1 января. 6 часов утра.
В Новогоднюю ночь, я никуда не хожу. Не люблю шумных мероприятий. Помоечки не терпят суеты, они предпочитают тишину. Я выхожу на промысел, рано утром. Первого января. Когда наотмечавшиеся люди спят, мирным, безмятежным сном. Дворники, тоже люди. Тоже любят отдохнуть. Выходной – для всех. И никто, ни одна собака, не мешает наслаждаться изучением древа жизни - гарбологии.
Зимой, крысы и тараканы, вечные спутники летних мусорных баков, выходят на охоту, только по крайней нужде. Оголодавшие, злые. Они караулят свежие поступления, вожделенные пакеты со сладкими объедками, так как бывшие продукты питания замерзают, не успеваешь полакомиться. А мороженые остатки колбасы, или кусочек яблока, превратившийся в ледышку - угрызть невозможно, сломаешь зубы и умрешь с голоду. Если таракан, или блоха, могут полизать полезный продукт, и напитаться дармовыми витаминами, то крыса лизать не умеет. Поэтому, самое благодатное время для поиска и сбора «мульды», для исследователя контейнерных глубин – морозная зима.
Стоит подробнее остановиться, на расшифровке неологизма «мульда». Мульда, или мульден, в переводе с немецкого языка, корыто, лоток. А в разговорной речи бюргеров – мусорный бак. Положи горку ненужных вещей в корыто, отнеси на базар, поменяй на яйца, отдай за бесценок, в полцены, задарма, продли им жизнь: « На, тебе боже, что нам негоже». Чем выше уровень жизни населения какой-либо среднестатистической, страны-паразита, тем богаче у них мульда. Если где-нибудь в Болгарии, или Румынии, на барахольной точке - не встретишь и дырявой кастрюли, то в Швейцарии или Германии, моторная лодка в сборе, или антикварная дубовая мебель, причем все предметы налицо, без сколов, видимых повреждений – не такая уж и редкость. Носи, пользуйся на здоровье. Борозди просторы, матушки Шпрее, радуйся жизни, гордо рассекай волны дармового угощения.
Немецкая, или французская бабуся, в период герострации, перед тем, как врезаться на «мерседесе» в альпийскую скалу, обязательно накажет свою прошлую жизнь. Полную до краев - наглаженных воротничков, холуйских реверансов, эсесовских мундиров, могил сыновей, на чужой земле. Может вынести на «железку», полудрагоценные камешки в меди, старинные бронзовые браслеты, серебряные медальоны бывших дядюшек солдат. Дяди Ганса, он погиб под Сталинградом. Или дяди Фрица. А он – под Смоленском. Железные кресты, артефакты скромного солдатского бытования. Ухоженной бабуле - терять нечего. Она понимает, что вся ее прошлая жизнь, до вожделенного суицида, полетела коту под хвост. Дореволюционный шкаф лучших древесных гуру, с собой в могилу не утянешь.
А, тут-то и появляется на сцене, ушлый, предприимчивый венгерский цыган, из племени люли, с золотой серьгой во всех ушах. Крепко сложенный, загорелый, с явным переизбытком тестостерона, в молодом организме. Король мульды. Его даже потрясывает от возбуждения, когда он, походкой пеликана, приближается к бабушкиным сокровищам. Как не дать цыгану, задарма, он же такой красивый: «Забирай ромалэ, неси своим, неси мою память, куда хочешь, оставь себе. Прогуляй. Продай. Только избавь меня от ночного кошмара. Ведь каждый день одно и то же». Русский солдат, в телогрейке, лезет в квадратное окно, сонного терема: «Фашисты есть? Нет. Живи, молодая. Рожай новых зомби. Мы придем опять, учить вас уму разуму. Оставим навсегда своих детей, чтобы жили ваши». Новый порядок, новая жизнь, новая история. Бабушка понимает. Бабушка видела и знает, но молчит и будет молчать. До конца дней своих, суровых.
А цыгану все равно, чье это добро, кому принадлежало. Он несет, или везет свою добычу, на ближайший рынок мульды, под мост через Дунай. Разложит добычу на камнях, на деревянном ящике, просто на газете, попьет винца наудачу. И займется своими прямыми обязанностями – продажей памяти. Лучшие по цене и качеству вещи, естественно, оставит себе, похвастается в таборе. Крупный товар – отдельно, например мебель. Она, суть декорация, в спектакле одного актера. А на «тонетовском» кресле, вразвалочку, с трубкой душистого гашиша в зубах, можно и встречать гостей. «Цыган, где взял такую прекрасную вазочку китайского фарфора?» - спрашивают туристы и европейские бездельники. «Бабка в наследство подарила», - отвечает сын Ганга и Брахмапутры.
Ему теперь, не нужно воровать лошадей, рисковать жизнью. Он – новый хозяин людской памяти. Хозяин прошлой жизни. Царства прекрасных мертвых, обезличенных оболочек. Укротитель человеческих кошмаров. Пожиратель чужих следов.
Подписывайтесь на мой канал.
«»»»»»»»»»»»»»»