Сегодня ожидания людей связаны с развитием химических технологий, благодаря которым проводится синтез лекарств и появляется шанс избежать экологической катастрофы. О перспективах и рисках рассказал ректор Российского химико-технологического университета им. Д. И. Менделеева Александр Мажуга.
В России производится всего 5% оригинальных лекарств. Какова ситуация с дженериками?
На поиск новых лекарств требуется, как правило, десять лет и сотни миллионов долларов. Но это не значит, что мы не можем производить сами уже готовые субстанции. Раньше мы покупали в Китае или в Индии таблетки и упаковывали их в пузырёк или коробку. Потом стали делать свои таблетки, растворы для инъекций, хотя все субстанции и компоненты по-прежнему привозили из-за границы. А сегодня уже 30–35% из жизненно важных субстанций делаются на территории Российской Федерации. Пускай не весь цикл от начала до конца, а ряд стадий, но это уже хорошая локализация.
Самое сложное в этом процессе — перейти от маленькой колбочки на 50 или 100 миллилитров к реактору на куб, на 1 000 литров.
Кто продвинет российскую фарму: бизнес или государство?
Разработка субстанций требует уникальной инфраструктуры, которой точно нет в большинстве российских университетов, да и не во всех научно-исследовательских организациях. У бизнеса также не хватит структур, поскольку здесь требуются специалисты с разными компетенциями и содержать подобные научно-технологические центры очень дорого. В РХТУ этим занимается Менделеевский инжиниринговый центр, который удалось создать в рамках проекта Минобрнауки и Минпромторга «Создание инжиниринговых центров», то есть при поддержке государства.
Кроме того, появились преференции отечественным производителям. Правило «третий лишний»: если на рынке участвуют два отечественных производителя, то третий — иностранец — выбывает. Государство как бы говорит: «Занимайтесь полноценным синтезом. У нас есть хорошее сырьё: нефть, газ. Вы можете делать всю цепочку полностью — от начала до конца». И это особенно важно сейчас, когда границы в любой момент могут быть закрыты, логистические цепочки нарушены, и люди останутся без ряда жизненно важных лекарств.
Мы уже не понимаем, в каком уголке нашей страны в очередной раз рванет экологическая катастрофа. Можно ли решить проблемы мусора и промышленных отходов химическим способом?
Нам как химикам-технологам ближе переработка отходов первого и второго класса опасности, то есть отходов промышленных предприятий, содержащих ртуть или свинец. Это могут быть аккумуляторы, батарейки, ртутные лампы, пестициды и гербициды, отходы продуктов нефтепереработки.
Другая проблема — твердые бытовые отходы, те самые горы мусора, которые мы часто видим. Задача химиков-технологов — сделать так, чтобы они были безопасны и найти решения, которые приведут к тому, чтобы эти горы мусора не образовывались. Здесь мы вспоминаем и про раздельный сбор мусора, и про переработку полимеров.
Скажем, обычная пластиковая бутылка делится на три разных полимера: полиэтилен, полипропилен и полиэтилентерефталат; крышка, корпус бутылки и наклейка. Машины умеют их разделять, но нужно, чтобы граждане эти бутылки сначала в отдельный контейнер поместили.
Другой пример — Куштау, гора известняка в Башкирии. Известняк используется при производстве каустической соды, а без соды невозможно. Остановить сейчас «БСК» (Башкирская содовая компания) — то же самое, что остановить промышленность. 50% соды, которая получается на «БСК», идёт на производство стекла. Не будет соды — не будет стекла. То же самое для химической промышленности и для металлургии.
Есть ли альтернативные технологии?
За границей в производстве соды уже не используют термическое разложение карбоната кальция (известняка), а берут, например, воздух, и из него пытаются выделить углекислый газ CO₂. Такие технологии есть и у нас.
Запрещая, всегда надо предлагать решение: как сохранить природное достояние, применив современные технологии. И, возможно, как и в случае фармы, государству следует простимулировать развитие этого направления.