В Москве на 97-м году жизни скончалась автор, пожалуй, самого знаменитого учебника английского языка Наталья Бонк. Всю свою жизнь она прожила на Патриарших. «Меня, наверное, можно показывать любопытным как некий раритет, вроде белого мамонта, например. Я проживаю в той же квартире, куда меня привезли из родильного дома».
На сайте Литературного института отмечается: «Наталья Александровна была единственным, неповторимым и замечательным педагогом, работавшим в нашем институте с 1993 года. Она была руководителем курсов английского языка, на которых преподавание велось по ее учебникам. Всем, кто ее знал, никогда не забыть ее солнечной улыбки, чувства юмора и щедрости во всем: она была всегда готова поделиться знаниями, жизненным опытом, прийти на помощь в трудную минуту».
А вот, что рассказывала Наталья Александровна в интервью Esquire
Бонк — это фамилия мужа.
Самый главный человек в моей жизни — няня Анна Ивановна Грачева, родом из Смоленской губернии. Дважды мы с ней хоронили наших кота и кошечку. Уже потом я прочла книжку о домашних животных и их роли в английских семьях. И там было сказано: если мальчик пережил смерть своей собаки, он уже готов к жизненным испытаниям. Это похоже на правду.
Я свободно говорила по‑немецки — с пятилетнего возраста я ходила на Патриаршие пруды гулять в группе с фрау Доротеей. В первые же дни войны ее выслали.
Мы росли патриотами и интернационалистами. Обидеть кого-то из-за его национальности считалось недостойным.
В школе я хотела быть актрисой, всеми признанной, и собиралась поступать в театральное учебное заведение. Но когда пришло время, они уже все были эвакуированы.
Однажды мне позвонили из Министерства авиационной промышленности (мой отец был инженером оборонного завода) и очень вежливо сказали, чтобы я взяла все мясные карточки и поехала к метро «Парк культуры» их отваривать — что я и сделала. Мне досталась большая баранья нога. На радостях я пошла погулять, увидела вывеску «Институт иностранных языков» — и решила попробовать. Меня с этой ногой и приняли. Я как-то упустила слово педагогический, поэтому долго не понимала, к какой профессии меня готовят.
У меня грамота есть — студентке 2 курса за участие в военизированном лыжном пробеге. Я хорошо прошла дистанцию, но не очень хорошо стрельнула — не в яблочко.
В институте нас на лето послали на трудфронт. И можно было выбрать — землекопом работать или дровосеком. Я не хотела возиться в земле и пошла в дровосеки.
Валить деревья тоже надо умеючи. Дерево практически всегда наклонено в какую-то сторону. И надо сначала посмотреть, куда оно наклонено, а потом начать подрубать выше того места, где будешь пилить. Потом дерево подталкиваешь, но надо успеть отскочить, чтоб оно тебя не стукнуло.
Война — это очень большое испытание.
Мой муж вернулся с войны с руками и ногами, так, в костюме, и не скажешь, что он инвалид. Но у него насквозь было прострелено левое легкое, прострелил его какой-то мальчишка уже за Одером. У него был даже выбит кусочек ребра.
Мое первое место работы — курсы иностранных языков Министерства внешней торговли. Учебников у нас не было, и я писала кое-какие упражнения, чтобы было чем занять аудиторию. Однажды старший преподаватель спросил меня, где я беру упражнения, я сказала, что пишу их сама. Уже через день меня вызвал директор курсов, сказал: дадим вам помощь, отберем бригаду, и вы будете писать материал для занятий в классе.
Когда я писала двухтомник, я еще ни разу не была в Англии, а потом уже много была заграницей — я неплохой переводчик.
Наш ученик, как правило, всегда напряжен, когда говорит на чужом языке. Он боится сделать ошибку, потому что у нас за ошибки ругают.
Я не знаю, почему учебник называют по моей фамилии. У нас была группа авторов. Мы посчитали, что самым справедливым будет расположить наши фамилии в алфавитном порядке — так я очутилась первой.
Образованность надо держать при себе, когда вы пишете для широкой публики.
Учебник, как и любая книга, это товар, а товар должен иметь товарный вид.
Боюсь, в двухтомнике мы очень многое промахивали. Мы сами многого не знали, но что знали — написали.
Первую часть учебника издавали заграницей в издательстве «Глобус». И когда пришел этот увесистый кирпич коричневого цвета, мы огорчились и стали просить всех знакомых покупать эту книжку, чтобы она исчезла с лица земли, чтоб ее никто не увидел. Мы были в ужасе от веса, от толщины. Но почему-то мы не ужасались крайне идеологизированным и очень наивным текстам, которые содержались в первых изданиях этого самого Бонка.
Двухтомник этот живуч, как Кощей Бессмертный. А в моей жизни это уже давным-давно пройденный этап.
Мне однажды позвонила женщина и сказала: «Я хочу вас поблагодарить от имени всех преподавателей, которые благодаря вашему двухтомнику выстроили себе кооперативные квартиры, купили дачные участки». А я на нем не обогатилась.
Когда учебник издали, нам заплатили деньги, которых мы до того не видывали — на них был куплен мебельный гарнитур, потом переиздали — и опять заплатили. А потом кому-то стали не давать покоя авторы учебников — их постоянно переиздают, и они, мол, обогащаются. Особенно всем действовали на нервы авторы учебника физики Фалеев и Перышкин. Этих Фалеева и Перышкина даже в мои школьные времена давно не было в живых. И вот издали новый закон: издательство выплачивает 100% только при первом издании, потом копейки.
Что такое советский командировочный? Он старается то, что ему платят, использовать так, чтобы одарить всю родню, всех друзей, что-то привезти начальству. Помню, перед возвращением из Италии я раскладывала вещи на двухспальной кровати — на каждой табличка: это Мане, это Ване.
Я не любила давать частные уроки. Во‑первых, частный урок, если уж на то пошло, дело незаконное. Вы получаете деньги и не платите налогов. Потом — у меня самой никогда не было репетиторов. Надо преподавать хорошо в учебных заведениях, тогда и репетиторы будут не нужны.
Мы в советское время приучены были, что прыгать с работы на работу нехорошо, это считалось дурным тоном.
Я себя считаю отсталым человеком — у меня даже нет интернета дома. СМС умею писать, но делаю это редко, предпочитаю позвонить по обыкновенному телефону и сказать то, что хочу.
Ни один парикмахер не умеет меня причесывать.
Языковая компетенция — вещь капризная. Это как балет, как умение играть на музыкальном инструменте, как гимнастика, как любое действие, которое требует навыка. Либо вы идете вперед, либо начинаете сползать назад.
Я стараюсь ежедневно смотреть BBC WORld и Euronews. Я подписана на «НТВ плюс», там еще есть канал Hallmark — это фильмы, в основном австралийские, но мне что-то не очень интересно про коров и свиней.
Моя дочь не учила английский по моему учебнику. Она вообще учила японский.
Я не смогу похвастаться стопроцентной грамотностью даже в русском языке.
У русских нет никаких проблем с языками. Наоборот, именно потому что русский язык имеет склонения, спряжения, вид глагола, нам языки легче даются.
На днях по телевизору показывали talk-shоw с академиком Алферовым, и он сказал, что вообще-то как ученый, он неверующий человек, но с годами начинаешь задумываться. Так и я — с годами задумываюсь.
Я дважды хоронила своих детей.
Когда мать хоронит ребенка, она надламывается. В частности я занялась написанием нового учебника, чтобы занять голову, чтоб не думать.
Психология человека, который сознательно убивает себя только ради того, чтобы убить других, ужасна. Это противочеловечно. Я уверена, что ни в одной религии, в том числе и в мусульманской, такого принципа нет.
Ни история, ни человеческая жизнь не терпят сослагательного наклонения. Знал бы, где упал, соломки бы постелил.
Я начинаю каждый день с зарядки.
Я люблю тратить деньги. Люблю покупать одежду. Я в основном пасусь на Малой Бронной, в Большом Козихинском переулке, рядом с домом.
Я живу в той же квартире, где я родилась, — в Трехпрудном. Я всю жизнь прожила в одном месте.
Мне кажется, я на свои годы и выгляжу. Когда меня спрашивают, сколько мне лет, я говорю: сколько не жалко.
Мне не по душе, когда, чтобы похвалить кого-то, говорят уникальный, легендарный, гениальный и гламурный — как будто других уже нету. Когда слышу «успешный бизнесмен», я вздрагиваю, может, оттого, что я старая. Успешным, мне кажется, может быть только дело — проект, спектакль, решение. Еще мне не нравится слово «креативный» — как будто в русском языке нет слова «творческий». Это все от недостаточной грамотности и от низкой культуры.
Мне еще не хватало необходимости, чтобы за мной ухаживали. Поэтому очень долго жить я не хочу.
Русский человек не более ленив, чем какой-либо другой. У нас в стране беспорядка порядком, но не в лени дело.
Я очень обыкновенная, не за что меня боготворить совершенно. И я большая лентяйка.
Есть люди — и люди.
Этот ненавидимый мною глобал ворминг.
Я хорошая актриса все-таки.
Не понятно, почему китайцы могут сделать конкурентоспособный автомобиль, а мы не можем.
Человек живет не так-то уж долго. Только-только соображать начинаешь, что к чему, и уже пора расслабиться.
***
Читайте также: Наталья Бонк о родных местах, людях и иностранных языках
____________________________________________
Подписывайтесь на блог "Патриаршие".