Половину жизни Витька провел в тюрьмах и хорошо сохранился. Выглядит на 28 лет, хотя ему все сорок.
Человек в тюрьме хранится как в консервной банке, и даже срок хранения указывают каждый раз.
Наблатыкался за эти годы Витька, крученым стал словно шнек от мясорубки. На горло любит брать и глотка у него луженая.
А закадычный его друг Федя Конопля — полная противоположность Витьке. Длинный и худой — два метра сухостоя; и молчун не по годам — двух слов не скажет за день.
На пару они могут день-деньской «шабить» и так обкурятся, что чуть ворочают, как будто не своими языками.
Ни к селу ни к городу Витька говорит:
— Меня уже ничем не проймешь. У меня внутри все перегорело. Никаких чувств не осталось, кроме аппетита.
— А меня? — икает Конопля.
— Ты еще хлебный! — повышает голос Витька — Из тебя можно мякиши лепить.!
Конопля отмалчивается. Погружается в себя. И Витька теряет нить разговора.
Сине-сизые клубы тяжелого пахучего дыма плотоядно кружат вокруг них медленно и плавно, словно в ритуальном танце.
Конопля не подает признаков жизни. У него расширены зрачки. Он лежит, безвольно свесив руки.
Витька у себя на шконке привалился намертво к стене. Глаза у него открыты, но он не видит ничего перед собой.
Так пробегает час. Потом Витька вроде как очухивается и сумбурно тормошит кента.
— Я без тебя скучаю, пришли курить и чаю… Конопля! Ты слышишь меня? Я торчу! Как бы «кукушка» не улетела. Ты меня слышишь, Конопля? Чего молчишь?! Ты дуру не гони, и на нашей улице грузовик с пряниками перевернется, слышишь, Конопля? Без мозгов жить лучше. На крайняк, прикинь, не будет сотрясения, если по голове дадут. Ха-ха-ха… Спонтом ехали на дачу, оказалося— этап. Ты что, в натуре, Конопля?! Пальцем тебя делали, а говоришь, что папа…
Устав от собственного велеречия, Витька с возбуждением прикуривает новую, загодя набитую «дурью» папиросу, раз за разом глубоко затягивается и, задержав дыхание, толкает Коноплю.
Тот через силу поднимается и принимает, как сомнамбула «косяк».
Так они на пару коротают срок. И коротают жизнь.
За ними в глазок камеры подглядывает надзиратель. Зовут его Вадим. В тюрьме его терпеть не могут ни свои, ни зэки. Он все делает исподтишка, и теперь рад рапорт настрочить, так и чешется рука, да наказали не совать нос не в свои дела, сказали что, начальник оперчасти Иванов проводит разработку и наркоманов взял под свой контроль.
Зря что ли Иванов, как пришел в тюрьму работать, так купил нашармака машину. Да и лоснится теперь так, что на себя стал не похож.
