И так, все подготовительные мероприятия к лечению были максимально мною сделаны, наготовила домашним своим еды на неделю, собрала сумку, и мы с мужем поехали в больницу.
Надо сказать, что супруг не проникся ко мне какой-то особой жалостью за все, то время, что я бегала по врачам, обследованиям и банкам. Я также мыла полы в квартире каждое утро, готовила покушать, ходила на работу, играла с малышом, кормила его грудью… Наоборот, в его отношении ко мне стали проявляться нотки какой-то жестокости: у меня было ощущение, что он как-будто специально искал причины для ссор и обид на меня. И вот в то утро он вышел из квартиры громко хлопнув дверью, а я потащила здоровенную сумку сама в машину… А потом эту же сумку в больницу… А потом наверх… Обидно? Да… было очень досадно…
Оформилась по ДМС в отделе маркетинга ТОКБ и поднялась в торакальную хирургию. Небольшое отделение, тишина… Чисто, и даже как-то уютно мне показалось там. Меня встретила помощница моего врача, проходившая интернатуру, рассказала, какие анализы сдать, куда сходить на ЭКГ и проверку легких. Веселая такая женщина. Вкратце она попыталась рассказать, что меня ждет завтра на операции, но все оказалось совсем не так. И слава Богу.
Народ, который ложился в больничку по ДМС, питался не в общей столовой, а двумя этажами ниже. Тоже туда решила сходить. С учетом того, что я мама троих детей, которые постоянно приводят своих друзей в гости, тетя двух родных племянников, теща, еще у меня есть девочка, которую тоже считаю дочей своей, то вы, думаю, можете представить объем готовки мною еды дома в будни и праздники.
Да, мой минус, я очень разборчива в еде…
В столовой протягивает мне добродушная буфетчица борщ, и видя резко изменившееся выражение лица пациентки (бешеное удивление и полное разочарование), спешит сказать:
- Мне больше нечем тебя кормить. Попробуй хотя бы.
Я огляделась. Мужчины с удовольствием черпали похлебку, ели котлетки и что-то там еще, что я не стала даже брать. Кофе тоже не рискнула пить, потому что 3 в 1 – просто не мой вариант этого напитка.
- Лена, ты слишком разбалована, - скажет вечером Андрей, с удовольствием угощаясь моим кулинарным произведением, которое я принесла из дома с собою.
- Нет, я просто детям даже ни разу покупные пюре и каши не давала, а ты хочешь, чтобы я питалась больничной едой.
На посту стоит микроволновка, подходи и разогревай. В палате был холодильник и чайник. В принципе, холодильники также стоят в каждом отделении ТОКБ. По два. На одном прилеплена буковка «М», на другом – «Ж». В упор не замечала их, пока мне об этом спустя месяца так два не сказали.
В ТОКБ в каждой палате есть свой туалет и раковина. Во многих есть микроволновки, чайники и даже телевизоры. Окна пластиковые, на окнах жалюзи. Батареи новые, с регуляторами тепла. На посту стоят шкафы с общими книгами, бери и читай. На стенах висят иконы. В детских отделениях силами благотворительных фондов и волонтеров организованы игровые комнаты, приходят аниматоры. Жить хочется, когда видишь, что, в принципе, о тебе заботятся!
Операция прошла удачно. Около 8 утра за мною пришли с каталкой, погрузили, накрыли простынкой и повезли коридорами-лифтами опять коридорами. За окном было около 40 градусов со знаком минус. Я околела, лежа на повозке голая в одних чулках и под тонкой ситцевой тряпочкой! Девчонки, которые меня везли, всячески двигали простынку, пытаясь типа согреть то верх, то низ моего тела, но у них это слабо получалось.
В операционной время тянулось неимоверно долго, врач задерживался, медсестры ставили капельницу, болтая оживленно между собою. Потом пришел хирург – заведующий торакальным отделением ТОКБ Топольницкий Евгений Богданович. Врач с большой буквы. Человек с большой буквы. Меня побрызгали антисептическим раствором, анестезия полилась в кровь, и я уснула.
Придя в себя, увидела врача, который сказал, что все прошло хорошо, что он уверен теперь на 100 процентов, что это классическая лимфома Ходжкина, и что сегодня мне нужно отдыхать.
И опять пронизывающий холод коридоров-лифтов-коридоров, меня повезли в обратную дорогу.
И вот я снова в своей палате. Прибежала дежурная постовая медсестра, наказала мне лежать, закрыла окно (это самое невыносимое для меня – отсутствие свежего воздуха), потому что меня может просквозить, поставила обезболивающий укол и очень так важно сказала:
- Я вас сегодня буду целый день наблюдать, поэтому дверь будет открытой! – вышла и захлопнула дверь.
- Капец, - подумала я и уснула.
Проснулась от того, что громыхала тележка с обедом. Боль к этому времени уже тоже заявила о себе, пронизывая шею, и у меня никак не получалось найти удобное место на подушке для головы. В палате отсутствуют какие-либо кнопочки, чтобы позвать медперсонал, дверь закрыта, кричать нет сил.
Причем за дверью бегала эта медсестра, копошилась около какого-то пациента, который также был после операции, распоряжалась санитарочкам, чтобы ему привезли еду и дали попить.
Вообще, грохот металлических колесиков тележки с едой… он и раздражает, и удручает одновременно. Неужели нельзя придумать что-то более тихое для условий стационара?
А я лежу, и за мною, по всей видимости, откуда-то из окопов наблюдают.
К вечеру появились силы сползти с кровати и одеться, а также выйти из палаты и дойти до поста медсестры. Благо он рядом!
Медсестра мне ничуть не удивилась, поставила еще один обезболивающий укол, и спросила так ненавязчиво, что я буду сейчас делать. На что я поспешила ответить: спать. Ее вопрос, да еще и непередаваемым таким тоном с четким разделением каждого слова добил меня окончательно:
- То есть вас больше сегодня не беспокоить?
Я только и смогла, что в ответ помотать головой. Потому что, мягко говоря, слегка так афанарела.
В этот день меня никто не навещал, и спокойно поужинав, улеглась еле как спать. Шов ныл, кожу шеи постоянно тянуло, но меня убаюкивала мысль, что первый шаг на пути к выздоровлению уже мною сделан.
А завтра был мой день рождения, сорок первый.