Мы сидим в машине. Курим. Спешить нам некуда. Мы ждём. Вся суть нашей работы это уметь ждать. Не надо суетиться, не надо ерзать. Просто надо уметь ждать. Еще надо уметь слушать. Больше ничего и не требуется. Наше ожидание в учебниках именуется наблюдением. Наши беседы значатся как опросы. Вот, в общем-то, и всё если вкратце.
А если не вкратце, то за окном машины стоит добротный августовский денек. Мы припарковались во дворе послевоенной двухэтажки. Один подъезд. Восемь квартир. Туалет на улице. Вон он кстати виднеется. Рядом старые покосившиеся сараи и тропинка. Человек, которого мы ждем, может пойти и оттуда, но нам без разницы. Вход во двор и тропинка возле сараев хорошо просматриваются. Даже если наш собеседник захочет побежать, а скорее всего, захочет, мы догоним. Возможно, он захочет оказать сопротивление. Это будет любопытно. Я б посмотрел.
Посреди двора торчит песочница. Бывшая. Сейчас там растет трава по пояс. Над песочницей склонился старый грибок. В нём чувствуется какая-то беспробудная тоска и отчаяние. Я пытаюсь представить себе, как выглядел этот двор лет 20 назад. Пытаюсь и не могу. Такое ощущение, что тлен и разруха здесь были всегда. Не может в этом дворе быть иначе. Сараи сразу строили из гнилых досок, дома возводили с тем расчетом, что бы плесень на следующий день после сдачи разъела все квартиры. Знаете, какой стоит запах в этих бараках? Я знаю. У меня одноклассница жила в таком. Помыться в баню, справить нужду на улицу. Даже зимой. Даже в минус 30. Всё предельно серьезно.
И вот я сижу в машине на заднем сидении и смотрю в окно. Мною овладевает всё больше и больше тоска. Хочется хлопнуть Саньку по спине и попросить увезти меня куда-нибудь подальше от этого двора. От этой заросшей бурьяном песочницы и от покосившегося ржавого грибка с прохудившейся крышей. Я чувствую, что мне не комфортно. Примерно, так как если бы я оказался голым у школьной доски. С невыученным стихотворением. Но, конечно же, я молчу и даже не показываю вида как мне тошно сидеть в машине. Остается только курить.
Санька служит в органах уже три года. Еще чуть-чуть и ему дадут капитана. Опытный товарищ. Рядом пристроился Ванька. Мы с ним вместе почти пришли. Но Ванька в отличие от меня занимался несколько лет боксом. Мы все взрослые парни. За плечами у нас служба в армии. На дворе стоит прекрасная погода и даже поют птички. Но мне некомфортно. Мне небезопасно.
- Никогда не любил этот район. – Санька сплевывает через окно. Я успокаиваюсь. Оказывается, не только я не люблю эти места.
- Я кстати тоже. – В машине повисает ватная тишина. Я молчу. Мне нечего добавить.
- А ты чего скажешь, Славян? Ты ж местный.
- Я с помойки, а это другой край города. – Хотя в представлении Вани и Сашки я действительно местный. Они оканчивали школы в деревне, я же вырос в городе.
- А за район-то чего скажешь? Почему его все не любят?
- Нехороший район. А за что не знаю. – И тут я задумался. Вот действительно. За что все не любят этот район? Почему так сложилось? Внешне это на самом деле обычный район на окраине города. Такие задворки есть везде. Три десятка сталинских домиков, пара хрущевок. Есть даже одна девятиэтажка на центральной улице. Первые этажи оккупированы магазинами и аптеками. Всё как везде. Но стоит свернуть с центральной улицы вглубь, как накатывает какая-то щемящая грудь тоска. Какое-то бесконечное ощущение безнадеги.
Когда мы только въехали сюда, мне сразу резануло глаз, что ни в одном из окон я не увидел стеклопакетов. Маленький, но штрих. Время здесь словно замерло. Там, на главной улице всё в порядке. Бегают иномарки, естественно в магазинах стоят новые рамы, мелькают пёстрые вывески, но здесь в ста метрах от дороги всё выглядит странно. Пугающе странно, так словно невидимая рука взмахнула и заставила замереть время. Нигде не слышен детский смех, не видно людей, нет автотранспорта. Да и дорога больше напоминает проселочную. Асфальт здесь видимо не меняли ни разу с 50-х годов.
Часть окон напоминают глаза покойников. Вместо стекол там торчат куски фанеры. Старые кружевные занавески навевают мысли о каких-то никому не нужных бабушках пенсионерках. Я бы подумал, что район собираются расселять, но нет. Я прекрасно знаю, что никто и ничего тут расселять не будет. Новостройки просто перешагнули этот участок и поползли дальше. Да и в некоторых дворах я видел, что висит выстиранное белье. Значит, какая-то жизнь здесь все-таки есть.
- Пойдем, погуляем что ли? – Разрубает Ваня тишину.
- А мне что? Тут сидеть что ли? И этот если появится, чего я один делать буду?
- Чего ты ноешь? Мне в туалет надо.
- Вон сортир, куда вам всё ходить?
- Местность изучить хочу.
- А чего её изучать? Я по карте глядел. Вон там дальше еще пара домов и гаражи. Там тупик. Архитектуры красивой нема. Водопадов и гор тоже.
- Саня, хорош гудеть.
- Да валите. Быстрей уйдете, быстрей вернетесь. – Недовольно огрызается Сашка. Мы выходим с Ванькой из машины и идем через двор. Инстинктивно оба стараемся ступать бесшумно. Так, словно боимся спугнуть что-то важное. Хотя скорее даже не спугнуть, а быть обнаруженными. Будто обозначив себя каким-либо звуком, мы разбудим нечто страшное и необратимое.
За сараями, как и предупреждал Саня стоят два дома, мы прошли через еще один неуютный двор и вышли по тропинке к старому кирпичному забору. Ваня остановился справить нужду, а я уставился в облезлую надпись. Судя по всему сделанную еще в 90-х обычной краской. На заборе красовалась полустертая пентаграмма и названия групп. В шрифте преобладали перевернутые кресты. Здесь же внизу у забора валялся недавно использованный шприц. Пахло мочой.
- Вот уроды. Прям тут ужалился ведь кто-то. – Ваня кивнул на шприц. – Потерпеть не судьба. Вонища блин. Пойдем дальше? – Я кивнул головой, и мы побрели дальше по тропинке. Постепенно мы удалились от жилого сектора и оказались в лесополосе. Но даже тут, среди до боли знакомых березок меня не покидало какое-то пугающее ощущение.
- А ты тоже чувствуешь, да Славян?
- Что чувствую?
- Не придуривайся, мне самому почему-то стремно, а ты так вообще в лице поменялся, как тот шприц увидел. Или не в шприце дело?
- Не в шприце Вань, что я баянов не видел? Мне сам район не нравится.
- Что есть, то есть. Действительно погано тут и как-то мрачно, что ли. – Затем подумав, Ваня ёмко добавил – Давит он. Гнетет. – Вокруг не было ничего необычного. Мы стояли посреди обычного лесочка. Тропинка растворилась под ногами, и впереди не было ничего интересного. Не сговариваясь, мы повернули назад. Проходя мимо помойки, Ваня указал мне на еще один валяющийся просто так шприц. Чуть дальше лежала пара пустых пузырьков из-под настойки боярышника.
- Торчат и пьют. Гетто, да? – Ваня пытался изобразить какую-то веселую и расхлябанную бодрость, но у него это не получилось. В голосе ясно слышалась настороженность. Аккуратно и тихо мы вернулись к машине.
- Он пришел. Пару минут назад. – Прошипел Санька, увидев нас.
- Где он?
- В Караганде. В подъезд зашел, где ему еще быть?
- Ну, пойдем, побеседуем. – Настороженность испарилась не только у Ваньки. Я тоже почувствовал знакомый пульс внутри. Теперь мы были охотниками. Дичь подана, осталось только её взять. Это мы умели. Для этого-то и требовалась наша внимательность и умение ждать. После ожидания нас всегда поджидал приз. Приз в виде дичи. Теперь пришло время действий. Честно говоря, это самое приятное и интересное в работе.
В подъезде висел тяжелый смрад. Здесь смешался запах гнили, разложения, мочи и не выстиранного белья. Классический запах в подобных домах. Мы не спеша поднялись на второй этаж.
- Вон та. – Кивнул Ваня на старую дверь. Из неё будто кишки торчал старый ватин и свисал изрезанный дерматин. На полу под дверью виднелось пятно, словно от костра. Ваня осторожно толкнул дверь - не заперто.
- Э, есть кто дома? – Ответом послужила тишина. Ваня распахнул дверь. – Ау! Еще раз спрашиваю, дома есть кто? – Снова молчание. Я прислушался. В соседней квартире послышалось какое-то шевеление.
- Ну и чо? Куда он делся? – Саня развел в ответ руками.
- Он точно в подъезд зашел?
- Тебе на крови клясться надо?
- Не язви. Чего делать-то будем?
- Ну, в квартиру-то точно проникать нельзя. – Неуверенно попробовал добавить я.
- Да в рот ему потные ноги. Еще как можно. Я ж не ослеп и видел этого пассажира. - С этими словами Саня начал перешагивать порог и тут же дверь соседней квартиры распахнулась.
- Здравствуйте. – Выдавил я из себя, краем глаза замечая, как Саня аккуратно убирает ногу из чужой жилплощади.
- День добрый. – Перед нами стоял дед. Есть такой сорт людей, которым может быть одновременно как 60 лет, так и 80. Стоявший перед нами дед был именно из такой породы. Заношенный пиджак явно старше меня, из-под которого выглядывает дырявая майка. Брюки-галифе, не видевшие стирки и утюга как минимум несколько месяцев. И стоптанные сапоги. Классический образец человека, который так и не сумел вписаться в новую реальность страны. Единственное чего не хватало для полного комплекта так это плашки орденов на груди. Но их не было. Вместо этого из кармана у нашего собеседника торчал носовой платок. Он быстро окинул нас взглядом, словно сканируя. Затем кивнул головой и прохрипел.
- Вижу, что не друзья вы Валентина. Либо бандиты, либо менты. Раз в квартиру не вламывайтесь, значит менты. – Дед укоризненно посмотрел на Сашку. – Нету его дома-то.
- Он у вас? – Попробовал перехватить инициативу Ваня.
- Да какой там. Он как три дня назад ушел, так и нету.
- А вы откуда знаете, что он не вернулся-то?
- Так у меня мил человек, всё в хате слышно. Ну и когда он дома, то еще и запах этот чую. Он же варит-варит всё время. И вонища стоит потом по всему подъезду.
- А чего варит?
- А то ты не знаешь? – Усмехнулся дед. – Вы ж сюда за этим и пришли. Опиум он варит и колет. Только недолго ему осталось баловаться. Князь и его скоро приберет. А может и уже прибрал.
- Кто такой князь?
- Известно какой. Раньше его сатаной величали, иногда дьяволом, еще нечистым, а я князем кличу. Так меня научили и так правильно.
- Чудной ты дед.
- А вам молодым всё чудно, что не вашего поля ягода. Только ума-то у меня поболее тваго будет.
- Может и будет. Только куда ты дед, Валю прячешь-то? Он же в подъезд заходил. Я сам видел. – Начал закипать Сашка.
- Видел? – Удивился дед.
- Ну.
-Всё ясно. Значит, прибрал уже его князь. Вы аккуратнее будьте. – С этими словами дед исчез в своей квартире. Мы только и услышали, как в двери щелкнул ключ.
- Ну и чего делать-то будем?
- Чего делать, чего делать? Кобыле болт приделать, да за мерина продать. Пойдем, глянем чего там в квартире. Я его ж своими глазами видел. Некуда ему деваться. – Саня переступил порог и размашисто прошел в квартиру. Мы насторожено проникли за ним.
Все квартиры наркоманов одинаковы. Если мы конечно ведем речь об опытных наркоманах. Там всегда отсутствуют ценные предметы. Всё что можно продать продается. Вы не встретите настенных часов, телевизора, компьютера, магнитофона. В особо запущенных случаях снимается даже проводка и относится в ближайший пункт приёма металлолома. Холодильник чаще всего присутствует, но он вечно пуст. Мебель помнит еще Сталина. Обои, кафель, двери иной раз выглядят лучше в заброшенном доме. Но самое угнетающее это запах. Его нельзя ни с чем спутать. Запах агонии и разложения. Живой человек не может жить с таким запахом. С ним уживаются только существа, живущие от дозы к дозе. Да и можно ли назвать это жизнью спорный вопрос.
В пустой квартире к Сашкиному удивлению никого не было. Грязная кухня, с парой немытых кастрюль и тарелок. Обглоданный временем стол с несколькими шприцами. Порожние банки из-под растворителя на полу. Несколько бутылок от водки. Естественно тоже пустые.
- Ну и вонища тут.
- Ага, что есть, то есть.
- Дед говорил, что он варит у себя. Так?
- Дед много чего говорил, но то, что варит, я и без деда вижу.
- Если дед добро не даст, то с чердака врежем прослушку. – Сашка махнул рукой на потолок.
- Так кого слушать-то? Клиента князь тьмы забрал. – Усмехнулся Ваня.
- Ага. Точно. Он еще нас с тобой переживет. Ему всего-то тридцатник.
- Долгожитель. – Я вернулся с кухни в комнату. Еще раз внимательно осмотрел помещение. Продавленный диван, прожжённый ковер, разбитое окно и вырванная форточка. По полу разбросаны баночки и ампулы из-под медикаментов. Моё внимание привлек подоконник. Там лежала тетрадь. Я подошел и взял. На первой странице красовалась пентаграмма. Нарисована она была красиво. С какой-то вязью, хитрыми переплетениями линий и выглядела как произведение искусства. Я пролистнул несколько страниц. Тетрадь была полностью исписана аккуратным бисерным почерком. Язык мне был незнаком и тем самым вызывал любопытство. Откуда конченый наркоман мог знать непонятный мне язык, да еще и уметь так красиво рисовать?
- Чего тут Славян? Урок внеклассного чтения?
- Ага. – Тетрадь я решил прихватить с собой.
- Пошли назад. Тут ловить нечего. – Я кивнул головой, и мы вернулись в машину.
- Чего ты там прихватил-то? Мемуары?
- Угу.
- Не брезгуешь? Сифилис, СПИД ведь. – Ухмыльнулся Саня.
- ВИЧ так не передается. – Хотя замечание Сашки мне не понравилось. Таскать тетрадку, в которой что-то писал наркоман, действительно было противно.
- Смотри, подхватишь чего-нибудь.
- Ты ж не подхватил.
- Да пошел ты! – Историю как на Сашку напала наркоманка, знала вся контора. Дело было по весне. Я с ними не поехал на точку после дежурства. Точнее поехал, но свалил раньше времени домой. А вот Ванька по-честному остался с Саней отрабатывать день. Вдвоем всегда неудобно ездить на точку. Кто-то обязательно должен быть за рулем. Двое ловят, третий возит. Так всегда делалось. Ну и, в конце концов, трое это организованная группа. В общем, Саня оставил руль и подошел вплотную к подозрительной даме. Вежливо пригласил пройти её в машину. Иногда на него накатывало показное дружелюбие. Дама отреагировала мгновенно. Она выхватила шприц из кармана и с воплями, что у неё ВИЧ кинулась на Сашку. Спас его тогда Ваня. Он вырубил даму с одного удара. Я ж говорю с ним всегда приятно иметь дело. И человека с ног свалит разом, и в избу горящую войдет. Над Сашкой же который не успел среагировать тогда ржало всё отделение. При этом все сходились в одном. Ему реально повезло, и Ване он теперь задолжал.
Дама та оказалось обычной шизофреничкой, за плечами дурдом, судимость. ВИЧ и сифилис в наличии. Обычная история, обычной наркоманки и обычных оперативников. Всякое бывает. В том числе и угроза жизни. Месяц назад та баба кстати умерла. Как говорили торчки – отъехала или воткнула. Сердце.
- Так чего там такое-то Славян, что ты прихватил? Пароли, явки, список кандидатов на тот свет?
- Кандидаты все мы. Только наркоманов смерть уже стережёт, а мы еще побарахтаемся. – Тут же отреагировал Саня.
- Непонятные какие-то письмена. Глянуть хочу на досуге.
- Ну, дело твоё. Ответь мне, кстати, на один вопрос, Саня. Кого ты видел-то и принял за клиента?
- Не знаю. Чертовщина какая-то. Я пацаны на зрение не жалуюсь, но не могу понять, чего происходит. – Если на реакцию иногда Сашка и мог пожаловаться, то зрение его действительно не подводило. На стрельбах он был лучшим. ВУС у него была снайпер, а одним из любимых развлечений с детства были походы в тир. Сейчас он из тира вырос и заменил его охотой и рыбалкой. Хотя гуляя с дочерью в детском парке, никогда не брезговал пострелять из «воздушки».
- Я просто кое-что для себя прояснить хочу. – Тихо продолжил Ваня. – Клиента ты видел?
- Ну.
- В подъезд он зашел?
- Да.
- Выйти он не мог.
- Не мог. Хотя…
- Если только в то время, что мы паслись у него в хате. – Вставил я.
- Балбесы мы. – Хлопнул себя по коленке Ваня. – Он и свалил в это время. Чего ты с нами поперся-то Саня?
- Да, расслабились мы.
- Саня, ну ладно мы. Но ты-то! Втроем, снаружи никого не оставили.
- Короче так. Мы его не видели и всё. А к деду надо сходить. Сто пудов он его и прятал.
- Да ничего нам этот дед не скажет.
- Внучок, блин. – Сашка сплюнул в окно. – Вы как хотите, а я жрать хочу. Тут нет никакого резона сидеть.
- Погнали, чего уж там. – Ехали мы молча. Я еще раз обратил внимание на ущербные глазницы мёртвых окон. Заметил в одном какое-то шевеление, словно за нами кто-то наблюдал, но Сашка вывернул на центральную улицу, и нехороший район остался позади.
В институтской столовой народу было немного. Ходить сюда нас научил Саня. Он знал все места в городе, где можно было дешево пообедать. С ним мы ходили в столовую при администрации города, ели чебуреки на вокзале, там же посещали столовку для железнодорожников. Регулярно мы посещали общепиты с какими-то диковинными аббревиатурами. ГУ-УНПК, ЦНТИ, ОГАУ. Основным требованием к заведению у Сашки было полное отсутствие алкоголя. Будучи старше нас по званию он ненароком старался опекать нас же и оберегать.
- Чо я оперов не знаю? Сам такой же был. Пивка хлоп, начальству сказал, что укатил на орээм и всё на этом. А потом сидишь с бодуна на совещании. Ни к чему это. – Саня отхлебнул сока из граненого стакана. – Ну что делать-то будем?
- Ты уже говорил что.
- В смысле?
- В смысле кобыле приделать и за мерина продать.
- Я серьезно.
- Доложим, что на адрес съездили. Ничего не выявили. Завтра туда же. Время кстати уже не детское. На точку съездить можно. Оформим кого-нибудь, и хватит на сегодня.
- Вот и позвони начальству раз такой умный.
- Не, Саня. Ты у нас за главного, тебе и звонить.
- Хрен с вами. Пошли. – Убрав подносы, мы вышли из института и направились к нашей «семерке». Тетрадку я с собой не потащил в столовую, а оставил на заднем сидении. Это я помнил отчетливо. Если Саня не мог пожаловаться на зрение, а Ваня на реакцию, то у меня было точно всё в порядке с памятью. Тетрадки на сидении не было.
- Сань, ты машину закрывал?
- Обижаешь, а что?
- Тетрадка пропала. – Мы переглянулись с Ваней. Затем с Сашкой. Тетрадки по-прежнему не было.
- Может, упала?
- Не Вань, не упала. Это точно чертовщина какая-то сегодня с нами происходит. – Саня выудил телефон и пошел звонить начальству. Я же обследовал полы машины. Обнаружил пустую бутылку из-под дюшеса. Вытряхнул коврик. Всё было как обычно, вот только внутри снова проснулось необъяснимое и гнетущее чувство. Словно нам предстояло ехать не на точку, а обратно в гнойный район, где валяются повсюду шприцы и рисуются пентаграммы.
- Отбой. Завтра совещание. Все свободны. – Развел руками Сашка. С утра все в контору, а мне сейчас в гараж надо. Так что бывайте.
- Бывай.