НАЧАЛО ЗДЕСЬ
Часть 24
— Да поздно уже, я дома останусь. Завтра только к часам к девяти нужно быть на месте, так что ночую дома, - сказал Максим и тут же почувствовал, как она вся напряглась. — Я буду спать здесь, на диване, а ты в спальне. Если не доверяешь, запрись, - улыбкой скрасив свои слова, он в знак прощания взмахнул рукой. — До завтра. Хороших снов, принцесса.
***
Максим проснулся в холодном поту. Ему снился все тот же сон: широкая серая река, полные отчаяния глаза, лихорадочно бьющие по воде руки. Он тряхнул головой, отгоняя ночной кошмар, и сел на постели. В комнате было темно и тихо, ночной мрак, казалось, поглотил не только предметы, но и звуки.
Он поднялся с дивана, подошел к окну. Максим повернул ручку на раме. Створка отошла, и комната наполнилась звуками ночи. Ярко светил набирающий полноту месяц. Он вдохнул прохладный ночной воздух, проникающий сквозь тонкую преграду москитной сетки. «Я как пойманный муравей», — вдруг подумал он, вспомнив, как в детстве, перевернув стакан, накрыл муравья, а потом наблюдал, как тот бегал по кругу в поисках выхода, каждый раз натыкаясь на невидимую преграду.
Максим еще немного постоял у окна и вернулся к дивану. Одеяло было откинуто, на подушке виднелась вмятина от его головы. Он перевернул подушку на другую сторону, потрогал шелковистую поверхность наволочки и вдруг почувствовал, что не может оставаться в одиночестве.
Он быстро оделся и осторожно приоткрыл дверь, вошел в спальню. Таня, свернувшись клубочком, слегка посапывала во сне.
«Спит, как ребенок», — подумал он, и по его губам скользнула улыбка.
Его глаза привыкли к темноте, и он уже мог видеть ее разметавшиеся по подушке волосы. Он сел на ворсистый ковер и осторожно дотронулся до одной из прядей.
— Кто здесь?.. Максим! - Таня судорожно сглотнула и присела на кровати.— Зачем… Зачем ты здесь?
— Не спится, — сказал он и, словно оправдываясь, добавил: — Я не хотел тебя будить.
Она села на кровати, согнув ноги в коленях, натянула одеяло до подбородка.
— Извини, — сказал он, и его рука, скользнув вниз, вползла в теплое пространство между простыней и одеялом. Он нащупал Танину лодыжку и чуть сжал. Таня дернула ногой, освобождаясь.
— Не надо.
— Не буду, — согласился Максим и вытащил руку из-под одеяла. — Никак не привыкну к одиночеству. Уже два года один, и все равно не могу.
— Говорят, заключение в одиночную камеру — самое суровое наказание. Недостаток пространства замещают избытком времени. И если преступление страшное, то совесть замучит.
— А твоя, значит, совесть чистая, как простыня? — пошутил он.
— Ага, как простыня после пожара, — под гипнозом воспоминаний чуть слышно произнесла она. Перед ее глазами встало улыбающееся лицо Нинки и светлые, чуть навыкате глаза Пугача.
— Счастливая, — вероятно не расслышав ее слов, сказал Максим. — Ты еще молодая. Чем старше человек, тем больше всего неправильного копится. И не исправить…
Он замолчал. Вновь ему привиделись молящие, полные ужаса глаза, скрюченные судорогой руки, захлебывающийся рот.
— Тебя что-то мучает, я это чувствую. Расскажи мне об этом, — сказала Таня. Она придвинулась к краю кровати, тронула его за плечо. — Расскажи, — повторила она. — Иначе это разъест тебя изнутри, как ржавчина, - сказала она, даже не вспомнив, что этот довод привел Виталий Михайлович.
Максим встал с ковра, прошелся к окну.
— Рассказывать нечего. Давно было… Быльем поросло.
— И все равно не можешь забыть.
— Не могу, — выдохнул он. — Помнишь, рассказывал, как Витальку из воды вытаскивал?
— Помню, вы реку переплывали. Что-то не так?
— Так, только не совсем, — сказал Максим и снова замолчал, словно ночь поглотила все его мысли.
Таня тоже молчала, боясь помешать ему. Наконец Максим снова заговорил:
— Парень с нами учился в Суворовском. Не больно, конечно, мы его любили… Он был из приюта, сирота. Карась мы его звали. Хлюпик, нос вечно в соплях, цыпки… И вот плыву я, значит… чувствую, кто-то за руку хватает, потом всей тяжестью — на плечи. Я — нырк и с головой под воду. Изворачиваюсь, стараюсь сбросить, а он никак не отпускает. Не помню уж как, отцепился я, вынырнул. Дышу, а в горле, в носу вода жжет. Оглядываюсь — рядом он, Карась. Глаза бешеные, руками по воде колотит, кричать не может — рот уж под водой. Я — от него. Раз, два, три… гребу, машу руками-ногами, и вдруг внутри — чирк: дак потонет же Карась. Разворачиваюсь и назад. А тут вижу: Виталька еле держится, шлеп-шлеп — и под воду, вынырнет — и опять. Я его — за шиворот и поволок. Не знаю, откуда силы взялись.
Он замолчал.
— И?.. Что дальше-то? — напомнила о своем присутствии Таня.
— Что дальше? Ничего… Карась потонул, а Витальку я дотащил.
— Жалеешь, что Карася не спас?
Максим ничего не ответил и только по-прежнему глядел в темноту. Наконец он сказал:
— Снится он мне.
— Да… Тяжело. — Таня вздохнула. — Бабушка говорила — сироту обижать нельзя.
Максим повернулся к ней:
— Не один Карась — все мы там сиротами были. Что Виталька при отце-полковнике, что я при своей матери. Все без детства. Только знаю, что судьба по-другому бы повернулась, если б я не Витальку, а Карася вытащил. Мне кажется, Виталька считает себя обязанным. Он думает, я повернул за ним. А я себя спасал. Просто он по пути попался. Случайно так вышло.
— Ты сам говорил, что вся жизнь из случайных совпадений.
— Я так сказал? Может быть… Хотя… как мне кажется, жизнь определяет наш выбор. Иногда мне кажется: не свою жизнь живу, — сказал он. — Впрочем, жизнь — лабиринт, всегда есть вероятность уткнуться в тупик.
— Ты в тупике? — спросила Таня.
Максим подошел к ней, присел на кровать и прижал к себе, явственно ощущая ее тепло.
— С тобою я нашел новую дорогу. Так бывает. Встречается тебе на пути незнакомец, и с этой встречи начинается другой отсчет времени.
— И у меня все заново начинается. У меня вообще такое чувство, что та жизнь, которая была «до», — это далекое прошлое, и только сейчас я начинаю жить по-настоящему.
— Ты сказала «до»?.. Что ты имеешь в виду? До чего? До нашей встречи?
— Ага, — подтвердила Таня, хотя понимала, что говорит неправду. Вернее, не полную правду, потому что она еще не осознала, когда пришло к ней иное ощущение жизни. — Знаешь, — продолжила она, — есть в кино прием: когда прошлое показывают, пускают черно-белую пленку, а настоящее — в цвете. Так и у меня. Когда вспоминаю мать, ее сожителей, даже свою работу в парикмахерской и на автозаправке — все темно и тускло, а сейчас хоть и ночь — как-то особенно ярко, как будто скоро — праздник.
— Праздник будет, обещаю, — сказал Максим, вставая. — А сейчас давай спи. Мне тоже надо поспать. Завтра я в больницу с утра. Профессор будет на консилиуме. Наверняка Виталька постарался.
— Удачи тебе. Пусть все хорошо будет.
***
Когда Таня открыла глаза, было уже довольно поздно. Она накинула на себя платье и прошла в гостиную. Плед валялся на полу, диван был пуст.
Таня занялась привычными утренними делами, позавтракала. Подойдя к стеллажу, стала перебирать книги. Маркетинг, психология продаж, Лев Толстой… А это что? Она взяла в руки книгу в яркой обложке. «Красавица и Олигарх», вполне подойдет, чтобы приятно провести время до прихода Максима.
Когда она дочитала до сцены, где к героине присел за столик странный мужчина, как Таня отметила про себя, «совсем как Виталий Иванович», в дверь осторожно постучали. «Максим, наверное, ключи дома оставил», - подумалось ей, и она поспешила в прихожую.
Улыбка сползла с ее лица, как только она распахнула дверь.
— Ты?… — выдохнула она.
……………………………………………………………………………………………..
Если текст понравился, поставьте, пожалуйста, лайк. Пишите комментарии. Реклама может быть полезной, посмотрите рекламный блок. Спасибо
Подписка на канал "Истории со счастливым концом"