Еще одна история про то, чем может обернуться доброе дело в капиталистической системе.
Некая женщина из Лонг Айленда, США, узнала, что ее начальник нуждается в пересадке почки, и, “будучи добрым и щедрым человеком”, предложила стать донором. Начальник, которая руководила, и, по всей видимости, имела долю в сети автосалонов с многомиллиардной прибылью, в какой-то момент решила воспользоваться этим предложением.
Несмотря на то, что добрая женщина не была идеальным донором, врачи предложили ей отдать почку другому пациенту, а в обмен ее начальница смогла бы получить вне очереди более подходящий для нее орган для трансплантации. На том и сошлись.
Женщину прооперировали, начальница получила вожделенную почку. Но женщина-донор не могла должным образом оправиться после операции: у нее появились боли в ногах и усталость. Несмотря на это, женщина поспешила вернуться на работу. После трех дней, женщина почувствовала себя плохо и осталась дома.
Начальница, узнав о том, что женщина не на работе, стала укорять ее, заметив, что другие сотрудники могут подумать, что у них теперь особые отношения, а никаких особых отношений на работе быть не может. [1]
Разумеется, какие могут быть особые отношения? Ты—наемный работник и продаешь свою рабочую силу, а капиталист оплачивает часть твоих рабочих часов, а дальше волен распоряжаться тобой как ему вздумается. А если ему вздумается не покупать у тебя твою рабочую силу, то он может уволить тебя в любую минуту. Такова буржуазная свобода!
В развитых капиталиcтических странах такое предусмотрено законодательством.[2] Работодатель может уволить сотрудника буквально ни за что. Можно, конечно, пробовать судиться по поводу дискриминаций различного вида, что и сделала впоследствии пострадавшая женщина, но это не гарантирует успеха, потому что компании знают как себя подстраховать.
Так и тут: начальница взяла и вначале лишила женщину некоторых привилегий—кстати, одной из привилегией была возможность дополнительного заработка за счет сверхурочных и работа в автосалоне, который был не очень далеко от ее дома, —а затем и вовсе уволила. [1]
Женщина, конечно, огорчилась и сказала, что начальница взяла ее “дар и растоптала.” [1] Но на самом деле, ничего удивительного здесь нет. Экономические отношения, когда благосостояние владельцев средств производства и прочей собственности зависит от того, сколько прибыли они получат, не позволяют им быть добрыми и заботливыми.
Дай волю одному работнику, другой не применёт воспользоваться, а кто же станет работать? Не сами же собственники? Если собственники средств производства начнут совместно трудиться, то это уже форменный коммунизм, очевидно. А кто и кого будет эксплуатировать ради прибыли? Посему нужна предельная строгость . Вот и выходит, что доброта здесь ни при чем. А один только холодный экономический расчет.
А у прочих доброта— по природе, как ни крути. Уж сколько раз твердили миру, что в наше время прявлять доброту— себе дороже выйдет, тем не менее находятся такие, кто рад безвозмездно помогать, и даже органы, а иногда и жизни, отдавать на благо других. В противоположность тому, что буржуазная пропаганда вещает нам по поводу невозможности перехода к общественной собственности по причине животной природы человека.
Дескать, все станут друг друга обманывать и никто не захочет работать. Ага, на капиталистов хотят, а на самих себя наотрез откажутся. А те, кто захочет, будут жертвами тех, кто ничего не делает, при этом последние придут и всё заберут у первых. Потому что под диктатурой пролетариата понимается исключительно господство ленивых бездельников, которые поднимаются с постели только для того, чтобы забрать всё у тех, кто работает.
Эту "животную" природу люди особенно хорошо проявили во время Великой Отечественной. Возьмем к примеру, рассказ.[3] Один из тысяч подобных— такие можно найти не только в книгах, но и в каждой семье. Там отлично показано, как каждый якобы был сам за себя и норовил всё забрать у ближнего...
Дело происходит в школе во время войны. Учительница Ксения Андреевна пользуется искренним уважением и любовью школьников. Среди ее бывших учеников уже взрослые люди, и все чувствуют, что ее строгий, но добрый и светлый взгляд всегда дает несомненную уверенность в том, что каждый человек стоит чего-то, и жизнь прекрасна.
А тут война. Ксения Андреевна спокойна и делает все, чтобы дети чувствовали, что жизнь продолжается. Чтобы все были твердо уверены, что рано или поздно мы победим. Тут мне вспомнился другой рассказ про девочку из детского дома, которая в 1944 году подарила на Новый год одному из военных, которые помогали детям-сиротам, подарок, но просила не открывать, пока они не возьмут Берлин.
Даже маленькая девочка точно знала, что возьмут. “И ведь уверена была, пигалица, ни одной минуты не сомневалась, что рано или поздно наши в Берлине будут. Как же тут было, в самом деле, не расстараться и не взять этот проклятый Берлин?!” [4]
А когда он, танкист, прошедший всю войну, раненый восемь или девять раз, спасшийся из горевшего танка и потерявший жену и детей, открыл подарок и нашел там платочек и записку, в которой девочка просила помахать ей из Берлина, взрослый и привыкший к потерям друзей и близких людей боец не мог сдержать слез.
Она знала, и Ксения Андреевна знала, и многие другие знали. Потому что боролись за правое дело: за себя, за своих близких, за свои поля и реки, за свои заводы и фабрики, за свой дом. Потому что не было владелец автосалонов, увольняющих людей, за то что те не могут приносить прибыль.
Так и Ксения Андреевна не сомневалась. А с ней и все её ученики. И неспроста: поблизости в лесах прятались партизаны, они тоже делали всё, чтобы приблизить победу. Для себя, но самое главное—для всех близких и родных, для общества.
И за это не жалко было отдать жизнь, потому что в таком обществе все по-настоящему равны. Нет фальшивого буржуазного равенства, где люди, которые создают все материальные блага, живут в нищете.
Но однажды в селение приехали немцы, они ворвались в класс и стали допытываться, где скрываются партизаны.
“Тут ребята поняли, чего от них хотят. Они сидели не шелохнувшись, только переглянуться успели и снова застыли на своих партах...
...Начальник подозвал своего помощника и взял у него карту.
— Прикажите им, — сказал он по-немецки Ксении Андреевне, — чтобы они показали мне на карте или на плане это место. Ну, живо! Только смотрите у меня... — Он заговорил опять по-русски: — Я вам предупреждаю, что я понятен русскому языку и что вы будете сказать детей...
Он подошёл к доске, взял мелок и быстро набросал план местности — реку, село, школу, лес... Чтобы было понятней, он даже трубу нарисовал на школьной крыше и нацарапал завитушки дыма...
— Ребята! Этот человек хочет, чтобы мы сказали ему, где находятся наши партизаны. Я не знаю, где они находятся. Я там никогда не была. И вы тоже не знаете. Правда?
— Не знаем, не знаем!.. — зашумели ребята. — Кто их знает, где они! Ушли в лес — и всё...
...[Немец] схватил Ксению Андреевну за руку и рванул её к стене класса. Ни звука не произнесла Ксения Андреевна, но ребятам показалось, что её мягкие певучие руки сами застонали. И класс загудел. Другой фашист тотчас направил на ребят свой пистолет.
— Дети, не надо, — тихо произнесла Ксения Андреевна и хотела по привычке поднять руку, но фашист ударил стволом пистолета по её кисти, и рука бессильно упала.
— Алзо, итак, никто не знай из вас, где партизаны, — сказал немец. — Прекрасно, будем считать. “Раз” я уже говорил, теперь будет “два”.
Фашист стал поднимать пистолет, целя в голову учительницы. На передней парте забилась в рыданиях Шура Капустина.
— Молчи, Шура, молчи, — прошептала Ксения Андреевна, и губы её почти не двигались. — Пусть все молчат, — медленно проговорила она, оглядывая класс, — кому страшно, пусть отвернётся. Не надо смотреть, ребята. Прощайте! Учитесь хорошенько. И этот наш урок запомните...
— Я сейчас буду говорить “три”! — перебил её фашист.
И вдруг на задней парте поднялся Костя Рожков и поднял руку:
— Я знаю... — громко и отчётливо сказал Костя. — Я сам туда ходил и знаю. А она не была и не знает...
— Костя... — начала Ксения Андреевна.
Но Рожков перебил её:
— Ксения Андреевна, я сам знаю...
Учительница стояла, отвернувшись от него, уронив свою белую голову на грудь. Костя вышел к доске, у которой он столько раз отвечал урок. Он взял мел. В нерешительности стоял он, перебирая пальцами белые крошащиеся кусочки...
...Немец подошёл к нему и наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что показывает мальчик. И вдруг Костя обеими руками изо всех сил ударил чёрную гладь доски. Так делают, когда, исписав одну сторону, доску собираются перевернуть на другую. Доска резко повернулась в своей раме, взвизгнула и с размаху ударила фашиста по лицу. Он отлетел в сторону, а Костя, прыгнув через раму, мигом скрылся за доской, как за щитом. Фашист, схватившись за разбитое в кровь лицо, без толку палил в доску, всаживая в неё пулю за пулей.
Напрасно... За классной доской было окно, выходившее к обрыву над рекой. Костя, не задумываясь, прыгнул в открытое окно, бросился с обрыва в реку и поплыл к другому берегу.
Второй фашист, оттолкнув Ксению Андреевну, подбежал к окну и стал стрелять по мальчику из пистолета...
...В это время, заслышав пальбу на селе, из леса выскочили выслеживавшие мотоциклистов партизаны...
...Прошло не более пятнадцати минут, и в класс, куда снова ввалились взволнованные ребята, партизаны привели троих обезоруженных немцев...”[3]
1.nypost.com/2012/04/23/li-mom-fired-after-donating-kidney-to-her-boss-suit/
2.employment-law.freeadvice.com/employment-law/firing/firing-without-notice.htm
3. “У классной доски”. Сборник Л. Кассиля "Друзья-товарищи", Свердлгиз, 1942
4.”Платочек”. Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Л.: Дет. лит., 1984.
Опубликовано в моем жж