1220 год, весна. Разгромив лучшие войска Хорезма, Чингисхан встает перед дилеммой.
Предстоит или двигаться на Гургандж, позволив Мухаммеду собраться с силами, или пойти за Мухаммедом, оставив в тылу столицу и сто тысяч воинов мусульман.
Посоветовавшись с перебежчиками, Владыка Азии решает… загнать обоих зайцев. В Гургандж отправляются тумены старшего и средних сыновей, а за шахом мчатся гончие Хана.
Западные страны впервые слышат два имени - Джэбэ и Субудай.
Продолжение. Предыдущая часть вместе с восточным коварством ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Родись Субудай-багатур шахматистом и к его ногам скатились бы все гроссмейстерские короны. Планируй он сельское хозяйство и земля прекратила-бы трескаться от голодных стонов.
Но! рожденный войной Субудай, жил только войной и единственно для войны. Поэтому мир и не увидел никого равного ему по силе таланта.
Наполеон, Мольтке Старший, генералы, маршалы и фельдмаршалы Нового (Новейшего!) времени были масштабнее. В конце-концов их бойни затмили монгольскую гекатомбу 13 века.
Но! У Наполеона и Мольтке была тысячелетняя традиция и военная школа, имелись ресурсы Франции и Пруссии сжатые в кулак.
У Субудай-багатура было 2 сборных тумена и свора грызущихся чингизидов, а сам он был сыном кузнеца.
Тем ярче его пример показывает, что такое гений вообще и военный гений в частности.
Никто и никогда не проводил столь глубоких стратегических операций, (и будем надеяться!) никто не проведет их в дальнейшем.
Кузница страха
Ханский туаджи застал Субедэя за работой.
Тумен Багатура добивал самаркандских кипчаков Тагай-хана и других (несчастных) эмиров.
Они сами предложили Чингисхану свои услуги, сами отдали ему своих коней, сами остригли друг друга на монгольский манер. Теперь они же (сами) клали голову под монгольский меч.
Выстроенную Чингисханом систему до конца еще не отработали. Поэтому рубить приходилось монголам. Впрочем самообслуживание не знает пределов совершенства. Вскоре, вырубать друг дружку начнут сами же порабощенные.
Только кипчаков племени Канглы под Самаркандом вырубили в количестве 30 тысяч человек.
Чингисхан познакомил Среднюю Азию с китайской (и цивилизационной вообще) практикой системного насилия. При ней террор становится политикой, а политика террором.
До этого кровопролития в местных землях не были столь массовы.
Разгромив вражеские войска или взяв город, хорезмийцы (и другие) могли переусердствовать в горячке боя, пограбить дома, позволить себе иные шалости, о которых не принято упоминать в панегириках.
Сбежавший же от них в тот момент, в общем сохранял свою жизнь. Он мог присоединиться к войскам шаха, или пополнить отряды его противников. В упорядоченном хаосе восточной жизни сама грань между победителем и побежденным была условной.
При Чингисхане ее обозначили четко.
Субудай наблюдал как здоровые, крепкие, видавшие виды мужи с овечьей покорностью ждали ножа. Какой-нибудь монгольский мальчишка - пастух мог вдарить по щеке усатого отца семейства, и едва в ответ его ожидал хотя бы угрюмый взгляд.
Овечья стадность рода человеческого давно не удивляла сына кузнеца. Толпой одинаково владеют трусость и храбрость. Едва ли найдется много людей способных презреть общий настрой.
Большинство жмется друг к другу даже и на бойне. Тот же, кто мнит себя волком, обычно блеет громче всех. Настоящие волки (что двуногие что четвероногие) не мнят, а действуют.
Какой-то кипчак (совсем мальчишка) покинул скорбные ряды обреченных.
Выскочив он побежал на равнину окруженный конными монголами. Устав от рутины смертоубийства, те забавлялись стегая кипчака плетьми.
Тот уклонялся, перекатывался по полю, прыгал с кочки на кочку, пролазил под конским брюхом. Во взгляде юноши плескались гнев, боль, даже задор, не было лишь отчаяния и страха!
Остановив расправу, Субудай-багатур поинтересовался у юноши кто он. Назвавшись Тургай, тот не забыл упомянуть своего почтенного отца по имени Куркамас (и да не опозорить мне трусостью его седины!).
Кипчака отвели в сторону. Темник всегда жалел своих (монголов) и давно подумывал, кем их можно заменить в первых рядах.
Костяк постепенно нарастает плотью, а монгольские подразделения стали усиливаться вспомогательными войсками таммачи.
Ханская стрела
В корпусе, что отправился по следам Хорезмшаха, Субудай-Багатуру отводилась важная но не главная роль. В авангарде шел Джэбэ-нойон.
Всего же за Мухаммедом отправилось три командира, каждый из которых имел под началом десятитысячный тумен.
Третьим был Тогучар, прославленный военачальник, укрепивший положение женитьбой на Чингизовой дочери. Титул куриган (впоследствии гурган) создавал ему определенное превосходство перед сотоварищами.
В будущем оное ощущение сыграет с Тогучаром роковую шутку. Он на собственной шкуре познает, что у Ханов не бывает друзей, а родство с ними… относительно.
В монгольском войске периода Чингисхана все решали деловые качества и умение справиться с задачей.
На сей раз Владыка сформулировал ее так:
Отправляйтесь в погоню за султаном Хорезм-шахом, и где бы вы его не настигли, если он выступит против вас с войском и у вас не будет силы для сопротивления, не медлите и известите меня, а если он будет слаб, противостойте ему!
В авангарде шел Джэбэ-нойон, чье прозвище (Стрела) отражало два свойства этого человека: стремительность и умение стрелять.
В свое время Джиргоадай (настоящее имя нойона) в одной из битв пронзил стрелой темуджиново горло. Тот долго хворал, но выжил…
Когда Хан оправился перед ним выставили уцелевших тайджиутов. Темуджин спросил: нет ли здесь того, кто подбил его любимого саврасого коня.
Выйдя вперед смелый Джиргоадай, заявил так:
Это я стрелял с горы! Если хан повелит казнить меня, то останется от меня только мокрое место в ладонь. Если же хан на то соизволит, то… послужу ему
Хан соизволил, скрыв (но не забыв) за смертью коня факт собственного ранения. С легкой руки Темуджина к Джиргоадаю прилипло прозвище Джэбэ с которым он, и вошел в историю.
Оба прекрасно понимали кто и в кого попал.
Нойон сглаживал проступок ревностной службой и подарками. Какую бы область не занимали воины его тысячи (потом тумена), оттуда собирали саврасых коней и гнали табуны к Чингисхану. Тот почесывался от удовольствия, кряхтел… но всегда оставлял толику междометия.
Сколько бы провинций не завоевал Джэбэ, сколько бы вражеских войск не уничтожил, сколько бы коней не пригнал, был у него один недостаток.
Он помнил каково это, стрелять во Владык и попадать в них. А такой недостаток перевешивает любые достоинства.
Впрочем, перед лицом важного дела условности отбрасываются. Трио (пока еще!) взялось за работу
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ