Сегодня мы расскажем о судьбе Николая Ефимовича Конарева — советского офицера, прошедшего службу в КНР, бывшего военным советником в Египте и Эфиопии.
Юность пришлась на военные годы
— Великую Отечественную Вы встретили подростком…
— В 1942 году всех 14-летних призывали в ФЗУ. Отправляли в разные города, где подростки шли работать на наши эвакуированные заводы, выплавляли метизы. А у нас появились курсы железнодорожных весовщиков.
Посоветовавшись с отцом, я написал заявление, чтобы зачислили на курсы. Но мне было всего 13, и меня не приняли. Но отец сумел договориться, мне надбавили один год. И я устроился на курсы, а потом стал весовщиком. Мы принимали все грузы, отправляемые на фронт. Каждый день туда уходили эшелоны — лес, сено, зерно, мясо, яйцо и так далее. Каждый месяц отправляли на фронт маршевые роты. Каждый день мы работали по 12 часов в сутки…
Здравствуй, Китай!
— А когда Вы сами пошли на военную службу?
— В 1950 году меня призвали в армию. Я служил в Приморье, в гаубично-артиллерийском полку. Он тогда был еще наполовину на конной тяге. Были и «студебеккеры», доставшееся нам по ленд-лизу. Но их сдали потом американцам. Дело было так: едва «студебеккер» заходил на палубу американского судна, специальный пресс давил его в лепешку. Раздавленные машины складывали и везли в США. Правда или нет, говорили, что этот металлолом так и не доезжал до Америки, его просто выбрасывали в океан подальше от берега…
Там я окончил полковую школу радистом, получил звание младшего сержанта, и меня направили служить в батарею командующего артиллерией дивизии в городе Лесозаводске.
В это время началась война в Корее. В этой войне были в полной мере задействованы ПВО и авиация. Срочно потребовались офицеры противовоздушной обороны. Нам, сержантам, предложили окончить годичные курсы — после чего давали звание лейтенанта. Несколько сержантов и я вместе с ними записались на эти курсы. Прошли их по ускоренной программе — за год вместо положенных трех лет. Генерал армии Крылов вручил нашему выпуску погоны и сказал — езжайте, трудитесь и работайте. И мы поехали.
Две батареи 37-мм зенитных орудий погрузили вместе с нами на теплоход и отправили в бухту Восьми Кораблей на Квантунский полуостров. Нас забрали в Чжинь-Чжоу, в корпусный зенитно-артиллерийский полк, где было смешанное вооружение — 37-мм и 85-мм зенитные пушки. Я там стал командиром взвода 37-миллиметровок. Стояли в боевой готовности, поскольку совсем рядом шла война. Мы очень хотели поучаствовать в боевых действиях. По морю шли постоянно американские самолеты, истребители, но на нашу территорию они не заходили. Пролетали издали и еще, как бы издеваясь, крыльями нам махали.
Война закончилась, Сталин умер, у власти стал Хрущев. Нас вывели с Квантуна, и все базы, в том числе, легендарный Порт-Артур оставили китайцам.
Мы передали им все свое вооружение и материальную базу. Не отдали только карабины СКС и автоматы Калашникова — тогда они были секретными, не то что за оружие, за стреляные гильзы от их патронов приходилось отчитываться. Мы обучили напоследок китайских солдат, как обращаться с зенитными орудиями — все это происходило без переводчика, практически жестами, от солдата к солдату. Потом подписали акт передачи, построили два зенитных полка – русских и китайский под знаменами. Распрощались, и отбыли эшелоном в СССР…
Из песков в снега
— Прибыли в Туркестанский военный округ. Получили новое вооружение. 57-мм зенитные пушки, СОН-9 (РЛС орудийной наводки), система ПУАЗО (прибора управления артиллерийским зенитным огнем для сухопутной ПВО), станция П-12 и П-15, с кодами свой-чужой. Я в это время стал учиться, закончил 3 курса политехнического института имени Фрунзе. Комдив сказал мне, — ты что, закончишь этот институт, и энергетиком что ли пойдешь? Ты же военный, иди в военную академию.
И я решил поступать в Академию ПВО в Киеве. Привез туда документы, ознакомившись с ними, руководство академии хотело меня зачислить сразу на 4 курс. Я отказался, в отличие от зенитной артиллерии, по ракетам знал плохо. Меня посадили на 3 курс. После академии, в 1969 году меня направили на должность командира зенитно-артиллерийского полка в город Абакан. В Сибирь.
Я еще смеялся, мол, 15 лет в песках сидел и теперь вы меня в снега отправляете. На что мне ответили — Ну ты же хотел как-то на Чукотку? Дело было давнее, я был молодым, а денег в те времена не хватало. Вот и хотел отправиться служить на Чукотку, поскольку там денежное довольствие больше. Поездка тогда сорвалась. Но в отделе кадров о ней не забыли.
Из снегов Сибири – в пески Египта
— Пробыл я командиром полка немного. Вызвали в отдел кадров округа и предложили ехать советником в Египет. Шла война Египта с Израилем, был 1970 год, требовалось создать систему ПВО. И в июне месяце я приехал в Каир, техника пришла пароходом. Мне достался усиленный отдельный армейский полк шестибатарейного состава (обычно в полку четыре батареи). Подготовил я арабов, прислугу наших 57-мм зенитных орудий. Приехали на фронт, стоявший вдоль Суэцкого канала.
Я посмотрел и понял, что система ПВО организована здесь неправильно — зенитки стояли как попало — все вперемешку — зенитные пулеметные установки, 23-мм и 37-мм орудия, вплоть до китайских спаренных 37-мм пушек. Надо было все менять. Подготавливая план системы ПВО, я ставил перед собой целью вынудить огнем зениток израильские самолеты подниматься на высоту, чтобы там уже с ними расправлялись ракетчики.
Я поставил все малые калибры впереди, и так по нарастающей, вглубь обороны – от малого калибра к большему — 23-мм, 37-мм, и вплоть до соток. А потом шли батареи ЗРК.
Поначалу арабы боялись включать радары, отслеживать действия израильской авиации. Опасались «шрайков» – американских снарядов, наводящихся по лучу радара. Приезжаешь на позицию — спрашиваешь, почему радар не включен? «Косура», говорят они, — сломался. Боялись арабы и открывать огонь по самолетам противника. Поскольку в таких случаях израильтяне тут же наказывали зенитчиков, их самолеты становились в «карусель» и начинали батарею ровнять с землей бомбами. Другие батареи в это время молча наблюдали за гибелью товарищей – боялись разделить их судьбу.
Я начал сверху, обратился к нашему главному военному советнику, тот вышел на Насера, который дал командующему полевой армией приказ теснее контактировать с ПВО. Собрал командующих зенитными дивизионами и объявил – кто не станет открывать огонь по самолетам противника – будет расстрелян.
Пошел налет – начали понемногу оживать зенитные батареи. Что-то не то – насторожились израильтяне и усилили натиск. Тогда открыли огонь все зенитки, и волей неволей, самолетам пришлось набирать высоту, чтобы уходить от их гибельного огня. А там их уже встречали наши ЗРК. В один прекрасный день, когда израильтяне решили организовать массированный налет на зенитки, ракетчики сбили сразу 4 самолета. Это была большая потеря для Израиля – утрата новейших, дорогостоящих самолетов. Сбили их наши дивизионы, стоявшие на прикрытии города Каира. Арабские дивизионы стояли тогда поближе к Суэцу, и стали претендовать на два из четырех сбитых самолета. Наши доложили об этом Брежневу. Тот махнул рукой. Чего жадничать? Напишите, что пару самолетов сбили арабы. Так и фигурировало в актах. Но наши два командира дивизионов получили по Золотой Звезде Героя СССР, а я, как участник этого плана ПВО был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Вручили уже в СССР.
Я отвечал за всю ПВО Эфиопии…
— Когда мы вышли из Египта, меня направили в СибВо командиром полка в Ишим. Потом попал в Бийск, начальником ПВО 13-ой дивизии. После этого меня опять срочно вызвали в Москву и не хотели оттуда выпускать — как-никак, я был подготовленный офицер по всем вопросам проверки. Потому вскоре меня назначили командиром ПВО Эфиопии…
Шла Огаденская война, — сомалийцы решили провести «блицкриг» против Эфиопии, которую поддерживал Советский Союз. Прибыли мы туда в 1977 году. Войска сомалийцев стояли недалеко, в 300 км от столицы Эфиопии, Аддис-Абебы. Перед ПВО стояла задача – не дать разбомбить порты страны, и в основном – порт, где наши построили нефтеперерабатывающий завод. Разбомбят этот завод, сказал мне в качестве напутствия генерал-полковник Ушаков, — мы тебя расстреляем, не разбомбят – наградим. Я отвечал за всю ПВО Эфиопии, планировал систему ПВО всех портов.
Мы обеспечили войска эфиопов вооружением, подготовили их подразделения. Они, до этого потерпев ряд поражений, приободрились. Прибыл штаб сухопутных войск, спланировали наступление и последующий разгром противника. Сомалийцев разбили, а остатки их войск оттеснили за границу Эфиопии. Эфиопские войска стремились ворваться на плечах сомалийцев в их страну. Но нам советское руководство поставило задачу – не допустить, чтобы они перешли границу. За 25 километров до границы мы остановили их войска. Почему стоим? – спрашивали нас эфиопские офицеры. Граница, — говорили мы. Нет, еще 25 километров до нее! – эфиопы умели картами хорошо пользоваться.
Мы уговорили их сделать передышку. Доложили нашему главному военному советнику Чаплыгину об этом, тот обратился к руководителю Эфиопии, Менгисту Хайле Мариам. Тот убедил своих, что дальше идти не надо. После этого мы затеяли большие учения, чтобы занять эфиопских военных делом. Тянули резину с подготовкой до последнего. Так нам удалось остановить эту войну.
По возвращению на родину, меня назначили начальником ПВО 22-й танковой дивизии 6 танковой армии в Днепропетровске. Дали там квартиру, я вызвал жену. Но она отказалась там жить. Я уволился и приехал в Бийск. С тех пор нахожусь здесь…
Алексей Тырышкин, 2009 год, фотографии предоставил герой материала.