урбеч готовили тоже многие. Но для себя. Просто кушать, детей лечить. А если оставалось, лишнее могли продавать. Если у меня сейчас есть, продавать начинаю с весны. Примерно с ноября по март его готовлю, а в марте-апреле, до Рамадана, продаю. Уже есть клиенты в Махачкале и других городах. Ну а Рамадан буду дома, ничего не делаю. А после Рамадана уже начинаю готовить соль, там уже новый сезон будет, — рассказывает Батули, пока за стеной навеса выпаривается соль.
Часть 4. О чём мечтают солевары
В это же время на соседнем участке работают двое мужчин, Гаджимагомед и Алаудин. Уже лет десять Гаджимагомед работает на участке, оставшемся от отца. Большую часть года живёт в Махачкале. А в Кванхидатли приезжает в тёплое время, готовит соль и урбеч.
— В детстве, лет с десяти, ходил помогать маме и всем, кто работал. От родителей участок достался мне. Теперь работаю на нём сам. Это участок моих предков. Поэтому его не забрасываю. Пока живой, буду его оберегать. Дети, когда приезжают, приходят туда на один-два дня. Даже иногда помогают. Но интереса к этому у них нет. И говорят, чтоб уже бросал соль, возвращался в город. Давно уже говорят. А мне нравится, я от этого удовольствие получаю. Мне там природа нравится. А если ещё и рыбу пойду ловить — вообще там потеряюсь (смеётся). А вообще мечтаю построить новые помещения. Обложить камнем, сделать просторнее, удобнее. Это, наверное, привлекло бы людей. Я имею в виду не столько современные средства. А самые элементарные вещи, гигиену. Всё же осталось, как 100–200 лет назад. Это не плохо. Но ведь то же самое можно сделать в современном помещении. Ты же сам видел, что внутри. Там стоять же невозможно. А если будет просторно, то и зайти людям приятно. И дымоход удобнее сделать. Это ж лучше будет, правда? Там же всё-таки продукт делают. И приезжают же из Италии, Франции, Германии, других стран, тоже видят всё это. Это нужно делать. Я даже обращался в районную администрацию с этим предложением. В Ботлих. Но сказали, что это будет долгая история. Они сами ничего сделать не смогут, только направить запрос выше. Но скоро будет свободное время, смогу всё уточнить, — поделился мыслями Гаджимагомед.
Но кроме тесных ветхих помещений по-прежнему большой проблемой для солеваров остаётся дорога.
— Если бы со стороны участков была бы дорога для машин или мопеда хотя бы, работа — это ерунда была бы. Дым в глаза, вёдра с водой, всё остальное можно стерпеть. Много сил уходит на обратную дорогу, когда тяжёлый груз за спиной, — признаётся Забихат.
Единственной удобной дорогой до села остаётся железный мост, построенный в 1970-е годы на добровольные пожертвования сельчан.
Как вспоминает Гаджимурад, по предложению которого в 1973 году этот мост был построен, раньше здесь был мост деревянный.
— Подвесной, неустойчивый был, стал разрушаться. В 1931 году был построен моими отцом и дедом. А этот, металлический, только через 40 лет, — рассказывает он.
Но при всех неудобствах древнее производство соли всё-таки продолжается. Забихат рассказывает, что и сейчас за солью приезжают из разных мест.
— Кто хочет — сами приходят. В Москву и другие города можем и почтой отправить. Но чтобы массово продавать в магазинах, упакованную, нереально будет столько добыть. Для ресторанов и кафе тоже не закупают. Для себя, домой, люди берут. Особенно хороша наша соль для мяса, для добавления в колбасы. И для салатов, зелени тоже. Раньше покупали издалека, а сейчас молодёжь даже поблизости о нашей соли может не знать. А из Москвы, Питера, других городов в основном из интернета узнают. Кому интересно, покупают попробовать килограмм-два, — дополнила Забихат наши диалоги вечером перед моим отъездом.
Следующим утром мне уже предстоял обратный путь. С вечера собираю вещи и ставлю будильник. Утром по возможности раньше выхожу на трассу, чтобы точно успеть на поезд.
Пока не было попутных машин, остановился поговорить с Гаджимагомедом. За время, пока мы общались, мимо лениво прошло только стадо коров. Нет, на корове не поеду. Но вот появился попутный транспорт почти до Махачкалы. Прощаюсь с Гаджимагомедом и стариками у ворот. Начинается путь домой.
Сергей Козлов
