Так бывает, когда внешне всё хорошо, а изнутри кажется, что твой мир скоро рухнет. Пытаешься жить, как все, ходить на работу, воспитывать детей, по выходным ездить на дачу, а всё равно понимаешь, куда ведёт эта дорога. Рано или поздно внутренний армагеддон вырывается наружу, в жизнь. Ты бросаешь в неё камень, как в Голиафа, и получаешь ответ: оказываешься там, где мало кто желает оказаться. Так случилось у Маши, которая случайно (или нет?) попала в психиатрическое отделение ПНД и провела там 10 дней, принимая таблетки и мечтая поскорее вернуться домой. Вот её история.
Угрожала утюгом
Тот самый случай произошел, когда я расставалась с парнем. Мы вместе снимали квартиру, но в последнее время в отношениях всё стало непонятно. Он перестал оставаться на ночь и уходил к родителям. И вот однажды – я не помню, что это был за день, но была осень – меня понесло в переписке с ним. Я в тот день выпила, чтобы успокоиться, но это слабо подействовало, я была нервная. И я печатала, печатала: «Если хочешь уйти, то сейчас сама принесу твои вещи».
Собрала все его вещи, включая растения с горшками, все его манатки. В подъезд вошла обманом, позвонила соседям, потому что он и его мама были настроены очень негативно, не хотели впускать. Тарабанила в дверь, никто не открывал, пока сам парень не посмотрел в глазок. Я вошла в квартиру: на пороге стояла его мать и он рядом. И я с этими баулами. Рыдающая, косметика по лицу стекает. Швыряю этот горшок с цветком на пол – горшок разбивается. Все его вещи полетели по коридору. «Ты рад?» -- спрашиваю. Он отвечает: «Всё, вали отсюда».
Что, даже не поговорим? Разуваюсь. Дальше как в тумане, но помню, как пыталась заставить его поговорить со мной. Толкала, требовала ответа, майку ему порвала. Мама его в шоке ходила, осколки горшка собирала. Вот это полное равнодушие от него и гопницкий тон, с которым он меня выгонял, привели меня в ярость. Хотелось ему больно сделать. Поняла, что ему плевать, и из агрессии перешла в отчаяние. Его мамка меня выгоняла, грозила вызвать милицию. Я говорю: «Вызывайте, мне всё равно». Она ушла, мы остались вдвоем, я заглядывала ему в глаза, кричала, почему, мол, ты со мной так поступаешь. Говорю ему: «Сейчас разденусь и спать тут лягу». Он разозлился, начал угрожать, матом орал. Но я всё-таки разделась, осталась в топе, трусах, легла на пол и лежу. Всё, укрывайте одеялом, буду спать. Тут приходит его мама с участковым. Участковый пытается меня вывести из комнаты. Я вижу на полу утюг, врубаю его в розетку и говорю: «Только подойдите! Я тут с бывшим разбираюсь, не мешайте».
Приехали его коллеги на подмогу – молодые, почти ровесники мои, или даже младше. Говорят: «Либо сами одеваетесь и выходите, либо за руки-ноги выносим». Отвечаю: «Выносите, давайте, в моей жизни и так всё плохо, хуже не сделаете». И они меня вынесли в подъезд, поставили к подоконнику и стали спрашивать, что у меня случилось. Ты, мол, красивая молодая девка, что с тобой такое? Говорю: «С парнем непонятно что у меня. Договорились квартиру снимать, а я сама её тяну. Он приходит, занимается со мной сексом и уходит». Они говорят: «Тебе оно надо – так унижаться перед пацаном?» Я им в ответ: «Это вы можете сдерживаться, а я не могу, у меня нет рамок».
В общем, они меня сами одели – кофту, штаны натянули – вывели во двор, загрузили в уазик и везут. Спрашиваю: «Куда вы меня везете?» -- «А куда тебя ещё везти?» Вижу поворот к ПНД. В тот момент я не понимала, что меня ждёт. Думала, ну, максимум, привезут в РОВД, штраф выпишут и отпустят.
«Если сейчас успокоишься, завтра развяжут»
Привозят они меня к приемному покою. Я вся такая борзая, выпившая. Сижу: «Чё вам надо от меня?» Милиция уехала, меня отдали в ПНД. Пришел какой-то мужик, взгляд из-подо лба, который как бы говорил: «Ну ничего себе, мадама припёрлась, ну оформим». Было уже часов десять вечера.
Для них это рутина. Они начали гнать на меня, мол, ненормальная ты, что у тебя в голове? Говорят: «Снимайте штаны до колена» -- «Зачем?» Они начали давить, мол, или раздевайся, или силой разденем. Говорю: «Ну, давайте, я привыкла к силе». Только они подошли – сказала, что сама сниму. Показала ноги, руки на сгибах, а у меня там шрамы от порезов. Сняли с меня ремни, шнурки с обуви, посмотрели на наличие украшений, сережек, у меня был топик спортивный, так что косточки из лифчика не доставали.
Повели в женское отделение, на второй этаж. Там уже другие люди были, врачи какие-то, санитары начали стаскивать с меня одежду, проверять, что на мне есть, проверяли руки и ноги, всё так же, как на первом этаже. Я стала сопротивляться, кричать, чтобы не трогали меня. Взвесили ещё на весах. Привели в палату для буйных, где много-много коек и окно в коридор, чтобы медсестры могли заглядывать, не заходя в палату. Смотрю – половина коек уже заняты, все лежат спокойные, даже смиренные. Забрали ботинки, унесли в подвал, в камеру хранения. Я давай кричать: «Что вы делаете? Я хочу домой, позвоните моим родителям!» Они делали что-то по своим протоколам, а то, что я тут стою, живой человек, им всё равно. Начала сопротивляться, брыкаться. Кинули меня на кровать, привязали за руки и ноги к железным балкам на кровати. Я лежу и рыдаю. Пришли, что-то укололи, а я все равно вою. Ещё что-то дали и ушли.
Я извиваюсь, пытаюсь вырваться, и тут слышу на соседней койке – женщина мне говорит: «Ты лучше не дёргайся, потому что узлы будут стягиваться ещё крепче. Руки так отекут, что к утру будут как два баклажана». В смысле, не дергайся? Я хочу пить, хочу в туалет, я хочу домой. Она добавляет: «Им всем тут плевать. Не жди к себе хорошего отношения. Просто по максимуму расслабься и попытайся уснуть, потому что дерганья ничего хорошего точно не дадут». Просто в голове не укладывалось, как так можно. А она продолжила: «Если сейчас успокоишься, завтра развяжут. Если нет, то будешь лежать привязанной столько, сколько они посчитают нужным».
Телефон, естественно, отобрали, я не могла даже позвонить и рассказать, кому-либо, где я нахожусь. Стала молить: «Пожалуйста, подойдите и дайте мне попить». В отделении тишина, я лежу и слышу только свой голос: «Ну пожалуйста, дайте воды». У меня началась паника.
Полчаса умоляла, был дикий сушняк: накололи меня всяким. В итоге молодая девушка-медсестра заходит, садится на край кровати, гладит меня по руке и ласково просит успокоиться. Спрашивает: «Тебе морально или физически плохо?» Я говорю: «Морально мне всегда плохо, а сейчас плохо физически, у меня руки затекают, пожалуйста, развяжите». Она объясняет, что буйных, как я, не разрешается отвязывать, но предложила воды. Я согласилась. Она принесла воды, отвязала мне одну руку, чтобы я попила сама. В туалет не ходила. Помню, что лежала привязанная всю ночь, но в утку не писала. Эта медсестра посидела рядом, успокоила, просто поговорила со мной, объяснила, как тут всё устроено. После этого я уснула.
Проснулась, меня отвязали. Болели руки-ноги, потому что пока спала, не двигалась. Мне было плохо, тело едва разгибалось. Сходила в туалет. Меня перевели на другую койку в этой же палате. Койка – это железный каркас с железной сеткой. Разрешили пойти вниз и позвонить родителям. Я позвонила: пришла мама, принесла книжку из домашней библиотеки – «Человек-амфибия», тапки, халат, штаны, майку, зубную щётку с пастой, всякую такую ерунду.
Меня накачивали какими-то препаратами, от которых дико хотелось спать. Я просыпалась, смотрела по сторонам и снова засыпала. Так продолжалось и на следующий день. На третий день я вдуплила, что у меня есть книга. Пробовала читать и ничего не понимала, голова не хотела варить, решила лучше полежать. Я была овощем.
Пограничное расстройство личности
В деталях не помню всего, что происходило со мной, пока я лежала в психушке. Дальше перевели в палату на двоих, где я оказалась с той самой женщиной, которая меня успокаивала и просила не рыпаться, когда я была привязана к койке. Ей было примерно 37-39 лет, неё была анорексия, на тот момент она весила чуть больше 28 килограммов. Она реально выглядела как скелет, обтянутый кожей, я впервые в жизни увидела такое. Мы хорошо общались.
Мне давали амитриптиллин, трициклический антидепрессант старого поколения, от которого меня торкало. Никто не поинтересовался даже, что до этого я принимала назначенный психотерапевтом СИОЗС нового поколения, которые нельзя резко перестать принимать. Назначили ещё какой-то препарат, который провоцирует лактацию: у меня увеличилась грудь, из сосков начала течь жидкость. Но я была счастлива, что нахожусь в маленькой палате и не привязана к койке. Я поняла, насколько это круто – иметь возможность контролировать свое тело. Может, у них такой способ психотерапии? Меня стала накрывать эйфория, я стала много говорить, болтать, даже соседка по палате не выдерживала моей постоянной трескотни, уходила в коридор.
Приходили навещать друзья. Держать мобильник пациентам не разрешалось, но я тайно пронесла в трусах телефон. Созванивалась и переписывалась с родственниками и друзьями. Если бы не имела возможности им позвонить, ко мне бы приходили только родители.
Обходов было очень мало, я их вообще плохо помню. Психиатр спрашивал, как я себя чувствую, заглядывал в карточку, и всё. Я что-то мямлила в ответ. Возили на диспансеризацию в поликлинику – этим занимался молодой санитар, с которым у нас потом, когда я выписалась, были отношения. Зачем-то к гинекологу водили. В стационаре психиатрического отделения работала психолог, женщина лет 55, очень добрая. Она разговаривала со мной как с нормальным адекватным человеком, проводила тесты, я старалась отвечать на вопросы честно и откровенно. По крайней мере, я её не боялась. Водили ещё к каким-то врачам в другой корпус – к психиатру, психотерапевту и к наркологу на консультацию.
Когда я впервые прошла тесты, мне поставили тревожно-депрессивное расстройство и пограничное расстройство личности. Считалось, что за время, проведённое в ПНД, я прошла курс лечения, хотя какое там лечение – антидепрессанты обычно пьют очень долго, чтобы был какой-то эффект. Когда я в следующий раз проходила тесты, мне настолько хотелось попасть домой, что я схитрила: сказала, мол, да, есть желание жить, работать, достигать чего-то. Какую-то чушь начала нести, чтобы в моей карте записали, что улучшение есть. Я очень хотела выбраться оттуда. Хотя если врач не посчитает нужным, то не выпишет, даже если ведёшь себя суперадекватно.
Впервые за 10 дней увидела себя в зеркало
Меня выписали спустя два или три дня. Санитар, с которым я потом подружилась, сказал, что посодействовал, но я думаю, это была неправда.
В день моей выписки пришли родители, подошел врач. А врач общался только с теми, кто не я. Для него я больная и не соображаю, он даже не знал, что у моей мамы психическое расстройство. Родители стали просить, чтобы меня выписали: мне нужно было работать. Врач пошел наверх, посмотрел карту и вернулся, сказал, мол, хорошо, можем выписать, но я должна буду приходить ещё три дня на дневной стационар, отмечаться и пить таблетки. Я с радостью согласилась.
Всё это время моя кошка в съёмной квартире сидела одна, мама приходила ее кормить. А первые три дня она просидела без воды и еды. Я думаю, у кошки тоже моральная травма осталась.
В общем, из ПНД я убегала скорей. Там не было зеркал, и я впервые за 10 дней увидела себя в зеркало. Я увидела, какие у меня глаза. Взгляд был заторможенный, я смотрелась овощем. Просто взяли и сделали из меня овощ, чтобы я что-нибудь с собой не сделала. Вот и всё их лечение.
Дальше ходила на дневной стационар, чтобы продолжить приём таблеток. Потом поняла, что амитриптиллин, на который меня резко пересадили, делает только хуже, я решила с него слезть – и это была отдельная история. Похоже на какой-то наркотический трип. Башка болела, меня тошнило, мутило, была нарушена координация. Решила больше не пить эти грёбаные таблетки, которые врачи так неправильно и бессмысленно назначают. Отказалась от любых антидепрессантов. Психотерапевт, к которому меня направили после выписки, ничего не посоветовала, просто прописывала амитриптиллин, потому что он уже был записан у меня в карточке.
Счастье?..
Я не пила таблеток всю следующую весну: у меня был новый парень, и я чувствовала себя окрылённой. А ближе к осени снова накрыло и пришлось идти за новым рецептом антидепрессантов. Я взяла себя в руки и на протяжении 9 месяцев пила антидепрессант нового поколения. Наверное, это был самый счастливый период моей жизни. Я поступила в университет, много работала, кайфовала. Рядом был парень, который меня поддерживал, который просил потерпеть, пока препарат начнёт действовать (антидепрессанты обычно действуют не сразу, а спустя две недели – месяц). Он был со мной круглые сутки, ночью и днем, всегда.
Потом мы съездили на море – на море всегда много искушений: я пила вино. А таблетки несовместимы с алкоголем. И я бросила таблетки.
В итоге в жизни ничего не изменилось к лучшему. Депрессия накатывает волнами, периодами. По ощущениям, хорошее происходит тогда, когда солнце светит, погода хорошая, а я иду что-то делать такое, что мне нравится. Но в основном мне ничего не нравится. Апатия с ангедонией. Я не получаю удовольствия от жизни.
Ещё до того, как попасть в психиатрический стационар, я ходила к психотерапевту, она прописала антидепрессант, который я принимала пару месяцев и тоже бросила: алкоголь давал больше радости, чем таблетки. Психотерапия не спасала, я чувствовала себя на сеансах скованно и неловко. Мне казалось, что я должна доказывать психотерапевту, что мне реально плохо, иначе мне не будут помогать. Складывалось впечатление, что она меня недостаточно понимает, и я не знала, как объяснить, в чем причина моей душевной боли. Поэтому я пила, и в один день допилась до того, что случился вот этот припадок, из-за которого я оказалась в психушке.