Олеся – приемная мама. Вместе с мужем они хотели забрать из детского дома маленькую девочку, но в их жизнь пришел 13-летний подросток. Да, с ним порой были сложности, но в целом все сложилось хорошо.
«Люблю его и горжусь, – говорит Олеся. – Сейчас он уже студент, и я могу сказать, что он – мой друг, моя поддержка, моя радость. Ему по-прежнему нужна мама, а также важно знать, что есть дом, где его всегда ждут».
Недавно в жизни Олеси появился еще один приемный ребенок. С ним все было по-другому: Олеся столкнулась со множеством вопросов, ответов на которые не может найти до сих пор.
Обо всем этом Олеся – с необычайной откровенностью – делится с фондом «Измени одну жизнь». Так искренне мы пишем вам, пожалуй, впервые: пожалуйста, отнеситесь к этой истории – этой исповеди – с уважением.
Я искала его глазами. Я выделяла его среди других детей
На самом деле, имя Анатолий с древнегреческого языка означает «восточный», «восток», «восход солнца» или же «рассвет»... Мой сын – мой «восточный» мальчик.
Как волонтер я ходила в приют по выходным. Занималась с детьми рукоделием, общалась, играла в настольные игры, поздравляла с праздниками…
Толя появился в приюте летом. Ему было 10. Мама забыла забрать его из лагеря.
Ребенок понравился мне сразу, на первом занятии. Мы плели браслеты из мулине, он аккуратно все делал и предложил показать еще один вариант плетения. Я была удивлена его усидчивостью и спокойствием. Толя отличался сообразительностью, с ним всегда было интересно и весело.
Дети в детских домах мечтают иметь родителей. Давайте исполним их мечты!
С его мамой в это время шла работа. Она выпивала, ее включили в многомиллионный проект «Точка трезвости». С ней работали врачи, психологи, работники социальной защиты. Все надеялись, что она справится и избавится от своей вредной привычки.
Толя ждал маму. Верил, что все наладится, и он вернется домой. Шли недели, месяцы, ребенок начал угасать. Все меньше выходил на занятия, стал закрытым и угрюмым, меньше стал улыбаться.
Когда на занятия он не выходил, я шла его искать сама. Находила его лежащим на кровати или играющим в телефон. В приюте у него изменился голос, я тогда подумала, что заболел. Я старалась не выделять его, но всегда искала глазами среди детей.
Пойдешь к нам?
Прошло почти 1,5 года, он снова не пришел на занятие. Я нахожу его в спальне сидящим на подоконнике. Спрашиваю, как дела. Он говорит, что мама выписалась из больницы, но его опять не забрала.
Как смогла его утешила. В опеке узнала, что маму лишили родительских прав. Получив согласие мужа, попросила разрешения взять его на зимние каникулы домой. Разрешили, но только если он захочет пойти к нам.
Дети тогда были на лечении в санатории. Еду туда, одной страшно, беру подругу с собой для поддержки. Приехав в санаторий, прошу позвать Толю.
Вахтер звонит воспитателю, просит его спуститься вниз, говорит, мама пришла. Мне тогда неудобно стало, он будет бежать на встречу к маме, а тут я.
Он спустился, рука в гипсе. Я не знаю, что говорить, смущаюсь. Предложила пойти в гости к нам на каникулы, к моей радости, он согласился.
Просто не смогла пройти мимо того подоконника
Потом Толя говорил мне, как вернулся в комнату и рассказал своему другу Роме, тоже мальчику из приюта, о моем предложении провести вместе Новый год.
Ромка начал его отговаривать, сказал: «Ты что? Видел, как она орет?»
Ромка был сложный ребенок, и несколько раз на занятиях мне, на самом деле, приходилось поругать его. Он не любил сам заниматься и часто мешал другим. Воспитателям тоже было несладко с ним.
Мы стали «гнездоваться» к приезду Толи. Я подала объявление на обмен своей квартиры на более большую. Покупатели нашлись быстро, и на 2 января был намечен переезд.
Сам Новый год мы планировали справить у моих родителей. Но я боялась сказать им, что наш состав расширился. Позвонила мама, стала рассказывать про меню, про предстоящие покупки, про подарки детям. Я ей выпалила, что нужен еще один подарок. Она ответила: «Что, опять?»
В тот разговор мы повздорили, она переживала, что мне нелегко с тремя детьми, и я еще хочу взвалить на себя еще больше ответственности. Я ответила, что про ребенка вопрос решенный, и Новый год мы будем справлять у себя дома.
Потом позвонил папа, сказал, что подарки купил всем детям, и они ждут нас на праздник.
Пусть у каждого ребенка будет настоящий Новый год – дома, в окружении близких людей!
Я понимала, что они хотят уберечь меня. Они видели, как мне было сложно с двумя маленькими детьми и Ярославом, который много болел и не хотел учиться.
Несмотря на все трудности, ну не смогла я пройти мимо того подоконника, где сидел Толя.
Другой Толя. Совсем чужой
Дети из санатория вернулись в приют, в школе наступили каникулы, и нам разрешили забрать Толю домой. Вот тут началось то, чего я не ожидала совсем.
Я привезла ребенка, которого не знала совсем. Это был другой Толя, совсем чужой. Он сидел на диване, смотрел в одну точку и молчал. Просидел он так двое суток, выходил только поесть. Ел механически.
Боялся всего и всех, при этом он хорошо меня знал и всех детей тоже. Позже, года через три я его спросила: «Толь, а если бы другая семья тебя забрала, чтобы ты делал? Ты так сильно боялся». Он ответил: «Я бы не пошел».
То есть пока мы дружили, все было хорошо, он рассказывал мне секреты, мы шутили, играли, но к моей новой роли – роли мамы – он пока был не готов.
Только приехав к нам домой, он понял, что к кровной маме он уже не вернется. С осознанием этого, у него началось сильнейшее переживание потери и горя.
Пусть в жизни каждого ребенка будет взрослый, который поддержит его в самые трудные минуты!
Новый Год прошел спокойно, родители встретили его очень хорошо, детям надарили подарков. А 2 января начался наш переезд в другую квартиру.
Во время переезда Толя все время был с нами. Помогал переносить вещи, расставлял их. Переезд ему пошел на пользу. Он знал, где находится, жил в этой квартире столько же, сколько и остальные.
Ярослав и Толя были старшими из детей, поэтому нагрузка на них была большая. Я боялась, что Толя подумает, куда он попал, и передумает с нами жить. Каникулы заканчивались и время гостевого режима тоже.
Ребенка нужно было вернуть в приют и оформить до конца бумаги. На сбор документов ушло примерно 10 дней, я его навещала в приюте, мы созванивались.
Эмоций он не проявлял, поэтому я до конца не знала, согласится он или нет, после такого гостевого режима.
К 27 января все было готово, я поехала за ним. В приюте был концерт, ему надо было выступить перед ветеранами. Он нервничал, потому что хотел ехать домой, а тут задержка.
После концерта судорожно все искал, нужно было собрать школьные учебники, форму, одежду (я ему покупала). Сказала, чтобы взял учебники, а остальное купим. Дома все его ждали.
Он тих плакал, и слезы капали на планшет
О том, что ребенок живет в нашей семье, его кровная мама узнала быстро. Пришла ко мне на работу, стала кричать, что в детском доме ему будет лучше. Я ей ответила, что после детского дома он выйдет зверем, что уже изменился и ненавидит всех взрослых, никому не доверяет.
Также предлагала ей взять себя в руки и собрать документы на восстановление родительских прав, что помогу ей с долгами и ремонтом дома, она сможет забрать его, если постарается. Поработала она около месяца, потом снова пропала. Ее уволили.
У Толи был планшет, на котором он играл и звонил маме. Он вроде голову поднимет, начинает интересоваться происходящим вокруг, немного разговаривать. Потом прозвенит ее звонок – и снова он замыкается.
Первые дни они созванивались с мамой по нескольку раз. Она говорила ему, мол, откажись от семьи, пусть отвезут в детский дом, уверяла что приемная мама (то есть я) взяла его только из-за денег.
Еще она говорила Толе, чтобы он не стеснялся и просил то, что хочет, что квартиру, в которой мы живем, выдало нам государство из-за того, что мы детей берем.
Также спрашивала, достаточно ли у нас еды и одежды, что все должно быть горами. Переживала, что он ее забудет, напоминала, что она мама, а я «опекунша», естественно, обещала его забрать домой в ближайшее время. Разговоры вела долгие и в нетрезвом состоянии.
Толя слушал маму и тихо плакал, слезы капали на его планшет. Забрать планшет и запретить звонки я не могла, он подросток. Сделать без его согласия – разрушить доверие, которое итак было очень хрупким.
Прожить. Отстрадать и выплакать
В школе он звонил бы от друзей ей, а мне врал. Зачем? Ему надо было прожить этот разрыв, отстрадать и выплакать его. Я была с ним рядом, говорила, успокаивала, отвлекала.
Однажды я предложила ему созваниваться с ней и делиться новостями один раз в день. После моих слов его ресницы задрожали, он чуть не расплакался. Я тут же сказала, забудь, это просто предложение.
Прошла пару недель, и он сам подошел ко мне с вопросом, можно ли не брать трубку, когда она звонит «выпившая». Я ответила, если не хочется, то можно не отвечать.
Звонки стали реже. Встречи с мамой тоже были болезненными. Прийти она могла без предупреждения. Всегда фотографировала, собирала чеки, если что-то приносила ему.
Был у нее мужчина, помогал ей, привозил на встречи с сыном, потом он заболел и умер. Она стала выпивать еще больше…
Продолжение – следует.
Адаптация приемных детей порой проходит необычайно сложно – как для самих ребят, так и для их родителей. Это вполне объяснимо: дети, перенесшие страшную травму – разлуку с кровной семьей – проживают ее очень болезненно. Мы в фонде фонде «Измени одну жизнь» уверены: только мама с папой могут помочь детям перенести все сложности. Выплакать. Пережить этап бунта. И почувствовать – возможно, впервые в жизни – что их все равно принимают. Уважают. Ценят. Любят.