«Дорогие товарищи!»: Кончаловский, Высоцкая

Фото ©️ ТАСС

Пред­став­ля­ем под­борку ци­тат с пресс-кон­фе­рен­ции, пос­вя­щён­ной вы­ходу в про­кат филь­ма «До­рогие то­вари­щи!». О тра­гедии как вы­соком жан­ре и о гло­баль­ной тра­гедии по­коле­ния фрон­то­виков, об эф­фекте смя­тения как приз­на­ке вы­соко­го ис­кусс­тва раз­мышля­ют ре­жис­сёр кар­ти­ны Ан­дрей Кон­ча­лов­ский и ис­полни­тель­ни­ца глав­ной ро­ли ак­три­са Юлия Вы­соц­кая

Ре­цен­зию Пет­ра Гле­бова на фильм «До­рогие то­вари­щи!» мож­но про­читать здесь.

Ан­дрей Кон­ча­лов­ский

Ко­неч­но, я об этом ус­лы­шал в 90-е го­ды. Я пер­вый раз слы­шал и в 60-е, но тог­да вни­мания… это… но там мно­го че­го про­ис­хо­дило, о чём го­вори­ли шё­потом: про­цесс Да­ни­эля, Си­няв­ско­го и так да­лее. Об этом то­же го­вори­ли шё­потом: вот там ра­бочих расс­тре­ляли, но моё вни­мание это не прив­лекло. Но в 90-е го­ды бы­ло боль­шое рас­сле­дова­ние: во­ен­ная про­кура­тура рас­сле­дова­ла всё, и бы­ло следс­твие, и эти ма­тери­алы по­пали в прес­су, и по­том ещё лю­ди, ко­торые бы­ли жи­вы в 90-е го­ды, они ос­та­вили свои вос­по­мина­ния. Выш­ло нес­коль­ко книг, и они ме­ня очень, так ска­зать, взвол­но­вали. Я по­думал, что это ма­тери­ал, ко­торый… ну во­об­ще нет та­кого ма­тери­ала, ко­торый был бы луч­ше дру­гого. Лю­бой ма­тери­ал мо­жет быть по­водом для серь­ёз­ной ра­боты и так­же лю­бой ма­тери­ал мо­жет быть по­водом для не­удач­ной ра­боты.

Прав­да в ис­кусс­тве и прав­да в жиз­ни — это раз­ные ве­щи. Прав­да в ис­кусс­тве — это то, во что вы ве­рите. Ес­ли вы ве­рите, сме­ётесь, пла­чете, ес­ли вам ге­рои до­роги, зна­чит это прав­да. Что ка­са­ет­ся этих со­бытий, то, ко­неч­но, я за­нимал­ся очень под­робно сте­ног­рамма­ми, и да­же кус­ки сте­ног­рамм вош­ли в кар­ти­ну. Я ког­да в сце­нарии встав­лял, я всё вре­мя ду­мал: во­об­ще кто это бу­дет смот­реть — сте­ног­рамму пар­тсоб­ра­ния или сте­ног­рамму там пар­такти­ва со все­ми… Ну вот ока­залось, что до­кумент мо­жет стать ху­дожес­твен­ным про­цес­сом, хо­тя это чис­то до­кумент. Но ис­кусс­тво, как я го­ворю, не я, вер­нее, кто-то из боль­ших ху­дож­ни­ков ска­зал, что ис­кусс­тво — это в прин­ци­пе всег­да ложь, ко­торая по­мога­ет нам по­нять прав­ду жиз­ни.

Та­кие тра­гичес­кие со­бытия, ко­неч­но… да, собс­твен­но, и XX съ­езд во мно­гом про­из­вёл, так ска­зать, пе­рево­рот в соз­на­нии мно­гих лю­дей, ко­торые ве­рили в Ста­лина и с его име­нем уми­рали на фрон­те. По­это­му мне хо­телось прос­то, кро­ме все­го про­чего, соз­дать ха­рак­тер вот та­кого ис­крен­не­го, чис­то­го че­лове­ка, ко­торый был стро­ите­лем ком­му­низ­ма. Их в Со­вет­ском Со­юзе бы­ло боль­шинс­тво.

Я ни­ког­да не смо­гу в двух сло­вах объ­яс­нить, о чём ки­но. Ки­но — о смыс­ле жиз­ни че­лове­чес­кой, вот так. Во­об­ще лю­бое про­из­ве­дение ис­кусс­тва, на мой взгляд, пы­та­ет­ся по­нять, за­чем лю­ди рож­да­ют­ся и за что уми­ра­ют. Всё.

Я за­нима­юсь ис­кусс­твом. На­де­юсь, что я за­нима­юсь ху­дожес­твен­ным ки­нема­тог­ра­фом. Это ис­кусс­тво, а не фак­то­логия, или до­кумен­таль­ная ка­кая-то ра­бота, или на­уч­ное ис­сле­дова­ние, или со­ци­оло­гичес­кое…

Ведь ис­кусс­тво дол­жно вол­но­вать преж­де все­го. А ес­ли оно не вол­ну­ет, тог­да ос­таль­ное всё уже не важ­но.

Речь идёт о по­коле­нии де­душек и ба­бушек се­год­няшне­го мо­лодо­го по­коле­ния, а боль­шинс­тво из них уже уш­ло. И для мно­гих со­вет­ская власть, Со­вет­ский Со­юз, Хру­щёв — это ка­кие-то та­кие ан­тичные вре­мена. Они да­же… Я ду­маю, мно­гие из них не зна­ют, кто был пос­ле ко­го там: ког­да Хру­щёв был или ког­да Бреж­нев. По­это­му речь идёт, ко­неч­но, не об ис­то­ричес­ком фак­те. Речь идёт о тра­гичес­кой судь­бе це­лого по­коле­ния, ко­торое не­ожи­дан­но ока­залось пе­ред фак­том, что че­ловек, в ко­торо­го они ве­рили и ко­торый стро­ил и был для них нас­то­ящим ге­ро­ем, вдруг ока­зал­ся раз­ру­шен­ным, и его лич­ность рас­топта­ли. Это серь­ёз­ная тра­гедия для это­го по­коле­ния так же, как та­кие же слу­чаи мог­ли иметь мес­то и сто лет на­зад, и двес­ти, и ты­сячу. Тог­да воз­ни­ка­ет то, что мож­но наз­вать ис­кусс­твом, жан­ром тра­гедии, где че­ловек яв­ля­ет­ся про­тивос­то­ящим та­кой не­из­бежной си­ле ис­то­рии или ро­ка, как хо­тите. Это и есть тра­гедия.

Ху­дож­ник нес­частен тот, ко­торый ду­ма­ет о ком­мерчес­ком ус­пе­хе, по­тому что на­чина­ет сра­зу за­нимать­ся, гру­бо го­воря, фи­нан­со­вой по­лити­кой: как пон­ра­вить­ся там ко­му-то. Счас­тли­вые ху­дож­ни­ки — те, ко­торые ра­бота­ют, не ду­мая об этом. В ки­но это прак­ти­чес­ки не­воз­можно, по­тому что ки­но — очень до­рогое ис­кусс­тво. И боль­шинс­тво нор­маль­ных фи­нан­систов, ко­неч­но, хо­тят… они ин­вести­ру­ют в ки­нема­тог­раф, что­бы по­лучить хо­тя бы об­ратно свои день­ги.

Что нас объ­еди­ня­ет с Али­шером Ус­ма­новым, — это то, что мы оба очень лю­бопыт­ны, и то, что мы удов­летво­ря­ем лю­бопытс­тво. Оно, лю­бопытс­тво, не та­кое, как «кар­ти­на пон­ра­вит­ся», а лю­бопытс­тво: смо­жем ли мы ещё раз на­пом­нить зри­телю, что он дол­жен за­думы­вать­ся о смыс­ле сво­ей жиз­ни.

Что та­кое про­тиво­речи­вые чувс­тва? «Я не знаю, как к это­му от­но­сить­ся!?» А тра­гедия всег­да вы­зыва­ет смя­тение. И оно, смя­тение, не прос­то ра­ци­ональ­ное, это смя­тение, по­тому что вы пе­режи­ва­ете, вы пла­чете, вы ра­ду­етесь, вы стра­да­ете, и вам не­яс­но, о чём это. В кон­це кон­цов, вам толь­ко по­нят­но, что вы лю­бите лю­дей — ка­ких-то вот, ко­торых вы уви­дели. И это смя­тение, на мой взгляд, и есть приз­нак тра­гедии — то­го, что я на­зываю вы­соким ис­кусс­твом.

Для ме­ня очень важ­но не да­вать от­ве­тов, а для ме­ня очень важ­но то­же на­ходить­ся в та­ком смя­тении: по­чему я люб­лю тот или иной ха­рак­тер? Вот ес­ли кто-то ви­дел фильм «Рай», где иг­ра­ла то­же Юлия, но там глав­ный ге­рой — это на­цист­ский офи­цер во­об­ще, на­цист, ко­торый очень куль­тур­ный. Он оба­ятель­ный, он во­об­ще Че­хова зна­ет на­изусть, сла­вист и в то же вре­мя на­цист. Это ха­рак­тер про­тиво­речи­вый и тра­гичес­кий. И, ко­неч­но, его тра­гедия в том и зак­лю­ча­ет­ся, что он фа­нати­чес­ки пре­дан ка­кой-то идее. Он то­же дол­жен вы­зывать смя­тение. В дан­ном слу­чае вот ге­ро­иня это­го филь­ма «До­рогие то­вари­щи!» — она как бы зер­каль­ное от­ра­жение то­го мо­его ге­роя, по­тому что в филь­ме «Рай» он го­ворит: «Ес­ли бы я жил в Рос­сии, в Со­вет­ском Со­юзе, я бы на­вер­ня­ка был боль­ше­виком». Хо­тя он бо­рет­ся с боль­ше­виз­мом. По­это­му раз­мышле­ния о та­ких про­тиво­речи­вых, оши­ба­ющих­ся или заб­лужда­ющих­ся, но ис­крен­них ха­рак­те­рах, ко­торые жер­тву­ют сво­ей жизнью, — это та­кая ам­би­вален­тная вещь, и она дол­жна вы­зывать у че­лове­ка смя­тение и да­же внут­ренний про­тест, или, мо­жет быть, да­же у ко­го-то стра­дания, по­тому что че­ловек, ко­торый нам нра­вит­ся, так оши­ба­ет­ся.

Мас­со­вость — это не са­мое глав­ное ка­чес­тво про­из­ве­дения ис­кусс­тва. Очень час­то бы­ва­ет, что нас­то­ящие боль­шие про­из­ве­дения ис­кусс­тва не поль­зу­ют­ся боль­шой по­пуляр­ностью у ши­роко­го зри­теля. Для это­го и су­щес­тву­ют мас­со­вая куль­ту­ра и прос­то куль­ту­ра.

Мол­ча­ние — это зна­чит че­ловек ох­ва­чен чувс­твом. Он не мо­жет сра­зу ска­зать: «О, от­лично!», пох­ло­пать и тут же ид­ти в «Ша­ур­му». Он дол­жен ка­ким-то об­ра­зом по­мол­чать, что­бы прий­ти в се­бя, я бы ска­зал, что­бы сми­рить­ся со сво­ими чувс­тва­ми. И ес­ли фильм вы­зыва­ет та­кие глу­бокие чувс­тва, то, ко­неч­но, ни­чего не мо­жет быть луч­ше мол­ча­ния, по­тому что оно го­ворит о том, что зри­тель на­ходит­ся в ка­ких-то очень серь­ёз­ных от­но­шени­ях со сво­ей собс­твен­ной ду­шой в этот мо­мент.

Мно­го по­яс­не­ний хо­телось бы зри­телям иметь, я ни­ког­да их не дам. И кто бы как бы ни ре­шил для се­бя, я всег­да ему ска­жу: «Вы пра­вы».

Лю­бой фильм про ис­то­рию не бу­дет удов­летво­рять всем кон­цепци­ям, ко­торые су­щес­тву­ют по по­воду трак­товки лю­бого со­бытия, по­это­му всег­да бу­дет ка­кой-то субъ­ек­тивный взгляд, а не объ­ек­тивный. А глав­ное ощу­щение прав­ды — это то, что зри­тель дол­жен ве­рить про­ис­хо­дяще­му.

Каж­дая эпо­ха име­ет свой за­пах, свои пред­ме­ты, свои ли­ца…

Я ду­маю, что мы пе­рехо­дим че­рез про­цес­сы гло­баль­ной тран­сфор­ма­ции об­ще­ния ху­дож­ни­ка ки­нема­тог­ра­фа со зри­телем.

Я рас­счи­тываю всег­да на очень ма­лое ко­личес­тво зри­телей. Я до­рожу те­ми, кто при­шёл, а не те­ми, ко­го заг­на­ли.

Юлия Вы­соц­кая

На­ша жизнь, она вся… она да­же не двой­ствен­ная, она трой­ствен­ная и так да­лее, и так да­лее, в ней очень мно­го сто­рон и от­тенков.

Она [Люд­ми­ла Сё­мина] (глав­ная ге­ро­иня филь­ма — прим. MT) же не с лу­ны ту­да сва­лилась, и у неё не мо­жет воз­никнуть воп­ро­са: по­чему у ме­ня есть па­ёк, а там у мо­ей со­сед­ки пай­ка нет? У неё есть аб­со­лют­но ло­гичес­кие объ­яс­не­ния все­му, во что она ве­рит, и все­му, что с ней про­ис­хо­дит, кро­ме то­го мо­мен­та, ког­да дей­стви­тель­но на­чина­ют стре­лять по не­вин­ным лю­дям, и вот это она объ­яс­нить не мо­жет. По­это­му в этом её тра­гедия: у неё ру­шит­ся ми­ро­ощу­щение, по­нима­ние ми­роз­да­ния. И, ко­неч­но, по­том всё рав­но, ес­тес­твен­но, са­мое глав­ное — это то, че­рез что она про­ходит в по­ис­ках сво­его ре­бён­ка.

У нас, мо­жет быть, ка­кие-то дис­куссии бы­ва­ют по по­воду про­ек­тов — что мож­но де­лать вмес­те. Или там Ан­дрей Сер­ге­евич мне го­ворит, что я не дол­жна де­лать в дру­гих про­ек­тах, или, на­обо­рот, го­ворит, что, мо­жет быть, име­ет смысл что-то поп­ро­бовать, но что ка­са­ет­ся ра­боты вмес­те, я ду­маю, что я да­же мо­гу сце­нарий не чи­тать, я сра­зу ска­жу: «Ко­неч­но, что угод­но».

16+ «До­рогие то­вари­щи!» (2020): в про­кате с 12 но­яб­ря.