Что нам Гекуба? – По заветам Отцов-основателей. – Amerika über alles. – Новый старый изоляционизм. – Президент Нетрамп. – Республиканские голуби и демократические ястребы. – Неоконсервативная революция. – «Who’s Who американского империализма».
Официальные итоги американских президентских выборов еще не объявлены, но ситуация с победой Джо Байдена и Камалы Харрис уже очевидна. Самое время обсудить, чем именно хороша эта победа и почему уход Трампа является благом, а заодно попытаться развеять некоторые распространенные заблуждения и предрассудки, присущие значительной части русскоязычной публики.
Оговорюсь сразу, речь не идет о принципиальных русских (а вернее, советских) сторонниках Трампа, с которым их объединяют худшие черты homo soveticus: расизм, ксенофобия, местечковый национализм, агрессивная нетерпимость, социал-дарвинизм, неприятие космополитизма. Нет, моя попытка обращена только к тем довольно многочисленным людям либеральных и демократических убеждений, от которых в эти дни можно услышать нечто подобное тому, что написал у себя в Фейсбуке публицист Александр Подрабинек: «По мне, так оба плохи – каждый по-своему. Но мне кажется, от Трампа вреда будет меньше, чем от Байдена».
Что нам Гекуба?
Заблуждение первое: нечего нам здесь вообще обсуждать американские выборы. За последние трое суток, наверное, только ленивый не перепостил у себя карикатуру, изображающую мужика в ватнике и бабу в платке, судачащих на фоне покосившегося деревенского забора: «В Небраске и Пенсильвании голоса еще не посчитали». И в самом деле, что нам американская Гекуба, что мы ей? Думаю, впрочем, что даже самые неискушенные в политике люди понимают: речь не идет ни о выборах в Бразилии, ни даже о выборах во Франции или Германии. Речь идет о выборах в единственной сверхдержаве мира, о формировании власти в той стране, внешняя политика которой определяет судьбы всего мира. А следовательно, и наши судьбы здесь в России.
Именно по этой причине лично мне, например, нет дела до всех перипетий, связанных с судьбой, скажем, американской системы здравоохранения. Мне, по большому счету, совсем не интересно, какое влияние та или иная американская администрация оказала или окажет на рост индекса Доу – Джонса. И то, сколько рабочих мест для американцев тот или иной президент создал или, наоборот, ликвидировал – меня тоже, в общем-то, не слишком волнует. Как и размер налогов, которые американцам приходится платить. Это – сугубо их, американское, дело. И даже такие важнейшие вопросы, как вопрос о запрете абортов или о смертной казни – то есть, вообще-то говоря, вопросы не внутренней политики, а прав человека, где не действует и не должен действовать принцип «невмешательства во внутренние дела» – я тоже для простоты картины готов отдать исключительно на усмотрение американских избирателей.
Однако единственное, что меня по-настоящему волнует в данном контексте – это американская внешняя политика, то, какой она будет в следующие четыре года или восемь лет.
Da liegt der Hund begraben, как говорят немцы: здесь зарыта собака. Трамп плох не тем, что он лжец, коррупционер, наглый демагог и просто не очень умный человек, как про него говорят. Не тем, что является безвкусной карикатурой на образ богача в глазах бедных и на образ мудреца в глазах тупиц. Все это – может быть, правда, а может быть, и нет. Но это отнюдь не главное.
«Да, он такой, он сякой, он не самый лучший, – говорят его умеренные сторонники. – Но зато он не начал ни одной новой войны». Вот именно! Это и есть главная проблема. Дональд Трамп – самый колоритный и яркий представитель той части американского политического класса, которую принято обозначать термином «изоляционисты».
По заветам Отцов-основателей
Одно из наиболее точных определений изоляционизма в политологической науке на русском языке предлагает понимать под этим термином «внешнеполитическую макростратегию военного и политического невмешательства в международные дела и во внутренние дела суверенных государств, сопряженную с экономическим протекционизмом и культурной изоляцией, а также с невозможностью состоять в постоянных военных альянсах, с сохранением, однако, возможности участия во временных военных союзах, отвечающих текущим интересам государства и в постоянно действующих международных организациях невоенного характера» (Романов В. В., Артюхов А. А. Понятие «изоляционизма» во внешнеполитической мысли США: концептуальные характеристики // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Киров, 2013. № 3(1). С. 67-71).
Американский изоляционизм имеет историю даже более давнюю, чем само американское государство, уходя своими корнями в колониальный период. В конце концов, эти колонии и были созданы людьми, пожелавшими в Новом Свете изолироваться от ненавистной Европы, из которой они бежали за океан. Целое столетие после создания США их политика целиком и полностью основывалась на принципах изоляционизма, сформулированных Джорджем Вашингтоном в его «Прощальном послании к нации»:
Основополагающим правилом поведения для нас во взаимоотношениях с иностранными государствами является развитие наших торговых отношений с ними при минимально возможных политических связях. (…) Европа определила для себя ряд первостепенных интересов, которые либо не касаются нас, либо имеют к нам весьма отдаленное отношение. Поэтому ей приходится ввязываться в частые конфликты, причины которых, по сути, далеки от наших забот. Следовательно, неразумно для нас связывать себя искусственными узами с заурядными превратностями ее политики или со столь же заурядными коллизиями ее дружественных либо враждебных отношений.
Эта вдохновленная отцами-основателями политическая идиллия в 1823 году была закреплена в доктрине Монро, устанавливавшей невмешательство США в дела европейских государств и одновременно провозглашавшей все западное полушарие зоной, свободной от европейского вмешательства. Она продолжалась на протяжении практически всего XIX века, даже невзирая на рост промышленных мегаполисов и сокращение сельской глубинки (главного источника изоляционистского сантимента), на появление пароходов и подводных кабелей связи, на появление и выход на международную арену германской и японской империй, с которыми Соединенным Штатам суждено было впоследствии столкнуться в мировых войнах.
Первым вызывающим отходом США от политики изоляционизма стало участие в Мировой войне, в которую страна вступила в 1917 году под руководством президента-демократа Вудро Вильсона. Более того, Америка вместе с Британией и Францией пришла на помощь нашей стране, отправив в 1918 году в Россию экспедиционный корпус для борьбы с большевиками.
Тем не менее, сразу же по окончании войны Америка вернулась к своим изоляционистским корням. Вопреки рекомендации президента Вильсона, Сенат США даже не ратифицировал Версальский мирный договор, поскольку это потребовало бы от страны участия в Лиге Наций. А сменившая Вудро Вильсона в январе 1921 года на целых 13 лет череда из трех подряд президентов-республиканцев проводила изоляционистскую политику под лозунгом America First, Америка Прежде Всего (лозунг этот, первоначально появившийся в 1914 году среди сторонников американского нейтралитета, был затем принят на вооружение сенатором Уорреном Гардингом для своей выигранной президентской кампании 1920 года).
Жертвой этой политики изоляционизма стала и историческая открытость Америки для новых иммигрантов: если с 1900 до 1920 страна приняла 14,5 млн. иммигрантов, то после принятия в 1917 году очередного закона об иммиграции и до 1929 года разрешение на въезд получили лишь менее чем 150 тыс. человек. Ряд последовательно принятых законов (самые первые – еще в 80-е годы XIX века) запрещали въезд в страну китайцев, преступников, алкоголиков, проституток, идиотов, слабоумных, многоженцев, инфекционных больных, нищих, бедных, лиц, которые не доказали, что смогут прокормить себя, анархистов, эпилептиков, членов организаций, борющихся с законными правительствами, а также полностью запрещена иммиграция из «ограниченной азиатской зоны» (практически вся Азия, за исключением Ближнего Востока). В 1922—1923 годах расистский Верховный суд США запретил натурализацию сначала японцам (как не являющимся белыми), а затем индийцам, уточнив, что белым является человек «белый в общепринятом, а не научном смысле».
Amerika über alles
После начала Второй мировой войны в Америке развернулось мощное изоляционистское и пацифистское движение, направленное против вступления в нее Соединенных Штатов. В сентябре 1940 года был учрежден America First Committee (AFC), у которого уже в скором времени было 450 отделений по всей стране, более чем 800 тысяч членов, платящих взносы, и миллионы сторонников – это была едва ли не самая большая антивоенная организация за всю историю Соединенных Штатов. Задуманный как непартийная лоббистская структура, он включал в себя не только республиканцев и демократов, но многих коммунистов, однако заметнее всего в нем были антисемитские и профашистские спикеры, ставшие во главе комитета. Главной мишенью AFC стали президент-демократ Франклин Рузвельт, который, по мнению пацифистов, лгал американскому народу с целью втянуть его в войну, а также еврейские круги, владеющие средствами массовой информации.
Один из самых известных спикеров AFC, прославленный летчик и восторженный поклонник Германии Чарльз Линдберг, выступая 11 сентября 1941 года на массовом антивоенном митинге в Де-Мойне (Айова), заявил:
Нетрудно понять, почему евреи желают поражения нацистской Германии. Преследований, которым они подверглись в Германии, было бы достаточно, чтобы нажить заклятых врагов в любой расе. Ни один человек, обладающий чувством человеческого достоинства, не может мириться с преследованием еврейской расы в Германии. Но ни один честный и дальновидный человек не может смотреть здесь и сейчас на их провоенную политику, не замечая опасности, связанной с такой политикой – как для нас, так и для них. Вместо того, чтобы агитировать за войну, еврейские группы в этой стране должны всячески противостоять ей, потому что они будут среди первых, кто ощутит на себе ее последствия. Терпимость – это добродетель, питаемая миром и стабильностью. История показывает, что она не способна выжить в войну и разруху. Некоторые дальновидные евреи понимают это и выступают против интервенции. Но большинство все еще этого не делает. Их величайшая опасность для этой страны заключается в огромной собственности, которой они владеют, и в их влиянии на наши фильмы, нашу прессу, наше радио и наше правительство.
Американский предвоенный изоляционизм не ограничивался пацифизмом в отношении нацистской Германии. Будучи направлен против иммигрантов, он носил в то же время и откровенно антисемитский характер. Соединенные Штаты в то время не сделали практически ничего для спасения европейских евреев от начавшегося в 1941 году Холокоста. За все предвоенное время США приняли лишь около 21 тыс. еврейских беженцев из Германии – меньше, чем нейтральная Швейцария или франкистская Испания. Широко известна история прибывшего в мае 1939 года из Германии корабля «Сент-Луис» с 936 беженцами, в основном немецкими евреями. 4 июня 1939 года им было отказано в разрешении сойти на берег. Первоначально президент Рузвельт был готов принять часть прибывших, однако закон об иммиграции 1924 года, ограничивающий квоту для беженцев по этническому признаку, делал подобные действия незаконными. Общественное мнение также было категорически против высадки новых иммигрантов. Корабль вернулся в Европу…
Все это торжество пацифизма и мирного сосуществования закончилось 7 декабря 1941 года неожиданным японским нападением на Перл-Харбор. Через два дня America First Committee был распущен. Вторая мировая война, создание Объединенных Наций, план Маршалла, и последовавшая за этим Холодная война знаменовали конец золотого века американского изоляционизма. Ему на смену пришел американский глобализм: осознание и утверждение Америки как лидера Западного мира, всемирного полицейского, защитника свободы и демократии на всем земном шаре. Так продолжалось до тех пор, пока в 2016 году на пост президента единственной оставшейся к тому времени на планете сверхдержавы не был избран человек, вновь сделавший лозунг America First, символ политики изоляционизма, стержнем своей избирательной кампании:
Нет ни глобального гимна, ни мировой валюты, ни сертификата мирового гражданства. Мы клянемся в верности одному флагу, и этот флаг – американский флаг. С этого момента Америка будет на первом месте. Америка прежде всего. Мы собираемся поставить самих себя на первое место.
Новый старый изоляционизм
Последовавшие за этим четыре года президентства Трампа показали, что этот человек не шутит и правильно употребляет столь полюбившийся ему лозунг America First, ничуть не смущаясь опасных исторических коннотаций. Да, это оказались все те же самые старые добрые друзья: откровенный изоляционизм во внешней политике, разрушительный протекционизм образца 1930 года и торговые войны в экономике, безжалостная ксенофобия в духе 1939 года по отношению к иммигрантам, убийственный антинаучный негационизм в вопросах изменения климата и пандемии COVID-19, полное игнорирование таких ценностей, как права человека, а также умиротворение диктаторов и даже заигрывание с ними.
Его внешняя политика была отмечена неоднократными похвалами и поддержкой националистических и авторитарных лидеров, а также критикой демократических правительств. Трамп неоднократно приводил в качестве примера хороших лидеров таких деятелей, как Биньямин Нетаньяху, Родриго Дутерте, Тайип Эрдоган, Владимир Путин, Жаир Болсонару, Виктор Орбан и Анджей Дуда. Еще будучи кандидатом в 2016 году, он не раз задавался вопросом о необходимости НАТО. Став президентом, он периодически подвергал острой критике как американских союзников по НАТО, так и саму Организацию Северо-Атлантического Договора, а в приватных беседах не раз говорил, что Соединенные Штаты должны покинуть НАТО.
В декабре 2018 года Трамп распорядился о выводе всех американских войск из Сирии – шаг, который привел к «оставлению союзников США, подрыву борьбы против ИГИЛ и способствованию гуманитарной катастрофе», как отмечалось в редкой по своему единодушию двухпартийной резолюции Конгресса, принятой в октябре 2019 года 354 голосами против 60. В Афганистане в феврале этого года Трамп подписал мирное соглашение с Талибаном, предусматривающее через 14 месяцев полный вывод всех иностранных войск, иными словами – передачу страны под полный и безраздельный контроль талибов. И, наконец, танго на двоих, исполняемое Трампом и Путиным на глазах у всего мира, когда уже после отравления Алексея Навального у американского президента не нашлось в этой связи ни единого слова в адрес в адрес своего танцевального партнера, зато нашлись цветистые выражения, чтобы в очередной раз заявить о своем стремлении сохранить хорошие отношения с Путиным – как раз на следующий день после того, как Ангела Меркель заявила об обнаружении специалистами Бундесвера следов «Новичка» в организме отравленного российского оппозиционера.
За четыре года президентства Трампа все в мире уже забыли, что такое американская поддержка демократии в других странах и как выглядит американская роль в международной защите прав человека. Олицетворяемый и воплощаемый Трампом американский изоляционизм, уводящий Америку с международной арены внутрь себя самой, подрывающий роль международных организаций и международного права, оставляет угнетенных и преследуемых всего мира один на один с тоталитарными, диктаторскими и авторитарными режимами. Он не только складывает с Америки полномочия мирового полицейского, но отказывается от защиты прав человека даже на словах. А вместо глобального миропорядка, основывающегося на приоритете международного права и общих либеральных ценностях, воссоздает хаос соперничающих, а порой и враждующих между собой суверенных национальных государств, руководствующихся исключительно эгоистическими (и антагонистическими) национальными интересами – в духе даже не прошлого, а позапрошлого века.
Президент Нетрамп
Да, но окажется ли Джо Байден лучше, чем Дональд Трамп? В самом ли деле он настолько хорош, чтобы предпочесть именно его на президентском посту? И не является ли кандидат от демократов типичным примером лицемерного политического дельца, который лишь на словах печется о правах человека?
Это последнее обвинение было выдвинуто в адрес Байдена уже упоминавшимся выше Александром Подрабинеком, опубликовавшим 6 октября колонку на белорусском эмигрантском сайте Vot-Tak.tv, в которой привел текст докладной записки заведующего Международным отделом ЦК КПСС В. В. Загладина о встрече с сенаторами Дж. Байденом (демократ) и Р. Лугаром (республиканец), имевшей место еще в апреле 1979 года и в начале 90-х вытащенной Владимиром Буковским из советских архивов. Из текста этой записки следует, в частности, что «в перерывах между заседаниями сенаторы передали несколько писем по поводу тех или иных “отказников” (евреев, добивавшихся разрешения на выезд из СССР в Израиль – НХ)», но что «в конечном счете для них важно не столько получить решение вопроса о том или ином гражданине, сколько доказать американской общественности, что они заботятся о “правах человека” (…) Иными словами, собеседники прямо признались, что речь идет о своего рода показухе, что судьба большинства так называемых диссидентов никак их не волнует».
Оставим в стороне вопрос о том, почему мы должны полностью принимать на веру интерпретацию советского чиновника, пытавшегося 40 лет назад угодливо доказать своему начальству, что судьба «так называемых диссидентов» не волнует никого в мире, даже американских сенаторов. Предположим, что это стопроцентная правда. Допустим на минутку даже, что Байден с Лугаром сами назвали себя «лицемерами, рядящимися в тогу защитников прав человека», по расхожему выражению советской пропаганды тех лет.
Главное – в другом. Ведущаяся в таких терминах дискуссия демонстрирует глубокое непонимание ее участниками самой сути того, как функционирует американская двухпартийная политическая система. Лучше всего ее суть сформулировал философ Карл Поппер в своей статье 1987 года «Пропорциональная система несовместима с демократией»:
De facto существуют лишь две формы государственного устройства: та, при которой возможна бескровная смена правительства посредством проведения выборов, и та, где это невозможно. Обычно первая форма зовется демократией, а вторая — диктатурой или тиранией. (…) Критерием является возможность бескровного свержения правительства. Существуют различные методы свержения правительства. Лучшим являются выборы. (…) Любое правительство, знающее, что оно может быть смещено, стремится понравиться избирателям. Однако эта тенденция отсутствует там, где смена правительства затруднена. (…) Исходя из этой логики, я сказал бы, что двухпартийная система является лучшей формой демократии. Поскольку она приводит партии к самокритичной оценке. Когда одна из двух больших партий терпит поражение, обычно она сама проводит у себя радикальные внутренние реформы. Это является следствием конкуренции и недвусмысленной позиции электората, на которую нельзя закрыть глаза. Благодаря этой системе партии вынуждены извлекать уроки из своих ошибок. Иначе, им конец. (…) Нет необходимости существования более двух партий, ответственных и конкурирующих друг с другом, чтобы дать избирателям возможность выносить вердикт правительству с помощью своих голосов.
Выборы президента в Америке – это всегда голосование не за лучшего, тем более – не за «идеального», кандидата. Это голосование за свержение кандидата неугодного, худшего. Трамп победил в 2016 году не потому, что большинство избирателей сочли его самым лучшим кандидатом, а потому что решающее число избирателей в тот момент сочли для себя Хиллари Клинтон неприемлемым кандидатом, а правительство Демократической партии – заслуживающим свержения.
Сегодня, четыре года спустя, по истечению легислатуры Трампа, совершенно неважно, каким кандидатом окажется Байден. Более того, в принципе неважно даже вообще, как будут звать кандидата, которому удастся свергнуть на выборах Трампа. Важно, что это будет не Трамп. Что это будет президент не от Республиканской партии, а от Демократической. Ставленник не изоляционистских сил, а глобализма. Сторонник не выхода США из НАТО, а укрепления Евроатлантического союза. Не взбунтовавшийся лидер архаическо-консервативной революции, а кандидат от сегодняшнего либерального мэйнстрима – какие бы двусмысленности он ни говорил без малого полвека назад во время визита в Советский Союз.
Далекий от политики российский обыватель, понятия не имеющий, как функционирует американская двухпартийная система, может брезгливо кривить нос на фотографию Байдена, называть его «Константином Устиновичем Черненко» и глубокомысленно изрекать свой вердикт: оба хуже! Но когда бывший советский политзаключенный, диссидент и опытный политический обозреватель со стажем в несколько десятков лет пишет «не знаю, кто из американских политиков приглянулся бы мне на выборах 3 ноября, будь я американским гражданином, но это точно не Джозеф Байден» – то это напоминает брежневских времен анекдот о состязании двух бегунов, советского и американского, по результатам которого, если верить сообщению ТАСС, наш спортсмен прибежал к финишу вторым, а американец – предпоследним. «Точно не Байден» означает на американских двухпартийных выборах только одно: «точно Трамп».
Республиканские голуби и демократические ястребы
Еще одно распространенное заблуждение: республиканцы – непримиримые правые поборники свободы, ястребы, а демократы – левые пацифисты, голуби, склонные к мирному сосуществованию с диктаторами. Спору нет, хлесткая антикоммунистическая риторика правых, в большей степени характерная как раз для республиканцев, способна произвести впечатление на неискушенных обывателей, особенно представителей старшего советского поколения, от коммунистов умученного (но также и впитавшего в себя, пусть даже неосознанно, основные «ценности» советского образа мышления, столь совпадающего с образом мышления голосующих за Трампа обитателей оклахомских трейлер-парков). С другой стороны, и американский изоляционизм с его сиамским близнецом – пацифизмом отнюдь не является прерогативой республиканцев, будучи болезнью двухпартийной и даже вовсе непартийной. Но все-таки давайте просто-напросто взглянем на историю последних ста лет.
Первым американским президентом, открыто порвавшим с изоляционистской тенденцией, стал демократ Вудро Вильсон, под руководством которого страна вступила в Первую мировую войну и впервые заявила о себе на международной арене как великая мировая держава.
Следует отметить также, что вильсоновский интервенционизм, руководствовавшийся официальной доктриной «моральной дипломатии», привел не только к участию в мировой войне, но и к оккупации Гаити в 1915 году. Это маленькое карибское государство, где еще в 1804 году местные рабы в результате восстания провозгласили независимое от французской метрополии государство и тут же вырезали все белое население острова, включая женщин и детей, на протяжении последовавшего столетия оставалось крайне отсталым и в экономическом, и в политическом смыслах, сотрясаемым бесконечной чередой государственных переворотов и беспорядков. Американская оккупация, продолжавшаяся до 1942 года, покончила с политической нестабильностью и принесла острову внушительные успехи в развитии экономики и инфраструктуры.
Следующим, и самым судьбоносным в истории, глобальным вызовом, принятым Америкой, оказалось ее вступление во Вторую мировую войну, которым завершилось противостояние изоляционистов и пацифистов со сторонниками глобализма в лице президента-демократа Франклина Рузвельта. И если сражения с японцами на Тихоокеанском театре были естественным ответом на японскую агрессию, то вступление Америки в войну в Европе и Северной Африке с никак не угрожавшими ей нацистской Германией и фашистской Италией было продиктовано исключено идейными соображениями борьбы за демократию против тоталитаризма.
Точно такими же соображениями была продиктована и послевоенная американская политика при следующем демократическом президенте Трумэне: от создания Организации Объединенных Наций и самого грандиозного в истории плана Маршалла по восстановлению экономической и политической мощи свободной Европы до противостояния Советскому Союзу в ходе начавшейся в 1946 году Холодной войны. Именно при этом демократическом президенте США в рамках провозглашенной в 1947 году «доктрины Трумэна» по противодействию советскому коммунизму предотвратили коммунистический переворот в Италии, нанесли поражение коммунистам в ходе гражданской войны в Греции, установили прочные союзнические отношения с Турцией, отстояли Западный Берлин в ходе советской блокады 1948–1949 годов и превратили оккупационную Тризонию в Федеративную Республику Германии, а затем в 1949 году создали Организацию Североатлантического Договора (НАТО). При нем же возглавляемые США Объединенные Нации сумели в ходе Корейской войны дать сокрушительный ответ решившим испытать ООН на прочность Мао и Сталину, отстояв Южную Корею от коммунистического вторжения с Севера. Отдельного упоминания заслуживает и создание радиостанции «Свобода – Свободная Европа», чью роль в распространении идеалов свободы, в поддержке населения СССР и подсоветских государств Восточной Европы, в противостоянии коммунистическому тоталитаризму в последующие десятилетия поистине трудно переоценить.
Зато подавление советскими войсками Венгерской революции 1956 года не заставило администрацию республиканского президента Дуайта Эйзенхауэра пошевелить и пальцем, чтобы прийти на помощь восставшим за свободу венграм – если, разумеется, не считать таковой помощью спонсирование резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, тщетно осудившей Советский Союз. Смута в советских верхах, вызванная хрущевскими разоблачениями сталинского «культа личности», отсутствие ядерного паритета между СССР и США – тогда это было еще хорошее, подходящее время, время еще не захлопнувшегося окна возможностей. (Ялтинский мир будет окончательно зацементирован в Европе позже, и во время Пражской весны 1968 года у чехов не будет уже никакой, даже самой призрачной, надежды на помощь со стороны Запада). Однако республиканские виртуозы Realpolitik наши себе алиби: им послужил Суэцкий кризис в Египте. Вице-президент Ричард Никсон впоследствии объяснял американскую позицию так:
Мы не могли, с одной стороны, жаловаться на вмешательство Советов в Венгрии и, с другой стороны, одобрять то, что британцы и французы выбрали именно это время для вмешательства против Насера.
Короткая, к сожалению, легислатура следующего президента – демократа Джона Кеннеди – сразу же ознаменовалась Берлинским кризисом 1961 года. Его знаменитое на весь мир «Ich bin ein Berliner!», произнесенное 28 июля в Берлине, означало американскую решимость защищать свободу Западного Берлина, отвергнув ультиматум Хрущева о выводе войск союзников из их оккупационных секторов бывшей столицы Германии и о превращении Западного Берлина в т.н. «вольный демилитаризованный город».
Через год, в ходе Кубинского ракетного кризиса октября 1962, решимость президента Кеннеди заставила Хрущева отступить и убрать с Кубы советские ядерные ракеты, тайно размещенные там незадолго до того.
Что же касается, кстати, самой Кубы, где за пару лет после свержения Батисты режим Фиделя Кастро превратил страну в тоталитарную коммунистическую диктатуру и безропотного сателлита Москвы, то именно при демократе Кеннеди поддержанное Соединенными Штатами кубинское сопротивление решилось на высадку в заливе Свиней, а при сменившем убитого Кеннеди президенте Линдоне Джонсоне Америка приняла в 1966 году «Кубинский Акт», гарантирующий постоянное жительство любому кубинцу, прибывшему в США легально или нелегально.
При демократе Джонсоне США в 1965 году непосредственно вмешались в гражданскую войну во Вьетнаме, решительно встав на защиту Южного Вьетнама от коммунистических повстанцев, поддерживаемых Северным Вьетнамом, Китаем и СССР.
Когда на выборах 1968 года победил республиканец Ричард Никсон, выступавший под пацифистским лозунгом заключения «почетного мира» во Вьетнаме, немедленно началась так называемая «вьетнамизация» конфликта и растянувшийся на три года вывод американских войск из Вьетнама, завершившийся апокалиптическими кадрами эвакуации Сайгона в 1975 году, на которые даже сегодня невозможно смотреть без слез.
Этот никсоновский «почетный мир», обернувшийся предательством библейских масштабов, привел к миллионам беженцев из Южного Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, спасавшихся от коммунистов, к порабощению десятков миллионов людей, не сумевших бежать, к миллионам жертв на кампучийских «полях смерти» Пол Пота и его «красных кхмеров», к растянувшейся на 14 лет гражданской войне в Камбодже с активным участием Вьетнама – при абсолютной безучастности окуклившейся и закрывшейся в себе Америки.
Никсон и его госсекретарь Генри Киссинджер (а затем сменивший Никсона после Уотергейтского скандала вице-президент Джеральд Форд) были в это время заняты другими, гораздо более важными делами: нормализацией отношений с тоталитарным красным Китаем и передачей ему места в ООН вместе с правом вето в Совете Безопасности, взамен изгнанной оттуда Китайской Республики на Тайване, а также разрядкой напряженности с Советским Союзом и ограничением убийственной для советской экономики гонки вооружений.
Последствия этой разрядки и заключенных спасительных соглашений о стратегических вооружениях были столь благоприятны для СССР, что привели в 1979 году осмелевший брежневский режим к вторжению в Афганистан – проблема, разруливать которую пришлось уже демократическому президенту Джимми Картеру. Именно при нем США добились международного бойкота московской Олимпиады 1980 года, именно его администрация начала масштабную помощь афганским партизанам-моджахедам, боровшимся с советскими захватчиками. И, кроме того, именно Джимми Картер впервые сделал права человека основой американской внешней политики.
Неоконсервативная революция
Единственным и блестящим исключением из длинного ряда республиканских президентов-изоляционистов стал Рональд Рейган, прекративший политику разрядки, возобновивший Холодную войну против СССР, развернувший гонку стратегических вооружений, а также создавший Национальный фонд демократии – организацию, поставившую своей целью содействовать продвижению свободы и демократии среди всех народов мира. Все эти шаги в той или иной мере весьма способствовали долгожданному крушению Советского Союза, а вслед за ним – и мирового коммунизма. Победа в почти полувековой Холодной войне против СССР осталась за Свободным миром.
Необходимо особо отметить ту роль, которую при этом играли американские неоконсерваторы (т.н. «неоконы») – течение, зародившееся в начале 70-х годов среди левых либералов внутри Демократической партии, многие из которых являлись к тому же ветеранами «мировой революции 1968 года». Эта антиизоляционистская и антипацифистская группа, не согласная с протестами большинства демократов против войны во Вьетнаме, выступала за использование экономической и военной мощи США для победы над диктаторскими режимами по всему миру и установление в этих государствах демократии. Естественно, что на протяжении 70-х годов они находились в непримиримой оппозиции к республиканской политике разрядки, способствовавшей не только трагедии в Индокитае, но и утверждению руками кубинских военных целого ряда просоветских режимов в Африке. К концу 70-х годов неоконы отошли от демократов и сконцентрировались в Республиканской партии вокруг Рональда Рейгана, а после прихода его в Белый дом приступили и к практической реализации своих глобалистских идей. Не ослабло влияние неоконов и при следующей республиканской администрации – Джорджа Буша-старшего.
Однако именно в президентство демократа Билла Клинтона глобальные интервенционистские идеи неоконов – или, если угодно, самый настоящий «американский империализм», выражаясь словами его противников слева – определяли американскую внешнюю политику в эру нового однополярного мира наиболее наглядным и характерным образом. В самом деле, если реакция США на захват Саддамом Кувейта в конечном счете во многом определялась тем, что нефтеносный Персидский залив давным-давно был объявлен Соединенными Штатами зоной своих жизненных интересов, то проведенная в 1999 году под руководством Америки операция НАТО против сербского режима Милошевича, приступившего к «окончательному решению албанского вопроса» в Косово, явилась примером чисто гуманитарного вмешательства – на Балканах нет нефти, и никаких жизненно важных экономических интересов Америки, соответственно, тоже нет.
Джордж Буш-младший выиграл президентские выборы в 2000 году, вновь прибегнув к мягкой изоляционистской риторике и обещав избирателям, что Америка перестанет активно действовать на международной арене, сосредоточившись на внутренних проблемах. Однако все изменилось 11 сентября 2001 года: после террористической атаки на Башни-близнецы некоторые идеи неоконов снова на какое-то время оказались востребованы, приведя к интервенции в Афганистане и к свержению Саддама в Ираке.
И то, и другое вмешательство, впрочем, не преследовало никаких декларированных гуманитарных и правозащитных целей, явившись в одном случае ответом на войну, объявленную Америке террористической группировкой Аль-Каида, базировавшейся в то время в Афганистане, а в другом – продолжением политики, направленной на формирование лояльных США и Западу режимов в зоне нефтеносного Персидского залива. К тому же политики, стыдливо и неудачно прикрытой стремлением обезопасить мир от так и не найденного в Ираке химического оружия – как будто бы республиканская администрация Буша стыдилась даже предположения, что интервенция вполне может иметь своей законной целью свержение диктатуры в суверенной стране.
Сменивший Буша в Белом доме демократ Барак Обама в каких-то аспектах возобновил глобалистскую линию Билла Клинтона. Во всяком случае, в 2011 году вновь, как и за 12 лет до того в Югославии, возглавляемая США международная коалиция при участии НАТО вмешалась в гражданскую войну в Ливии, которую Муамар Каддафи вел против своего восставшего народа, не имея при этом в виду никаких меркантильных интересов. Интервенция в Ливии, свергшая тиранию, преследовала исключительно гуманитарные цели, в полном соответствии с неоконсервативными и глобалистскими представлениями о роли Америки в мире.
Еще одним примером глобалистской составляющей внешней политики при Обаме явилась начавшаяся в 2014 году интервенция возглавляемой США международной коалиции в Сирии, где она противостоит не только своему официальному врагу – ИГИЛ, но и враждующим с ИГИЛ остаткам Аль-Каиды, а также режиму поддерживаемого Москвой и Тегераном диктатора Башара Асада, который, собственно, и развязал гражданскую войну в собственной стране по примеру Каддафи.
Так кто в итоге, спрашивается, пацифисты и соглашатели? Кто голуби, а кто ястребы?
«Who’s Who американского империализма»
В 2016 году американские избиратели захотели «немножечко изоляционизма». Самую малость, в гомеопатической дозировке. Однако, увы, в последующие четыре года им пришлось регулярно принимать одновременно два лекарства: и снотворное, и слабительное.
Трамп не был бы Трампом, если бы оказался предсказуем. Поэтому изоляционистам, столь приветствовавшим приход своего единомышленника в Белый дом, пришлось испытать и разочарования, когда новый эксцентричный президент занялся ближневосточной проблемой и зачастил на свидания к «другу Киму». Но если на северокорейском направлении результаты его усилий, как и ожидалось, оказались «чуть менее, чем нулевые», то заключение мирных договоров между Израилем и некоторыми нефтяными монархиями Залива, являющееся частью амбициозного плана по созданию нового военного блока METO – Middle East Treaty Organization (Организация Ближневосточного Договора), можно расценивать как заметный успех.
Энтузиазм, с которым встретили эти ближневосточные успехи в Израиле, не способно охладить даже то лежащее на поверхности соображение, что целью этой активности Трампа является отнюдь не демократизация региона, а перевод арабских союзников Америки в разряд таких же приоритетных военных партнеров Вашингтона, каким является сам Израиль, включая поставки таких вооружений, и в таких объемах, которые сейчас им не поставляются. В конечном счете, речь идет о том, чтобы в этом регионе США опирались не на одну, а равной степени на обе ноги – израильскую и арабскую. Выйдет ли что-то из этой затеи, и удастся ли впрячь в одну упряжку демократический Израиль и абсолютные теократические монархии, внешняя политика которых формируется не по воле народа и его представителей, а по велению одного-единственного монарха, волею случая оказавшегося на троне – вопрос дискуссионный. И, в любом случае, это тема отдельного большого разговора.
Что принесет в этом смысле президентство Байдена? Какие конкретно шаги на международной арене предпримет новый президент после своего избрания, и когда они последуют – говорить, разумеется, преждевременно. Однако какой будет генеральная линия американской внешней политики при Байдене – предсказать несложно, учитывая, что его окружение, призванное формировать новую внешнюю политику, состоит «чуть менее чем полностью» из тех же самых ястребов-неоконов, которые формировали и продолжают формировать окружение Хиллари Клинтон, а ранее – Барака Обамы и Джорджа Буша-младшего. Их противники-изоляционисты даже успели назвать эту группу «самым настоящим справочником Who’s Who американского империализма». Собственно, именно эти сотни и сотни людей в значительной мере составляют ту часть влиятельных республиканцев, бывших сотрудников Буша-младшего и сенатора Джона Маккейна, которая поддержала избирательную кампанию Джо Байдена в противовес кампании собственной партии за Трампа. С другой стороны, левое, изоляционистское и пацифистское крыло внутри Демократической партии, олицетворявшееся коммунистом Берни Сандерсом, потерпело, как мы знаем, внушительное поражение, которое, собственно, и вылилось в демократическую номинацию Байдена.
Единственное, что важно для нас, живущих за пределами Америки – это вопрос о том, какой будет внешняя политика США. Какая группа будет определять ее: изоляционисты и «голуби-пацифисты» – или же глобалисты и «ястребы-империалисты». Главное сейчас именно это, а не личные качества г-на Байдена и придирчивый осмотр его белоснежной тоги на предмет наличия пятнышек сорокалетней давности – то ли действительных, то ли мнимых.
Да, есть все основания полагать, что победа Байдена как минимум на восемь следующих лет будет означать новые надежды и новые позитивные изменения для сторонников свободы и демократии за пределами Америки, по всему миру. А за восемь лет можно успеть сделать многое. Главное – не бояться.