Кем он был, Имре Карлович Брюно с уфимской улицы Пушкина?
«Гражданочка! Простите! Остановитесь, пожалуйста!» Я оглянулась. Странного вида косматый старик с большими, чуть навыкате серыми глазами торопливо ковылял по дороге. Он запыхался, и от этого казалось, что его глаза вот-вот выскочат из орбит. Я спрятала лицо в широкую юбку своей крестной тети Нины, а незнакомец, едва отдышавшись, обратился к моей спутнице: «Не дочь ли вы Кулаковой Веры Николаевны?» — «Дочь». Старик разволновался, подобрал упавшую в траву шляпу, прижал ее к груди и прерывающимся голосом отрекомендовался: «Брюно Имре Карлович».
Посылка
«Вера Николаевна, будете на Гороховой, зайдите вот по этому адресу. Вам передадут энциклопедический словарь Павленкова для моего племянника», — такой фразой приятель моего будущего деда напутствовал молодую женщину (мою будущую бабушку), провожая ее с двумя детьми и нянькой в Петербург к родственникам.
Из дневника Веры Николаевны: «Петербург. Мая 19-го 1912 года. Познакомилась с удивительным молодым человеком (наверное, латыш?) Имре Карловичем. Он явно моложе меня, но его манеры, обхождение и, главное, взгляд делают его очень солидным, снисходительно-мужественным... Когда он заглянул в мои глаза, стало не по себе... Казалось, он узнал какую-то тайну, которая неизвестна мне самой».
Словарь, переданный Вере Николаевне, оказался толстым и тяжелым; упакован был в черный бархатный футляр с миниатюрным, но хитрым замочком, так и не поддавшимся тонким музыкальным пальчикам любопытной курьерши.
Последовавшие вскоре военно-революционные события лихо закрутили сюжеты человеческих судеб, превращая трагедию в фарс, а водевиль — в кровавую драму. Не сумев уехать за границу, моя бабушка работала медсестрой, а покинувший ее супруг, бухгалтер госбанка, сменил фрак на косоворотку и сожительствовал то ли с больничной прачкой, то ли с кастеляншей.
Убийство в особняке
Двадцатые — начало тридцатых годов для дворянки Кулаковой, отнюдь не симпатизирующей советской власти, были полуголодными, тяжелыми и даже опасными. Она не оставила «барские привычки» и продолжала участвовать в домашних спектаклях, устраивала семейные праздники в духе дореволюционной России, ходила в церковь. В назначенные дни собиралось общество любителей лото, поэзии или просто ностальгически настроенных граждан и гражданок.
Люди делали вид, что ничего страшного не произошло, ведь у многих остались кое-какие драгоценности, и это поддерживало на плаву так называемых «бывших» — тех, кого большевики выгнали из собственных домов и не принимали на работу, за исключением самых тяжелых и низкооплачиваемых профессий. Вере Николаевне повезло. Получив практику сестры милосердия на русско-японской войне, она до конца своих дней работала в медицине.
Как-то в середине 20-х годов, когда Кулакова делала прививки в детском приюте, ее срочно позвали в соседний особняк, расположенный в глубине сада, где произошло покушение на убийство. Увы, потерпевшему уже никто не мог помочь, но закон требовал соблюсти формальности. Вера Николаевна вместе с подъехавшим вскоре врачом констатировали смерть.
Медсестра торопливо собирала инструменты и случайно обратила внимание на открытый бархатный футляр, лежавший в кресле. — «Вам знакома эта вещь?» — «Я не уверена. Столько лет прошло... Очень похожий футляр... в нем находился энциклопедический словарь Павленкова, я привезла его из Петербурга по просьбе одного знакомого». — «Фамилию знакомого можете вспомнить?» Вера Николаевна без колебаний назвала. — «Кто передал вам в Петрограде означенный предмет?» Допрашиваемая неожиданно для самой себя смутилась: «Он... не русский...» — «Присядьте, гражданочка». Хлопнула дверь дальней комнаты, и на пороге предстал Имре Карлович. Его руки были связаны за спиной, белая рубашка окровавлена, лицо в кровоподтеках. Вера Николаевна вскочила, но огромным усилием воли сдержала крик ужаса и удивления.
«Это ваш петербургский знакомый?» — с издевкой в голосе спросил чекист. — «Да, но что случилось?» — «Он убил нашего сослуживца, который, похоже, работал на двух хозяев. А вы, гражданка, проедете с нами и дадите письменные показания» — «Господа, я сам криминалист. Каковы мотивы убийства? И зачем мне разбивать несчастному голову кочергой, если я прекрасно владею огнестрельным оружием?!» — властный, с жесткими интонациями голос Брюно отрезвил потрясенную женщину. Она не мигая смотрела в его горящие глаза, и слезы текли по ее щекам.
Загадочный словарь
В кабинете следователя моя бабушка увидела энциклопедический словарь Павленкова. Книга разбиралась на части, в ней можно было провезти ампулы с ядом, маленький револьвер или вместо страниц — листовки, прокламации; наконец, как объяснили спецы, словарь удобно использовать для шифровки писем, донесений. Все это, словно фокусник в цирке, продемонстрировал старый, издерганный, с болезненной испариной на лбу следователь, непонятно почему еще не арестовавший «бывшую»...
Называя имена и фамилии, Вера Николаевна прекрасно знала, что «иных уж нет, а те далече...» Еще одна очная ставка с Брюно, избитым почти до неузнаваемости, но с прежними утонченно-изысканными манерами и гордым взором, уверенным в своей правоте человеком, навсегда осталась в памяти Веры Николаевны. Обвиняемый в убийстве и шпионаже, он держался вызывающе-агрессивно, цитируя на французском языке афоризмы известных философов, чем приводил в ярость полуграмотных чекистов. Неожиданно Имре Карлович схватился за сердце и медленно опустился на пол. — «Гражданка Кулакова, посмотрите, что с ним?» Секретарь налил из графина воды, а опытная медсестра легко прощупывала нормальный пульс молодого мужчины, лежащего перед ней. Одной рукой Вера Николаевна приподняла его голову и осторожно поднесла к губам стакан с водой. Серые глаза хитро сверкнули из-под густых ресниц. Брюно застонал и снова плотно сомкнул веки. «Сердечный приступ... от переутомления», — поставила диагноз медсестра. Нашатырь мгновенно привел «больного» в чувство, и он, как бы в недоумении, начал оглядываться по сторонам.
Кто вы, господин Брюно?
После этих событий домашние посиделки и праздники временно отменили. Бабушка ждала, что ее арестуют, но, как ни странно, участь сия ее миновала.
В 1939 году, будучи смертельно больной, Вера Николаевна рассказала своей дочери Нине об Имре Карловиче. Кто он? Революционер, разведчик, авантюрист? Что привело этого человека в Уфу? Как сложилась его дальнейшая судьба? Ответов нет. Во всяком случае, Вера Николаевна была абсолютно уверена: судьба свела ее с незаурядной личностью. Говоря о Брюно, умирающая никогда не произносила слово «любовь», но при воспоминаниях о тех коротких встречах с Имре Карловичем тихая радость светилась в ее печальных глазах, и восковое лицо оживало. Бабушка ушла из жизни, едва перешагнув шестидесятилетний рубеж.
«Значит, это внучка Веры Николаевны?! — старик наклонился, взял меня за руку и, перебирая пальчики, заглянул в глаза. Я, испуганно прижавшись к тете Нине, с любопытством рассматривала это странное существо с кривыми, согнутыми в коленях ногами, большим, как птичий клюв, носом и черными, с трагическим изломом бровями. Его длинные седые волосы почти касались плеч. По лицу пробегал нервный тик, и только серые глаза, чуть увлажнившиеся от эмоций, смотрели на меня по-доброму, внимательно, словно пытаясь что-то разглядеть. Выяснилось, что живет Брюно недалеко от наших родственников на улице Пушкина. Несколько раз мы с тетушкой навещали нашего нового знакомого. Частенько ездили на Сергиевское кладбище, где похоронена моя бабушка. Тетя Нина подолгу о чем-то говорила с Имре Карловичем, они рассматривали старинные фотографии, а потом старик шел провожать нас. Перед тем как выйти из дома, в коридоре он распахивал дверцы огромного книжного шкафа и дарил мне какую-нибудь книгу. Так в моей библиотеке появились «Рассказы» Чехова, «Бородино» Лермонтова, красочные книги по истории и географии.
С тех пор прошло около десяти лет. В начале 70-х тетя Нина принесла старый, потрепанный энциклопедический словарь Павленкова. Она погладила порыжевшую от времени обложку: «Это тебе от Имре Карловича». — «Тот словарь, о котором тебе бабушка рассказывала?» — «Н-е-е-т! Тот был частично полый внутри. Жизнь Брюно — тюрьмы, лагеря, ссылки... Он в Уфу приехал в шестьдесят первом году. Родных у него не было. Очень хотел увидеть нашу маму, но ему сказали, что Вера Николаевна умерла еще до войны» — «Ты узнала разгадку той истории с убийством?» — «Нет» — «Почему?» — «Лезть в чужую жизнь бестактно» — «О чем же вы так долго беседуете?» — «Он просил рассказать о маме, ведь они по сути не знали друг друга» — «А почему вдруг он решил подарить мне этот словарь?» Тетя Нина вздохнула: «Это не подарок, это память... О порядочных, умных, мужественных людях. Кстати... Брюно умер еще в конце августа. Я боялась тебя расстроить накануне учебного года».
Автор: Галина ФАДЕЕВА