Воспитанный в атмосфере социалистического реализма, стремящегося поднять человека над уровнем животных ценностей Запада, Михаил Жванецкий высмеивал чудачества интеллигентов и пьяниц, недостатки их быта вообще, не понимая, однако, что высмеивал краеугольные камни рыночной демократии, доставшиеся советской модели социализма в наследство ещё от рыночной монархии России в виде многочисленных паниковских, воробьяниных, лоханкиных... Он высмеивал именно тех негодяев, проходимцев, протогорбачевых, протоельциных и прочих алкоголиков «транспортного цеха», которых с неизмеримо большим блеском высмеивали Гоголь, Салтыков-Щедрин, Чехов, Андреев, Куприн, Райкин. С героями Жванецкого боролись и во времена Сталина. Как показала практика, не очень успешно и именно они превратились в главных проводников рыночного мракобесия на территории СССР, а затем и в дураков-вкладчиков и простофиль-дольщиков.
Жванецкий же прямо и активно врать на социализм начал только после победы перестройки. Ведь совершенно очевидно, похвали он с экрана что-нибудь социалистическое, ну, хотя бы, отсутствие при социализме ежедневных объявлений о росте угрозы взрывов в метро, и его бы лишили эфира, как, например, Генриха Боровика или Фесуненко. Попробовал бы Жванецкий «отблагодарить» в своей манере Чубайса, Ельцина, Лихачева, Сахарова, Старовойтову, Окуджаву или Евтушенок за то, что теперь в каждой российской школе весит большой идиотский стенд о том, как надо действовать детям в случае... захвата школы террористами. Впору благодарить диссидентов и за то, что теперь и в театрах нелишне вместе с программами выдавать инструкцию по выживанию.
Или попробовал бы Жванецкий высмеять западную культуру за то, что ежегодно в школах и офисах (как это часто любил говорить Собчак) «всех цивилизованных стран», детей берут в заложники отнюдь не исламисты, а коренные европейцы и расстреливают десятками маленьких девочек и мальчиков, учителей и бывших сослуживцев из автоматического оружия.
Но тогда бы Жванецкий не нашутил бы и на подержанный «жигуль». А так, со смешками и хахоньками новый внедорожник приобрёл. К концу жизни, правда, минорных ноток в его «хохмах» прибавилось. Но, подобно мусорщику из «Пигмалиона», он уже не мог добровольно отказаться от идиотизма европейской рыночной жизни, от гамбургеров, от возможности гордо стоять в дорожных пробках наравне с другими владельцами внедорожников или плестись с побитым «фейсом» по большаку после ограбления. Ему уже претило, как простому члену Союза писателей СССР, спуститься в экологически чистое и быстрое метро. Он почти выбился из шутников в князи демократии, почти стал уважаемым и обласканным плохишом, и совершенно определённо вошёл в историю... как очередная политическая проститутка.