Марина бросила случайный взгляд на витрину художественной галереи, и остановилась как вкопанная. С витрины на неё смотрело счастливое и неповторимое детство. У Маринки перехватило дыхание, “… это же бабушкины цветы, как живые…”.
- Подожди немного, я забегу сюда, на пять минуточек. Мне очень нужно, Наташ!
- Я с тобой! Тоже приобщусь к искусству! – ответила Наташка, и двинулась в центр галереи, где расположилась непонятная и яркая абстракция, завладевшая её вниманием.
А не на шутку растроганная Марина, в это время просила достать ей с витрины “ деревенское детство с жёлтыми цветами”.
- Я хотела бы посмотреть эту картину поближе. Сколько Вы за неё хотите?
- Сорок пять тысяч. – ответила женщина, устанавливая картину на стол.
- Это последняя цена? Может скидку сделаете?
- Ну что Вы, куда ещё меньше? Это Член Союза художников России!
- Эти цветы за сорок пять? Так, ничего особенного… - тихо пробубнила подошедшая Наташка.
- Они мне бабушку напоминают! У неё всегда на столе именно такие стояли. Рудбекии…
- Ммм… Нам бы на сеанс не опоздать.
- Время ещё есть, успеваем. Отложите её, я Вам задаток оставлю, а через три часа заберу.
Фильм ушёл на второй план, и показался уже не столь значимым. Марина смотрела на экран, а в воображении мелькали картинки её “деревенского детства”. “Зачем пошла в кино? Мысли не здесь. Надо было купить картинку, и домой. “
- Может сразу её оденем? – спросила женщина.
Марина удивленно посмотрела на консультанта.
- Я имею в виду багет. Если понравившийся в наличии, и по срочному, то за три дня сделаем!
- Целых три дня! – возмутилась Марина.
- Всего лишь три дня! - поправила её женщина. - Сейчас заказов мало. Иногда ожидание до трёх недель доходит!
- Марин, ладно тебе, потом опять с ней куда-то тащиться. Пусть уже сразу сделают. Ты пока место для неё подберёшь. – высказала фундаментально-земное мнение подруга.
- Хорошо, где образцы багета? – с неохотой согласилась Марина.
Багет выбрала деревянный, с достойной позолотой и изящной резьбой. На Маринкину удачу, изысканный итальянский наряд оказался в наличии, и примерив частичку нового платья на уголок картины, она осталось довольна.
Свою любимицу Маринка забрала через обещанные три дня. Место для неё выбирала основательно. В итоге облюбовала кухню, чтобы встречаться с детством как можно чаще.
* * *
Шикарная кованая кровать, с вензелями, узорами, старинными балясинами-луковичками на изголовье и изножье, с выложенными “пирамидкой” подушками. Круглый, массивный стол. На серединке стола вязаная белая салфетка. Флакончик цветочных духов. А в центре салфетки, хрустальная ваза, которую Марина никогда не видела пустой. В ней всегда стояли цветы. Самые разнообразные, но чаще всего ваза заполнялась желтыми цветами. Да, да банальными жёлтыми, кругленькими и пушистыми, которые росли в саду. Бабушка называла их золотыми шарами, но как-то у неё в разговоре вырвалось странное слово – рудбекия, которое вызвало у Маринки удивление и смех.
- Какое смешное слово – рудбекия! Что это?
- Ботаническое название золотых шаров! И чтобы тебя не смешить, я называю их по-деревенски, золотыми шарами! – весело ответила бабушка, прикладывая палец к флакону духов, а после к мочкам ушей и шеи.
- И меня бабуль, и меня! Я тоже хочу цветами пахнуть! – пищала Маринка.
- И тебя, моя родная, и тебя! Вот так, за ушками. Теперь и ты ароматная!
- Бабуль, а зимой что у тебя в вазе? Зимой же, цветы в саду не растут.
- Сухоцвет стоит. Я осенью цветов насушу, и они меня всю зиму радуют. А когда сильно “весны” захочется, веточку отломлю, и в воду её поставлю. Она листики выпустит, нежные, тоненькие. Вот мне и радость!
Бабушку, Маринка ощущала по-настоящему родным человечком, хоть и виделись они с ней только раз в году, на летних каникулах. Эти поездки наполняли её теплым деревенским счастьем.
Невероятно красивые места, с узкой речкой Окой, которую даже мальчишки переплывали поперёк, и шикарным лесом. Маринка нигде и никогда потом не видела такого леса. Он завораживал её своей сказочностью, красотой и дремучестью. Огромные разлапистые ели, в которыми они прятались от бабушки с двоюродными братьями и сёстрами, сосланными, как и Маринка на лето в деревню. По землянику и орехи ходили с корзинами из бересты. В калужских лесах невероятные лещины с крупными “молочными” орехами, в ажурных розетках по четыре, пять штук. Маринка только позже узнала, что они собирали самый что ни на есть настоящий фундук. В тех белых орешках ощущался запах и вкус настоящей природы.
Множество грибов и грибочков, от щупленьких опят до солидных белых, и на ужин их всегда ждала роскошная жарёха с малосольными огурцами и настоящим деревенским хлебом. А поутру, всем гуртом, дружно варили земляничное варенье. Бабушка снимала пенки, а маленькие разбойники, смачно слизовали их с тарелки. Весело. Тепло. Уютно. Деревня. Бабуля… Мария Егоровна.
Она всегда была работящей и живой. Марина застала её уже в приличном возрасте, но энергии, жизни и внутренней радости в ней хватило бы на многих. Маринкину маму, Мария Егоровна родила в сорок втором в оккупации. Роды принимал немецкий врач, приквартированный к ним. Клятву Гиппократа не нарушил, помог, а может просто, по чудесному стечению обстоятельств, немец оказался порядочным и добрым дядькой. Бабуля рассказывала внукам, что старшим мальчишкам от него перепадал даже немецкий шоколад. Вот так…кому-то помогали рождаться, а кого-то убивали. Война… Чего только не случалось в те страшные и тяжёлые годы… Хрупкая и неунывающая, Мария Егоровна продолжала отважно тянуть на себе троих детей, в то время как муж воевал, а потом “сидел” за то, что его отряд попал в “окружение”, и пробыл в плену несколько дней. Суровое наказание военного времени за отважное служение Родине…
Дед слыл во всей окрестности лучшим валяльщиком. Он держал отару овец, сам за ними ухаживал, кормил и стриг. К нему, со всех близлежащих деревень, выстраивалась очередь за добротными валенками, сделанными на совесть. Деда не стало в шестьдесят лет, сердце не выдержало, не справилось… А Мария Егоровна вновь приняла эстафету в виде овец, троих взрослых детей и шести внуков. Для каждого находила доброе слово, теплое прикосновение, и ласковый взгляд. Маленькая и сильная, всегда в движении и работе. Маринка помнила её только такой.
- Бабуль, ты когда-нибудь отдыхаешь?
- Зимой! – ответила Мария Егоровна, нежно улыбаясь.
Но Маринка знала наверняка, что зимой она тоже не отдыхает. Натура такая, деятельная, неугомонная, светлая…со страстью ко всему красивому. Совсем не по-деревенски.
Даже когда ей было глубоко за восемьдесят, на столе, по-прежнему стоял флакончик духов, подаренный детьми или внуками, а в её хрустальной вазе красовались цветы.
Маринка сидела за круглым столом, на котором раскинулась ажурная салфетка, и стояла ваза с цветами. На стене висели бабушкины “ Жёлтые Цветы”, не хватало только духов. Они стояли в спальне, на комоде, целая коллекция! Страсть к ароматам и цветам по наследству незаметно поселилась в Маринкином сердце, и теперь она бушевала уже в её жизни. Маринка посмотрела на картину, вспомнила бабушкин дом, ощутила её присутствие, тепло и знакомый цветочный аромат.
- Бабуля…Спасибо за цветы, родная…твои любимые рудбекии теперь со мной навсегда…