- Через двести метров поверните направо, - рекомендовала Оксана.
- Как скажете, моя Госпожа, - ответила я и, доверившись даме из навигатора, приготовилась сворачивать. Оксана уверяла, что благодаря такому маневру, наш путь сократится на целых 30 километров, а кому верить если не ей вдали от родного дома. Только вот судя по изрядно занесенной снегом колее, на это предложение решались не многие.
Свернув с шоссе, автомобиль плюхнулся брюхом в сугроб и заелозил задом, нащупывая почву под колесами. Если бы несколько лет назад, стоя в автосалоне, он знал, какая нелегкая доля его ожидает, то с радостью продался другой. Изрядно потрепанный неудачными парковками, железный конь продолжал блюсти мне такую же железную верность. Что есть сил ревя мотором, он ехал в сторону ближайшего села, то застревая в рыхлом снеге, то лихо из него выбираясь.
«Там, где пехота не пройдет и бронепоезд не промчится…» пела я, с каждым разом все увереннее штурмуя снежные шапки. А что еще делать в лесу? Говорить с машиной и во всю горланить песни. Все равно никто не услышит.
Мимолетное зимнее солнце стремительно тянулось к горизонту. Возможно, именно в этот момент в дуплах просыпались совы и покидали свои убежища голодные волки, но нам было не до этого – мы с конем продолжали рычать и колесами вырывать у снега победу. И вместе с серпом белоснежного месяца, на моем лбу проступила первая капля пота.
«Выберусь отсюда и сразу же сменю Оксану на какого-нибудь Володю. Надо бы еще своим позвонить, сказать, что задержусь», - промелькнули в голове нестройные мысли. Я остановилась и взяла в руки телефон. Он с прискорбием сообщил, что сети нет и, если прижало - звоните 112. Оксана, при этом, ушла в несознанку, сообщив, что интернет-соединение потеряно.
«Так. Собрались! Главное – не останавливаться! Где это чертово село!?»
Моя нога вновь оказалась на педали газа. В этот миг с неба, пушистыми, тяжелыми хлопьями повалил снег, засыпая не только остатки колеи, но и последнюю надежду вырваться отсюда.
«Если что-то идет не так, главное, верить, что когда-нибудь это закончится», - подумала я, вновь нажимая на газ. Автомобиль нырнул в очередной сугроб и на этот раз окончательно в нем зарылся. В таком интересном положении он продолжил рычать и раскидывать куски снега в разные стороны, но перестал куда-либо ехать. Ни вперед, ни назад.
«Видимо с колеей я промахнулась и даже Гугл мне не поможет. Потому что где он? Правильно! Он дома, а я в лесу. Судя по времени пути, село Пущи, если оно существует, должно быть где-то рядом», - мой внутренний оптимист упорно рвался наружу, разгоняя голыми руками тучи реальности.
Я натянула куртку, заправила джинсы в ботинки, откопала в бардачке дежурную шапку и открыла дверь в зиму. Стоило выйти из машины, как вдалеке раздалось приветственное завывание.
«Собака! Большая, сторожевая, беспородная на луну воет, а луна за тучами спряталась и носу не кажет», - успокоила я себя.
Фонарик телефона светил холодным белым светом. Руки стыли. Мороз окутывал их ледяным дыханием и сжимал до боли пальцы. Джинсы вырывались из ботинок, облепленная снегом шапка медленно съезжала на глаза. Ноги проваливались в сугробы.
«Психану! Прямо сейчас! Посреди леса!»
«Ыыыыыы, - промычала я поднимая шапку с бровей и водружая на место, - Как же меня раздражает это все! Особенно снег, зима, дед Мороз и даже Снегурочка! Подарки, елка, Новый год! И эти дедушка с внучкой - сытые и довольные, так бы долбанула обоим посохом. Одному за зиму, а второй за снег» - от представленного, морально полегчало.
«А стоило ли оно того? - спросила я себя и предалась размышлениям.
По сути, я сбежала. Да, так и есть - позорно, подло в самый разгар подготовки к свадьбе. К нашей с Димой, которую он так хотел, а я не знала, хочу ли. Неужели нельзя было просто уехать в загородный отель недалеко от дома и побыть одной? Нет, мне везде надо найти аргументированные приключения. За 400 километров от города я отправилась за самым незаменимым свадебным аксессуаром – рушником. И это с учетом того, что мы даже каравая не планировали! Зато удивленное лицо Димы, когда я авторитетно заявила о необходимости некоего загадочного рушника, доставило мне массу удовольствия. И что теперь? Что дальше? Как хочется домой! Вот умру здесь, пожеванная волками и Дима меня не найдет никогда. Интересно - продолжит любить и искать или отчается и полюбит другую?» - с горечью я вздохнула и моя нога, оказавшись по колено в сугробе стремительно поехала вперед. Упав на колено другой ноги, я, каждой частичкой тела, почувствовала неприятный хруст. Секунда и нестерпимая боль, словно ватным одеялом, накрыла мое создание. Наступила темнота.
***
«Тепло. Наверное, я умерла в лесу, а рушник так и продолжает лежать в машине. На мое прекрасное тело сбежались местные волки и растерзали его на кусочки. А тепло, потому что я перевариваюсь их желудках».
С трудом я приоткрыла глаза. В голове, разливаясь болью, забренчали звонкие колокольчики, а со лба съехало что-то мокрое и холодное.
«Не зря Дима говорит, что я вредная, наверное, волкам все таки пришлось меня закусывать», - окончательно открыв глаза, стало понятно, что никакие волки меня не ели и ни один из них от моей вредности не пострадал.
На бревенчатой стене перед кроватью с моим потрепанным телом висела репродукция Шишкина «Мишки в лесу», изрядно выцветшая на солнце. В углу под потолком торжественно стояла икона с лампадой, а в окна светило холодное бледное солнце.
«Все-таки с волками я погорячилась. Надо проверить себя на комплектность».
Я пошевелила руками. Обе на месте. Пальцев по пять на каждой. Проверим ноги. Их, по классике, должно быть две. Правая нога согнулась в колене, левая при попытке сдвинуть ее с места ответила нестерпимой болью. Я застонала, как в лучших фильмах для взрослых.
Послышались шуршащие шаги. Надо мною склонилось испещренное глубокими бороздами морщин лицо, обрамленное теплым шерстяным платком - интересное, любопытное и настолько встревоженное, что захотелось извиниться.
- Извините, но где я? – если чего-то хочется, то не надо себя сдерживать.
- Очнулась, городская? Ну слава Богу! – запричитала бабушка, поправила платок, и ловко перекрестилась. Затем теплой и шершавой, морщинистой рукой сняла наконец с моего уха мокрый компресс.
- Меня Марина зовут, - прошептала я засохшими губами, - что со мной?
- Никитична я. Тебя Степка ночью нашел, а потом и твою машину. Так что ты не переживай все твое добро из сугроба вытащено и во дворе стоит. Нам чужого не надо.
- Что вы и в мыслях не было. А со мной то что?
- Да кто же его знает? Вот Кирилловна от внуков приедет из Григорово и узнаем.
- Не надо Кирилловну. Я домой хочу. Мне надо позвонить, - захныкала в ответ я, тридцатилетняя женщина в затруднительном положении.
- Какое там домой? Вся горишь, как печка и нога твоя хворая. До дома вряд ли дойдешь, - обнадежила Кирилловна.
- А позвонить могу?
- Может и могла бы, да только ваши чертовы коробочки здесь не работают, а до почты сама понимаешь, не дойдешь. Лежи, да сил набирайся. Вечером полегчает. Кирилловна - она все может, от Бога у нее это.
«Мне снова нужно собраться. Дима! Если ты меня слышишь, знай, тебе для свадьбы чего-то не хватает и это чего-то – я и еще рушник для каравая», - с этой мыслью я провалилась в тяжелый, беспокойный сон.
Мне снились руки. Старые, со взбухшими суставами пальцев, они держали в ладонях горящую свечу. Руки становились все ближе и, смахнув сон, я открыла глаза. Передо мной, склонив голову и прикрыв глаза дрожащими веками сидела женщина в черном платке. В ее руках желтым отсветом трепетала свеча, кладя на стену причудливые узоры. Узкие, сухие губы беззвучно шевелились.
Немного понаблюдав за происходящим, я поняла, что не сильно горю желанием разбираться, где сон, а где явь. Тем более, что в любой непонятной ситуации лучше всего лечь спать. Собственно, я и так лежала, а остальное дело техники. Все проходит и это пройдет.
- Милушка, просыпайся! – голос Никитичны мягко завершил мой сон, в котором я стояла с рушником и гордо поднятым носом. Сама нашла – сама привезла. Ни у кого такого рушника нет. И это было не самое худшее сновидение из виданных мной за последние сутки. Кстати, о стуках.
- Какой сегодня день?
- 25 декабря, милая.
- А год?
- 2020.
- От рождества Христова? - на всякий случай уточнила я.
- От него милушка, от него самого, - ответила Никитична и, по традиции, перекрестилась.
- Где я?
- В Пуще, голубушка.
- Спасибо, - устало прошептала я, поняв, что не хочу знать того, что знает Кирилловна. Лучше проверю комплектность самостоятельно. Левая нога ноет, можно даже не поднимать. Руки снова две. Голова одна и без компресса.
- Ильинична, а я жива?
- Живее всех живых. Кирилловна сказала, что жить точно будешь. Только вот странная ты какая-то.
- Почему?
- Вопросы странные задаешь.
- Переживаю очень. У меня свадьба завтра, а я лежу.
- Лежи, сил набирайся. Снегопад так с того дня и идет, все дороги замело. А твое от тебя никуда не уйдет.
- А если уйдет?
- Другое придет. Ну я пойду, корове сено положу. Еда на столе. Встать сможешь?
- Смогу, - по-пионерски воскликнула я и подумала, что сейчас, наверное, смогу все – и встать и уйти босиком по снегу.
Ильинична, перекрестясь, вышла.
Я села на кровати и в туже минуту мир наконец-то стал крутиться вокруг меня. Не самое приятное ощущение, лучше все-таки когда наоборот. Если бы у больной ноги был рот, она бы точно материлась от боли, но рта у нее не было, и она активно использовала мой. Извергая проклятия, я осмотрела комнату. Моя одежда, сложенная аккуратной стопкой, лежала на сундуке. На столе, покрытом белоснежной скатертью, рыжел пузатый глиняный горшок. Махнув на одежду рукой, я закуталась в одеяло и прихрамывая подошла к нему.
Как только крышечка отсоединилась от горшка, изба тут же наполнилась ароматом гречи и сливочного масла. Желудок отлип от позвоночника и радостно забился в конвульсиях. Еда! Одеяло сползло на пол обнажив то, что скорее всего в чужом доме обнажать не стоит. Жизнь налаживалась. Радостно пританцовывая на одной ноге, держась одной рукой за стол, я закладывала гречу деревянной ложкой в рот. В порыве зажигательной ламбады повернулась к двери и увидела его.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Казалось, перед нами промелькнула вечность, ничего не оставив кроме наших глаз, смотрящих друг в друга. Больная нога все-таки не выдержала – подкосилась. Я полетела на пол, таща вслед за собой скатерть и вожделенный горшочек с гречей. Падение закончилось на руках – теплых и сильных.
- Дима, - прошептала я и залилась горючими слезами, то ли от счастья, то ли от раскаяния.
- Марина! – ласково поправив выбившийся локон, он целовал мои щеки, губами стирая с них дорожки слез.
- Скажи мне, ты – дура? Хотя нет, можешь не отвечать.
- Как ты меня нашел?
- Вспомнил, что на твоей машине стоит спутниковая сигнализация, но она показала лишь место твоего последнего местоположения – поворот на Пущи. Если бы не снегопад, мы бы увиделись еще вчера.
- А свадьба?
- Марина, вот скажи честно, ты хочешь быть моей женой?
- Дим, - ответила я и в этот момент, глядя в его обеспокоенные светлые глаза и растекшиеся от бессонных ночей синяки под ними, поняла, что – да, хочу!
- Рушник есть?
- Есть, в машине. На заднем сидении.
- Будет нашей семейной реликвией. Не хочешь свадьбы? Не надо. В ЗАГС так сходим в порядке живой очереди.
Снежинки продолжали плавно кружиться в воздухе. На столе в доме Ильиничны стоял большой, торжественный самовар. Вокруг него уютно устроились цветастые чашки с блюдцами. За столом собрались все жители деревни. Их было 5. Степка, крепкий мужичок, неопределенного возраста, но, судя по опухшему лицу, с определенными пристрастиями к самогону. Никитична, во главе, все в том же зимнем уютном платке. Кирилловна, еще не старая, но уже не молодая женщина с бездонными черными глазами. За столом, держась за руки, сидели и мы. Пили чай с пирогами и радовались счастливому концу, пока мороз рисовал на окнах причудливые узоры.
***
- Мариш, только никуда не сворачивай. Помни, куда бы ты не свернула, я все равно найду тебя и спасу.
- Хорошо, Дим.
- Люблю, - прозвучало в трубке.
Несколько секунд молчания. Димино напряженное сопение, смешивающееся с шумом колес.
- И я тебя… люблю.