Шевчук Александр Владимирович
Я сижу в пилотском кресле, по привычке слегка сгорбившись. Ноги на педалях, в левой руке «шаг-газ», в правой ладони удобно разместилась РЦШ (ручка циклического шага), или просто ручка. Над головой стрекочет несущий винт, сквозь наушники слышен гул двигателей. Вертолёт слегка покачивается. Я опять в небе. Всё, как всегда.
Нет! Не как всегда! Хотя небо то же, земля внизу та же, пейзажи открываются до боли родные, знакомые. Далеко внизу виден аэродром. Мой родной аэродром. Я тысячи раз взлетал с него и садился на его полосу. На рассвете и закате, днём и ночью, зимой и летом, в плохую погоду и хорошую.
Но тогда я был лётчик. Почему был? Я и сейчас лётчик! Бывших лётчиков не бывает. Просто сейчас я на пенсии. И летаю теперь очень редко, «по-партизански». Мои хорошие друзья-приятели, коллеги по работе, иногда приглашают меня в полёт. Это или тренировки, или облёт вертолёта. Проходя мимо моего кабинета, они в шутливой форме предлагают: « Эй, начальник, пойдём разомнёмся, хватит штаны протирать в кресле!». А иногда говорят серьёзно: « Мы идём на облёт, полетишь с нами?». Они прекрасно знают, что при малейшей возможности, я полечу. Я никогда не летаю пассажиром. Я обязательно вцеплюсь в ручку и «шаг-газ» и буду крутить баранку столько, сколько можно. Для меня это единственная возможность опять глотнуть неба.
Иногда я летаю на МИ-8, тоже облёт или тренировка. На «восьмёрке» мне очень нравится кабина. Тепло, светло, обзор идеальный, сидишь, как на балконе. Ми-8 сам летает, ему только не мешай. Но чаще летаю на МИ-2. Маленькая «двоечка», она юркая, вёрткая, шутя я её называю «лисапет», на что истинные лётчики с МИ-2 обижаются. После моего любимого «громилы» МИ-6, вертолёт МИ-2 кажется изящной игрушкой.
Сегодня мне повезло. Надо облетать «двоечку». На ней выполнялись сложные формы технического обслуживания. После таких работ необходим облёт вертолёта. Вот Серёга, хотя какой он вам Серёга, вообще-то он Сергей Анатольевич, заместитель командира лётного отряда, проходя мимо моего кабинета, нарисовался в дверях и с лёгкой иронией в голосе предложил: « А слабо вам, Александр Владимирович, стряхнуть с ушей послеобеденную дрёму, и проветриться в небе минут на сорок пять?!».
На «слабо» я уже давным-давно не ловлюсь, но Сергей Анатольевич знает, что полетать, это мы, как говорится, завсегда, типа, если только партия доверит, то мы оправдаем, не подведём, и, короче, как пионер - всегда готов!
И вот, как в песне: « Вдвоём с Серёгой мы шагаем по бетонке…». Я привычно шлёпаю по перрону, вдыхая знакомые и родные запахи аэродрома. Щурюсь на ласковое солнышко, смотрю на топливозаправщик, отъехавший от вертолёта. Всё до боли знакомо и привычно.
Осмотрели вертолёт, уселись в пилотские кресла. Сергей на левое, я на правое. Вертолёт МИ-2, так называемая «спарка», т. е. управление сдвоенное. Вертолётом можно управлять с обоих кресел, и левого и правого. Запустились, выруливаем. И вот мы на взлётной полосе. Серёга даёт команду: «Зависай!».
Это непередаваемое ощущение. После очень большого перерыва, иногда год или полтора, вновь пилотировать вертолёт. Кажется, что руки и ноги не твои, и ты совсем не чувствуешь машину. Тихонько, тихонько, по сантиметру, тянешь «шаг» вверх, ручкой парируешь поползновения вертолёта сдвинуться куда-нибудь в сторону. «Двоечка» плавно, слегка качнувшись, оторвалась от бетонки.
И вот,- оно! По кончикам пальцев, по спине, по мышцам рук и ног, словно лёгкий озноб и покалывание. Мозг дал команду, и тело, кажется, само вспомнило забытую соразмерность движений. И будто не было этих лет забвения, и ты опять находишься там, где и должен быть, в пилотском кресле вертолёта. Не знаю, как для других, а для меня это лучшее рабочее место на земле.
После висения поставил вертолёт на землю. На вопрос Серёги: « Как взлетать будешь?», отвечаю: « По самолётному». Взлёт на «двойке» по самолётному, это что-то. Она маленькая, поэтому, кажется, что ты разгоняешься по полосе на собственной заднице. Каждую травинку и трещинку на бетоне полосы видно. После кабины МИ-6, где голова лётчика находится примерно на уровне четырёх метров над землёй, взлёт на маленьком вертолёте доставляет восхитительные ощущения.
Короткий разбег, и вот уже полоса, замедляя бег, плавно уходит вниз, и горизонт распахивается всё шире и шире, открывая истосковавшемуся взгляду знакомые картины. Ширь реки Печоры, заречные дали, улицы и дома города, далёкую трубу ГРЭС, и железнодорожный мост над рекой.
Лечу, братцы, лечу! Я снова в воздухе. Я люблю летать на всём, что летает. Летал на МИ-4, МИ-6, МИ-10, МИ-26, МИ-8,АН-2. Сейчас лечу на маленькой «двоечке». Дело знакомое, крутить баранку, одно удовольствие.
И тут выясняются забавные детали. Серёгу, по СПУ (самолётное переговорное устройство) я ещё слышу, слава богу, громкость вкрутил до упора. А что там бубнит диспетчер в эфире, это уже, пардон, как через вату. На приборной доске приборы вижу, но вот деления шкалы на курсовом приборе (УГР), а они самые маленькие, это с трудом. Поздравляю вас, батенька! Мало того, что вы глуховаты, дак ещё и подслеповаты. Прелестно, прелестно!
Суровцов, а это фамилия такая у Сергея Анатольевича, командует: « Курс сразу к третьему (развороту)- 315 градусов». Я знаю, что 315 градусов, это где-то посредине между числами 30 и 33 на УГРе, и довернув нос вертолёта, еду примерно по этому курсу. Серёга бурчит: « Я сказал 315 градусов, а у тебя, Александр Владимирович, 318!». Господи, делов-то! Сейчас подправим.
На приборной доске прицеплен персональный Серёгин GPS – навигатор. Анатольевич, тыкая пальцем в его экранчик, говорит: « Вот по этой стрелочке, вот сюда».
Я отвечаю ему: « Да успокойся ты, я вижу только сам прибор, а что там на этом сероватом экранчике, мне уже не рассмотреть!».
Сергей Анатольевич, что-то пробурчав себе под нос, ухмыляется: « Да крути, как хочешь».
Я тут каждый бугорок и кустик знаю, поэтому маршрут строю, поглядывая на землю, и привычно, одним взглядом, окидываю приборную доску. На развороте, шарик чуть уполз от центра авиагоризонта, показывая на небольшое скольжение. И тут же Серёгин палец стучит по авиагоризонту. Да вижу я, вижу! Сейчас чуть педаль двину, и шарик встанет на место. «Двойка» маленькая, вёрткая, и реагирует на любое движение воздуха. Это же не на моём любимом «корабле» МИ-6.
Серёга прекрасный лётчик и отличный методист. У него огромный инструкторский опыт, и он любит, чтобы « усё було, как в аптеке».
Надеюсь, что моё лицо в этот момент ничего не выражает, но, я то знаю, что внутри меня блаженная улыбка идиота. После такого перерыва, я снова в воздухе. Мне бы недельку полетать, и все бы эти стрелки, шарики, и указатели курса замерли бы на приборах, как приклеенные. Нам бы, токмо очки где-нибудь достать! А не хочется. Я пока читаю без очков, и знаю, что только начни их носить, и всё, зрение поползёт.
А ведь эти записки появились благодаря Сергею Анатольевичу. Серёга сам пишет прекрасные маленькие рассказы. О лётной работе, о своих наблюдениях. Он мне давал почитать, мне очень понравилось. Так вот, он долбил меня, долбил. Доставал, короче. Напиши, напиши что-нибудь, тебе ведь есть, что вспомнить, что рассказать. А я ведь лентяй, несусветный. Мне чтобы раскачаться, это ого-го, какого пенделя надо дать по одному месту. Слава богу, обошлось без пенделей, и спасибо Сергею Анатольевичу, достал он таки меня. Если бы не он, не было бы этого моего бумаготворчества.
А пока мы летим. Я поглядываю на часы, на их неумолимо бегущие стрелки, и понимаю, что скоро облёт закончится, и надо будет заходить на посадку. В душе печально звенит: « Ещё, как птица, могу подняться в крутое небо я иногда…».
Да, могу, как птица, иногда.
Всё! Я повёл вертолёт к земле. Гляжу на заходящее солнце, длинные тени деревьев на земле. Полоса медленно приближается, вырастая в глазах, горизонт сужается, и небо остаётся где-то там, наверху, далеко-далеко. Когда он будет, следующий полёт? И будет ли?! В глубине души я всегда надеюсь, что будет. А надежда, как известно, умирает последней.