Что вам приходит на ум при слове “чудак”?
Человек, который всё делает необычно, наоборот, не так как все? Человек, который приятно удивляет, смешит?
А может быть, чудак от слова “чудо”? Человек, который творит чудеса?
В жизни Евгения Шварца были все вышеперечисленные ситуации.
Некогда читать? Смотри видео
Обыкновенное чудо
Летом 1929 года Вениамин Каверин познакомил Евгения Шварца с женой своего брата, композитора Александра Зильберта, Екатериной. Незадолго до этого у женщины умер ребенок, три года ему было. Екатерина не могла смириться, даже пыталась покончить с собой. Врачи спасли ее, но радость из жизни исчезла, её ничего не интересовало. Муж, близкие, друзья делали всё возможное, чтобы "воскресить" Катю, но безуспешно.
И вот она знакомится со Шварцем, холодно бросает ему: “Приятно познакомиться”, а через пять минут разговора с писателем она хохочет! Хохочет, хотя до этого долгое время даже не улыбалась.
Кто мог воскресить любовь к жизни буквально по щелчку пальцев? Только волшебник, сказочник, чудак.
Евгений Шварц и Екатерина Зильберт вскоре поженились, хотя оба состояли в браке на момент знакомства, у Шварца должен был родится ребенок. Но писатель понимал, что любит Катю по-настоящему, невозможно сопротивляться этому чувству и скрывать его.
"В те дни я, уклончивый и ленивый, боящийся боли пошел против себя самого силой любви. Я сломал старую свою жизнь и начал новую. В неясности особенной, как одержимый, как в бреду. Все это было так не похоже на меня, что я все время думал, что умру. В самом деле, старая жизнь моя осенью умерла. Окончательно. Я переехал к Катюше. Да и в самом деле я старый, прежний умирал, чтобы медленно-медленно начать жить. До тех лет я не жил".
Он посвятит своей жене пьесу “Обыкновенное чудо”. Писал ее 10 лет, садился за это произведение только когда приходило особое вдохновение. Особое для разговора о любви.
А все эти годы он писал жене Кате письма: смешные, лирические, всегда с признаниями. И не только когда их разлучали города, но и в любую свободную минутку на работе.
"Екатерина Ивановна!
Из девяти писем одно было сердитое. И сейчас тоже одно письмо я напишу тебе сердитое.
Во-первых – ты не обедаешь! Это безобразие! Если я еще раз услышу, что ты не обедала – я тебя ударю по руке!
Во-вторых – не смей мне изменять.
В-третьих – запомни. Мрачные мысли запрещены. Запрещены навсегда и на всю жизнь. Если ты вздумаешь хоть что-нибудь, так я тебе... Я в следующую же секунду. Понимаешь?
В-четвертых – зачем ты ешь спички?
В-пятых – я тебя люблю.
Е.Ш."
ЧИТАТЬ историю о такой же сильной любви в жизни детского писателя и иллюстратора Владимира Сутеевом
Обыкновенный весельчак
А вот Леонид Пантелеев вспоминает свою встречу со Шварцем так:
"Имя Шварца я впервые услыхал от Златы Ионовны Лилиной, заведующей Ленинградским губернским отделом народного образования.
— Вашу рукопись я уже передала в редакцию, — сказала она. — Идите в Дом книги, на Невский, поднимитесь на шестой этаж в Отдел детской литературы и спросите там Маршака, Олейникова или Шварца.
Должен признаться, что в то время ни одно из названных выше имен, даже имя Маршака, мне буквально ничего не говорило. И вот в назначенный день мы с Гришей Белых, молодые, авторы только что законченной повести «Республика Шкид», робко поднимаемся на шестой этаж бывшего дома Зингер, с трепетом ступаем на метлахские плитки длинного издательского коридора и вдруг видим: навстречу нам бодро топают на четвереньках два взрослых дяди — один пышноволосый, кучерявый, другой — тонколицый, красивый, с гладко причесанными на косой пробор волосами.
Несколько ошарашенные, мы прижимаемся к стенке, чтобы пропустить эту странную пару, но четвероногие тоже останавливаются.
— Вам что угодно, юноши? — обращается к нам кучерявый.
— Маршака… Олейникова… Шварца, — лепечем мы.
— Очень приятно… Олейников! — рекомендуется пышноволосый, поднимая для рукопожатия правую переднюю лапу.
— Шварц! — протягивает руку его товарищ.
Позже мы узнали, что, отдыхая от работы, редакторы разминались, «изображали верблюдов».
Шварц редактировал книгу вчерашних мальчишек Пантелеева и Белых «Республика Шкид». Можно было рукопись "выправить, пригладить, причесать", но Евгений Львович этого не сделал. Он оставил "непосредственность, живость, жизненную достоверность" повести без изменений, ведь это было главным достоинством книги.
Пантелеева и Шварца всю жизнь связала настоящая дружба. Началась она тоже чудно.
Леонид Пантелеев пришел в очередной раз в Дом книги. Из кабинета в коридор выскочил Евгений Шварц. Заметил Пантелеева и неожиданно спросил:
- Ты в Бога веришь?
- Да, - ответил Пантелеев.
- И я тоже, - сказал Шварц и побежал дальше по своим делам. Так и сдружились.
Ну, не чудак ли человек?
Чудакам везет?
Хотя в семь лет Женя объявил, что он будет “ романистом ” (почему он не сказал просто "писателем", Шварц и сам объяснить не мог), его путь к писательству был не быстрым.
Его родители были медиками, отец - хирургом, мать акушеркой. Но они оба играли в любительском театре, отец играл на скрипке.
Евгений Шварц вырос в театральной, творческой атмосфере. Когда его отправили учиться на юриста в Московский Университет, все деньги, выданные родителями на жизнь, он спустил на билеты в театр, оперу, цирк. Когда деньги кончились, вернулся к родителям.
Но затем в его биографии наступает пятилетний пробел. Он нигде не писал, не говорил о том, что делал в этот период. Но спустя много лет после его смерти выяснили, что во время гражданской войны он сражался на стороне “белых”, в составе Добровольческой армии. Получил контузию, у него после этого всю жизнь дрожали руки.
Как ему удалось скрывать этот факт всю жизнь? Наверное, чудакам везет.
В 1919 году Шварц поступил в университет в Ростове-на-Дону и устроился работать в “Театральную мастерскую” актером и театральным инструктором.
Женился в 20-м году на актрисе Гаяне Халайджиевой (Холодовой). Переехали они с театром в Петроград, выступали там. Затем труппа распалась, пришлось выступать в балаганных театрах, Шварцу работать в книжном магазине.
Но в это время Шварц познакомился с группой писателей и поэтов “Серапионовы братья”, начал писать фельетоны под псевдонимами. А в 1922 году он попал в секретари к Корнею Чуковскому.
В 1923 году его с другом Михаилом Слонимским пригласили поработать в газету “Всероссийская кочегарка”, которая выходила на Донбассе. Там Шварц знакомится с Николаем Олейниковым, с которым его свяжет дружба и совместная работа и проекты. Через Олейникова Шварц сблизился с другой литературной группой ОБЭРИУ.
Крепкая дружба связывала Шварца с еще одним участником клуба ОБЭРИУ, Николаем Заболоцким. Когда Заболоцкий был в ссылке, его жену с детьми приютил Шварц.
После возвращения с Донбасса при содействии Чуковского и Маршака Шварц устраивается в издательство детской литературы «Радуга», где работал до 1928 года. В 1925—1931 годах одновременно работал в детском отделе Госиздата под руководством С. Я. Маршака.
Но 1929-й - год больших изменений в жизни Шварца. Он переселился к Екатерине, а Ленинградский ТЮЗ поставил первую пьесу Шварца — «Ундервуд».
Обыкновенный сказочник
С тех пор пьесы Шварца выходили одна за другой: ”Голый король”, “Красная шапочка”, “Тень”, “Снежная королева”.
Да, идеи для сюжетов он брал у Андерсена, Шарля Перро, но это был его собственный взгляд на известные сказки. Он добавлял фразы-цитаты:
«Я не волшебник, я только учусь»
«Какое сказочное свинство!»
«Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие разбойники»
Для каждого персонажа, даже маленького, придумывал историю его жизни. Поэтому его пьесы были огромны. Если бы режиссеры ставили его пьесы полностью по сценарию, то спектаклю шел бы весь день. Зато каждый постановщик мог взять из пьесы то, что для него кажется важным.
А еще в пьесах Шварца всегда счастливый конец.
С детства Женя признавал только счастливые финалы. Мама пользовалась этим в педагогических целях. За обеденным столом она рассказывала сыну сказки. И если Женя плохол ел, он говорила: «Доедай всё до конца! Если хоть что-нибудь останется на твоей тарелке, все утонут, погибнут».
Когда началась война, Шварц потребовал отправить его добровольцем на фронт. Но, посмотрев на его трясущиеся после контузии руки, ему сказали: "С такими руками вы по нашим стрелять начнете".
Но тогда он решил остаться в блокадном Ленинграде, не согласился на эвакуацию. Вместе с любимой Катей, они тушили неразорвавшиеся снаряды на крышах, а в бомбоубежищах он своими историями успокаивал спрятавшихся людей, у которых паника начиналась. Работал на радио.
В декабре 1941 года все-таки супругов вывезли в Киров, где он работал в драматическом театре. Затем году вДушамбе, куда был эвакуирован Ленинградский театр Комедии, в котором Шварц работал до и во время войны.
Николай Акимов, руководителем Ленинградского Театра Комедии, который ставил многие пьесы Шварца, сказал о сказочнике так:
«...нашелся все-таки волшебник, который, сохранив власть над детьми, сумел покорить и взрослых, вернул нам, бывшим детям, магическое очарование простых сказочных героев — злых драконов и говорящих котов. Волшебник, ковер-самолет которого по вечерам поднимает сразу тысячу взрослых серьезных людей и мигом уносит их за тридевять земель в утерянный, казалось, мир — в мир сказки... На наше счастье, он оказался не просто волшебником, а добрым и умным волшебником, и, проделав путешествие в его сказочный мир, мы всегда возвращаемся, поняв что-то, чего не понимали, подумав о многом таком, о чем всегда не хватало времени подумать, и немного более склонные к хорошим поступкам, чем обычно».
Обыкновенный чудак
Наследие Шварца огромно: он писал пьесы, киносценарии - “Золушка, Марья-Искусстница, Дон Кихот , рассказы, стихи для детей, тексты для выступления артистам разговорного жанра…
Но самое удивительное, что он не считал себя хорошим писателем. Сказки, ну, разве это серьезно?
"А романтики, сказочники и прочие им подобные не вызывают у меня ощущения чуда. Мне кажется, что так писать легко. Я сам так пишу".
Он мечтал писать как Чехов. Для того, чтобы практиковаться в написании "серьезной" прозы, вел дневниковые записи. Специально сухо, фиксировал факты, делал зарисовки характеров знакомых людей.
Не считал себя настоящим писателем, в 50 лет утверждал, что только ищет себя в литературе. Ну, не чудак, ли?