Когда еще, как не в первых числах января, можно найти на помоечке пакет с оливье и почти полную бутылку мартини? И пусть оливье знатно подгулял. Пусть мартини сухое и зеленое, Юлия Игорьевна, - или просто Юлец, - была весьма довольна находкой.
Свое простое бомжацкое счастье она решила пережить прямо тут, на месте. Тем более, что помойка находилась с подветренной стороны и хоть как-то защищала от метели.
Перелетной птичкою, Юлец принялась вить гнездышко. Она откатила мусорный бак в сторону, набросала между ним и боковым листом профнастила тряпья, а потом бухнулась сверху.
Как барыня, - подумала Юлия Игоревна и открыла бутылку. В этот момент она заметила мужчину, который подошел почти вплотную. Лица не разобрать, фонарь светит в спину.
- Тепло ли тебе, девица? - спросил мужчина.
- Пошел ты, - ответила Юлец.
- А ты у нас, значит, грубиянка? - мужик неприятно хмыкнул. - Это хорошо. Это к месту. Хочешь согреться, грубиянка?
- Иди, говорю, куда шел.
Но мужчина не пошел.
- Я сейчас абсолютно серьезно, - сказал он. - Ты хочешь согреться, поесть и выпить?
- Хочу, - призналась Юлец.
Тогда мужик швырнул в нее шубу.
- Одевай, - сказал он. - У тебя уши проколоты?
- Чего!?
- Уши, говорю, проколоты?
- Слышь, мужик, а ты, случаем, не насильник?
- Нет.
- Как хочешь, - расстроилась Юлия Игоревна, поднялась на ноги и начала переодеваться. - И все-таки, чего тебе нужно?
- Выполни для меня одну услугу. Взамен ты вкусно поешь, вкусно попьешь, я оставлю тебе эту шубу и дам сверху немного денег. Идет?
- П-ф-ф. Кого надо убить? - пошутила Юлец.
Мужчина не посмеялся.
- У тебя уши проколоты? - в который раз спросил он.
***
Нет в мире существа более скупого на проявление чувств, чем российский парнишка, который родился и вырос в начале девяностых. Именно таким и был Сережа.
В его детстве не существовало слов “буллинг” и “абьюз”. Буллинг тогда назывался школьным процессом, а абьюз так вообще почитали за официальную спортивную дисциплину - “бокс по лицу жены”.
Среди сверстников Сережи открыто говорить о любви и дружбе было стыдно. Любить и дружить - нет, не стыдно, а вот говорить - да. Себе дороже. Только попробуй что-нибудь такое ляпнуть в пацанской стае, тебя сразу же сожрут. Стыдно было кого-то хвалить. Стыдно беспокоиться. Стыдно привязываться. С этими ребятами произошла интроверсия доброты; все настоящие чувства они научились подменять злым юмором.
Сережа вспомнил фотографию, которую друзья прислали ему в армию. На ней вся их старая компания машет и улыбается в камеру, а самый его лучший и преданный друг, - Витька, - стоит в сторонке с кислой миной на лице и плакатом.
“Чтоб ты сдох, собака!” - кричит плакат.
На их языке это означало: “держись там”.
Это было давно. Ну а сейчас, двенадцать лет спустя, Сережа ехал на Витькину свадьбу; свадьбу, на которую его не пригласили; свадьбу, на которой его не хотят видеть; свадьбу лучшего друга и его, - Серегиной, - бывшей жены.
- Витя-Витя, - вздохнул Сережа и включил поворотник.
Сказочное настало время для водителя. Метель, - вся такая оранжевая и искристая от фонарей, - лютует где-то совсем рядом, а в машине тепло и уютно. Дороги пустые, задницу приятно носит на поворотах, а по прямой можно вообще бросить руль, - снежная колея, что рельсы, не отпустит в сторону.
Мимо проплывают празднично украшенные кафе и заправки. Из сугробов торчат обугленные коробки фейерверков. На заднем сиденье тихонько посапывает бомжиха, - ее, должно быть, утомили огоньки.
- Витя-Витя-Витя-тя, - пропел Сережа и вернулся к воспоминаниям.
Примерно в такую же погоду они с Витей пережили самое опасное в своей жизни приключение.
Два городских мальчика уехали за триста километров от Москвы, поднажрали деревенского самогона, взяли дедов охотничий обрез и пошли в лес куражиться. Заплутали, конечно же. И ни за что бы не выбрались, когда б не тот самый обрез, - вспоминал Сережа.
Непослушными окоченелыми пальцами, ребята кое-как заряжали патроны и стреляли в воздух до тех пор, пока на их ночную пальбу не сбежались егеря.
Витенька еще долго выпрашивал себе этот обрез. Память, дескать. Реликвия, артефакт, да и вообще, на счастье. Инфантильный сопляк, - подумал Сережа. - Слюнтяй чертов. Бабкин внук.
Сережа бросил взгляд на пассажирское сиденье. На нем лежал парик, футляр с накладными усами и, - да, да, да, - дедов охотничий обрез...
Продолжение и полный текст - https://author.today/work/98630