В отличие от многих африканских государств, Бурунди и Руанда не являются колониальными творениями. Это наследие хорошо организованных докольниальных королевств. И бурундийская, и руандийская монархии произошли, когда нескольких вождей собрались под руководством королевского клана.
Королевства расширялись в результате сочетания завоеваний, ассимиляции и поиска новых земель для возделывания и пастбищ. К концу XIX в. каждое из них контролировало примерно по 2 млн человек.
Расширение сопровождалось централизацией власти монарха и усилением политического, социального и экономического контроля. Социальные отношения основывались на сложных клиентелистских системах (бухаке в Руанде и бугабире в Бурунди), объединяющих различные слои общества.
Король, называемый в обоих королевствах «мвами», олицетворял Бога (Имана) и страну в целом. Он был на вершине всепроникающего политического аппарата.
В Руанде король был избран из группы тутси. В Бурунди королевский клан был выделен в отдельную группу ганва (принцы крови).
Значительная степень сходства между доколониальными Бурунди и Руандой не должна скрывать существенных различий в их организации власти.
Власть в Руанде была более централизованной, чем в Бурунди. В первом случае король делегировал власть региональным вождям (мутвале), в основном, тутси, которых он назначал и увольнял по своему желанию. Чтобы установить контроль над ними, функции вождей были разделены между главой землевладения, отвечающего за передачу прав на землю и сбор налогов, главой людей, отвечающих, в частности, за вербовку военных, и начальником пастбища.
В Бурунди региональными лидерами были представители ганва, т.е. родственники короля, которые были относительно автономны от него в организации контролируемого ими региона. Поскольку правопреемство короля не было полностью институционализировано, это часто приводило к конфликтам между ганва.
Классовые различия в Бурунди между хуту и тутси были меньше, чем между населением и ганва. Во время своего соперничества ганва могли обратиться и к хуту, и к тутси, чтобы победить. Это способствовало ослаблению этнического сознания накануне независимости Бурунди, поскольку правящий класс лишь частично приравнивался к группе тутси.
Во-вторых, поскольку ганва участвовали в циклических междоусобицах, они не составляли единой группы, которую было бы легко выделить и противостоять, в отличие от сплоченной руандийской монархии тутси. Это объясняет более позднее использование этнических групп для политической конкуренции в Бурунди после приобретения независимости.
Несмотря на эти различия, докольниальные Бурунди и Руанда демонстрируют высокий уровень сходства, что, с точки зрения longue durée, предоставило им похожую благоприятную почву для построения эффективного государства.
Это исключительные случаи среди государств Африки к югу от Сахары, по крайней мере, по четырём пунктам:
1. Как уже упоминалось, Бурунди и Руанда не были колониальными творениями. Как отмечал Лемаршан (1996) о Бурунди, «её существованию как национальному образованию на столетия предшествовало существование некоторых европейских государств». Это заявление справедливо и для Руанды. Согласно Энглеберту (2000), такая степень исторической преемственности теоретически способствует более высокой легитимности государства при независимости по сравнению со среднестатистическим африканским государством, искусственно созданным колониальными правителями.
2. Границы Бурунди и Руанды во многом совпадают с границами докольниальных времён.
3. Каждое государство основано на высокоорганизованных и стратифицированных докольниальных государствах. Исторически высокая плотность населения сделала целесообразным создание эффективных политических механизмов для распространения власти на их территории.
4. В 1935 г., как и в 1965 г., Бурунди и Руанда имели вторую по плотности сеть дорог в колониальной Африке. Следовательно, государства Бурунди и Руанды исторически извлекали выгоду из важной инфраструктуры.
Продолжение: Уроки истории: Бурунди и Руанда. Колониальный период.