Не «торкает» меня больше Новый год. Раньше остатки ностальгии сохранялись, на них ехал. Заведу себя сам: улыбку давлю, сижу-креплюсь, стимулирую организм алкоголем и старыми хитами, и вроде ничего, вполне даже по-новогоднему выходит. А сейчас уже всё, не «торкает». Но я все равно жду новый год, чтобы потом до мая доживать. Сразу лямку тянуть от осени до мая тяжело, долго кажется, а с передышкой Тридцатьпервого вроде ничего. Да и карантин этот надоел, я себе уже все гадости позволяю, язвлю, хамлю, не закусываю, а если что - карантином оправдываюсь. У меня вообще ощущение на уровне кишок, что пандемия теперь навсегда, или по крайней мере лет на двадцать. Впрочем, вернусь к Новому Году.Говорят у мужчины есть три возраста: первый — когда он верит в Деда Мороза, второй — когда он в него не верит, а третий когда он сам становится Дедом Морозом. Вот наверное и мне пора самому стать Дедом Морозом, но сейчас я бы стал злым Дедом. Таким льстивым исполнителем желаний. И вот чтобы я затеял. Сейчас в людях, как никогда, сильно желание вернуть прошлое, причём у людей всех возрастов. Ностальгия появилась даже у тех, кто едва перевалил за отметку в двадцать лет. И порой это вожделение вернуть всё вспять принимает отвратительные формы, вроде слащавого умиления над самим собой из прошлого. Упоение своей беззаботностью и беспечностью, но при этом полное нежелание упростить свой быт и умерить потребности. Восторг от своей детской невинности и наивности, но при этом полный прагматизм и пошлость в настоящем. Надо сказать, что нытье таких «ностальгаторов» так повсеместно, что я сам этим заразился.И вот будучи злым Дедом Морозом, я подарил бы таким людям «ностальгаунти» — ностальгический наркотик. Берет человек фотографию, пластинку, свитер и начинает смотреть, слушать, щупать. И под действием этого наркотика возвращается в моменты своего прошлого, во всех деталях и ощущениях, переживая их вновь и вновь, смакуя приятные моменты из детства, юношества, первой любви и прочего. Красота! А подвох всего этого вот в чём - каждая доза «ностальгаунти» осушает воспоминания так, что в конце от них ничего не остается. Целые эпизоды выжимаются как мякоть до основания, оставляя наркоману после себя лишь картинку или краткую мысль, но позже и это исчезает. Подходя к последней черте за которой «ностальгаторы» совсем забывают свое прошлое, за миг до этого они выцеживают уже совсем никчемные воспоминания вроде подтирания зада в детском саду, или о том как они стояли в очереди в «пятёрке», но ещё без маски. Все идёт в расход, даже самые постыдные отрывки памяти, от которых когда-то хотелось избавиться. Но и это ещё не конец. Окончательное забвение личности наступает, когда они начинают употреблять «ностальгаунти», чтобы получить ностальгические чувства, не от своих воспоминаний из детства и юности, ибо они высохли, а от того момента когда они в первый раз попробовали «ностальгаунти». Они ковыряются в этих ошметках в попытках найти остатки той самой настоящей ностальгии внутри ностальгии о первом употреблении «ностальгаунти». Словно последний нищийкопающийся в поисках не переваренного до конца чего-то, что можно было бы доесть. Теряя себя окончательно они бы уже безвозвратно сходили с ума. И такая участь ждала бы каждого, кто обесценивает настоящее «скулением» о своём прекрасном розовом прошлом.