Начало Предыдущая часть.
Осень в Поволжье не отличается стабильностью. То весь сентябрь льют дожди, а в октябре выпадет снег, который в принципе растает. То в сентябре теплынь такая, что школьникам трудно усидеть за партой, так и тянет на улицу.
В это году "бабье лето" наступило в середине октября. Ветровки, пальто и плащи вновь повешаны на крючки и "плечики". Резиновые сапожки, ботильоны и закрытые туфли отодвинуты в сторонку, давая танкеткам и босоножкам ещё поцокать по асфальту.
А какая красота в сквере! Листва от пасмурного сентября сменила окрас и пестрела всеми цветами осени, возбуждая художников схватиться за кисти и натянуть холст на подрамник.
— Домой идти совсем не хочется. Такая красота кругом! Давай ещё прогуляемся, а?
— Давай, мамулик. Ты у меня неисправимый романтик.
— Нет, Алёнушка, уже, к сожалению, не романтик. Просто мы давно с тобой так не гуляли, чтоб прям одни. Редко ты приезжаешь из своих столиц.
— Да, когда дома "общий сбор", становится тесновато. Не поговорить толком...
— Расскажи мне про свою жизнь немножко. Только вот это вот :"У меня все нормально", не надо. Ты же знаешь, что я люблю подробности.
— Мам, живу я хорошо.
— Я же просила, — Вера с укоризной посмотрела на дочь.
Алёна шла рядом, загребая ногой листву и подпинывая её, чтоб получился маленький салют.
— Я и сама хотела с тобой поговорить. Мам, как ты смотришь на то, что я буду жить с парнем?
—Как это жить? —Вера остановилась от неожиданности, — Ты замуж собралась?
— Зачем сразу замуж? Просто хотим попробовать с Витей пожить вместе.
— Это что тебе, мороженое что-ли? Попробовать... Совместная жизнь— это серьёзно. Кто этот Витя? Ты мне ничего не говорила.
— Так и знала, что ты не одобришь. Мам, ты же понимаешь, что я могла тебе вообще ничего не говорить?
— Давай присядем на скамейку, что-то я разволновалась.
Они нашли свободную скамью и присели, подстелив салфетки, которые, как нельзя кстати, оказались в Вериной сумке.
— Мамулик, ты когда стала такой? М-м-м... продуманной? Ты может и бахилы на всякий случай держишь в сумке, — захихикала Аленка.
— Может и держу, а что такого? У меня и нитки с иголкой всегда с собой... И пластырь... И ножнички... Ты меня не отвлекай от разговора. Итак. Кто такой этот Виктор?
— Витя— хороший человек.
— Этого мне не достаточно. Из какой он семьи, кто его родители?
— Ну, а это какое имеет значение?
— Алёна, ты что не помнишь поговорку: "Яблоко от яблоньки" ...
— А как же, помню! А ещё вот это: "От осинки не родятся апельсинки". Классика жанра. Разговор матери и дочери не склеился.
— А что такого, что я хочу знать больше об избраннике своей дочери? Нельзя просто рассказать?
— Ладно. С его родителями я не знакома. Он снимает квартиру. И мне с ним интересно.
— А чем он занимается?
—Он художник.
— Фью-ю... Значит без рубля в кармане. На что же он живёт, скажи на милость? Насколько я знаю, художники становятся знаменитыми преимущественно посмертно. И то, если повезёт. Живут вечно впроголодь. Немытые длинные космы, вечно воняют краской и расстворителем...
— Ты, я смотрю, разбираешься! Откуда такие познания о жизни художников? — Алёна с интересом посмотрела на мать, будто видела её впервые.
— Мне ж не 20 лет, розовые очки давно потеряны. А изнанка жизни так и просится наружу. И какие у него планы на жизнь? Стать очередным Ван Гогом или, не приведи Господь, Малевичем?
— Мам, он красивый и нежный. И мне с ним хорошо, понимаешь?
— Дочка, послушай меня. Красота—это не тот критерий, по которому выбирают мужа. Ещё Экзюпери говорил, что муж и жена только тогда будут счастливы, когда будут смотреть не друг на друга, а в одну сторону.
— Вот это ты выдала! —расхохоталась Алёна. — Я тоже читала "Планету людей". Твой вариант — это слишком вольный перевод. Вообще-то Экзюпери писал: „Мы дышим полной грудью лишь тогда, когда связаны с нашими братьями и есть у нас общая цель; и мы знаем по опыту: любить — это не значит смотреть друг на друга, любить — значит вместе смотреть в одном направлении.“
Про мужа и жену там и в помине нет, — Алёна встала и взяла мать за руку. — Идём, а то замерзнешь, все ж не лето уже.
Несколько минут они шли молча.
— Мам, я все спросить тебя хочу, а вы с папой в одном направлении всю жизнь смотрите?
— Конечно,— немного запнувшись ответил Вера. — Почему ты спрашиваешь?
— Мам, ты думаешь мы, в смысле дети, совсем ничего не видим, не замечаем? Я с 14-ти лет знаю, что папа, как это сказать, погуливает...
— Что ты выдумываешь?! — возмутилась Вера. — Не смей наговаривать на отца. Он все для нас, для своей семьи делает...
— Может и делал когда-то... Вот какие у вас общие интересы, а?
— Дети, вот наши интересы. Я всю жизнь старалась, чтобы вы росли в полной семье, чтобы вы на нашем примере...
— Не заводись, мам. Может ты не заметила, что мы выросли? Я помню какой ценой ты создавала видимость этой "полной" семьи. Бессонные ночи, слезы в подушку. Помню как ты укладывала нас спать, а сама отстирывала чужую помаду с рубашек. Может хватит уже?
— Что хватит? Что? Ты предлагаешь мне развестись с отцом? И своими руками разрушить то, что я больше 20-ти лет строила?
— Я предлагаю освободиться.
— От чего? От любви и счастья? —Вера поверить не могла, что дочка такое ей говорит.
— Какое счастье? Мама, очнись! Он ноги об тебя вытирает, а ты все прощаешь... Это не любовь, это болезнь. У тебя зависимость. Пора уже это признать.
— Ой, что-то у меня сердце закололо, —Вера стояла растерянная посередине дороги, приходя в себя от упрёков дочери.— Ты не понимаешь, что ты говоришь! Замолчи сейчас же! Ты не смеешь судить меня.
— Вот и поговорили. А ты, мамочка, не суди меня. Каждый строит свою жизнь по-своему. Пойдём уже домой, в этот образцово-показательный мирок, в очаге которого ты давно уже одна поддерживаешь огонь.
Всю дорогу до дома Вера и Алёна молчали. Каждая думала о своём.
Ветер расшалился не на шутку, подхватывая опадающие листья и швыряя их в прохожих. Небо потихоньку затянулось серой вуалью туч и грозило разродиться мелкой моросью. "Бабье лето" — последний намёк на тепло, кажется, подошло к концу.