Рижская тюрьма беспределом славилась всегда. Новичка после отбоя загоняли на окно и он, припав к решетке, голосил.
— Тюрьма! Тюрьма! Дай кличку!
Его сзади понукают:
— Громче, блядь, кричи! — в него летят ботинки, сыплются тычки.
Он снова орет дурным голосом:
— Тюрьма! Тюрьма! Дай кличку!
Тишины позднего вечера как не бывало. Тюремный двор оглашается смехом, разговорами и криком.
Из окон других камер наперебой горланят ради хохмы:
— Лунь!
— Отрыжка!
— Волк позорный!
— Дятел!
— Чушка!
—Обормот!
Как из рога сыплется. Одно другого хлеще. Новичок тушуется, но продолжает клянчить.
— Тюрьма, тюрьма, дай кличку! Не простую, а воровскую!
Новичок как будто просит милостыню. Но тюрьма глуха к его стенаниям. Ей бы только душу отвести, потешиться, позубоскалить. Тюрьма входит в раж.
— Козел!
—Фуфлыжник!
— Гребень!
Обидные все прозвища. Новичок конфузится, но как учили, отбивается на каждый выкрик, верещит: — Не канает!.. Не канает!.. Не канает!.. — Голос его раз от разу становится все больше хриплым, безнадежным и глухим. Он уже убит таким напором.
И выбирать-то не из чего. Ничего хоть мало-мальски подходящего. А сокамерники сзади наседают, поедом едят, палкой от швабры охаживают, требуют, чтобы выбрал что-нибудь.
Новичок затравленно кричит:
— Тюрьма, тюрьма, дай кличку!
— Д`Артаньян! — доносится как будто запоздало одинокий крик; он, кажется, несет спасение и новичок поспешно заглотил наживку, скрывающую пагубность крючка, — Канает! — он думает, пришел конец мучениям, но они, пожалуй, только начались, и откуда—то издалека, может, из другого корпуса выводят чуть не по слогам: — Не тот, который на шпагах дерется, а тот который в рот е-ся!
Сбитый с толку новичок краснеет от досады, от стыда; вопит как оглашенный: — Не канает!!!
Но поздно… Голос его тонет в общем безудержном смехе, в свисте, в улюлюканье, в многоголосой брани.
…Мне бы кличку для себя выбирать не пришлось. Обо мне позаботился начальник полиции Юрис Брикис. То ли с пьяных глаз ему что померещилось, то ли со страху, то ли карьеру маракал сделать на чужой беде, но только погоняло Террорист, с его легкой руки, ко мне прилипло крепко.
