Часть 4
Иван Степанович взялся за гладкую прохладную ручку. Секунду постоял, возвращаясь окончательно в реальность, а потом, даже более решительно, чем сам того желал, открыл дверь. И тут же встретился с обеспокоенным взглядом жены.
Лиза стояла перед кабинетом и напряжённо всматривалась в лицо Ивана. Она словно ожидала увидеть на нём следы безумия или боли. Такая же маленькая, любимая и желанная, как сорок с лишним лет назад. В ней, словно в зеркале он увидел себя — горько опущенные уголки губ, усталый взгляд, утомленно поникшие плечи.
- Я беспокоилась. Что-то произошло сегодня, правда? – она всегда чувствовала, когда Иван пытался что-то скрыть от неё.
- Лизонька, просто устал. Скучная лекция в горном институте напомнила прошлое. Пойдём пить чай. - Он обнял ее за плечи. Лиза прижалась, обвила его рукой. Они медленно спускались в гостиную по старым ступеням лестницы, поскрипывающим под тяжестью их шагов.
В уютной кухне пили чай, и Иван Степанович рассказывал про скифов гораздо больше, чем та молоденькая экскурсовод на выставке, премиленькая и затянутая в корсет. Он говорил про курганы, про украшения, найденные в них, про прииски, о которых знал побольше многих. Тянул время, не давая возможности жене задавать вопросы. Она, молча, слушала, старалась понять причину странной отстранённости мужа.
- А ты помнишь, как мы познакомились? - Иван неожиданно сменил тему разговора.
В глазах Лизоньки, чудным образом помолодевших, мелькнул прежний задор.
- Еще бы. Ты дежурил у гимназии каждый день, как часовой на посту, ждал, когда гимназистки выйдут на прогулку в сад. Разве такое забудешь?! Худой, в старой не по размеру одежде. А глаза горели, словно в голове у тебя зажгли свечу, и огонь пробивался наружу. Прямо обжигал. – Лиза улыбнулась впервые за весь день.
- Я когда тебя увидел впервые, зажмурился, думал, ослепну, как от солнца. Такая вся румяная, в кудряшках, которые выбивались из туго заплетенной косы. В пелеринке. Я испугался. Вдруг дунет ветер и унесёт тебя. Ты как… – он подбирал слова, глядя в окно, словно ожидал увидеть в нём подсказку.
– Как весенняя сосулька! – вдруг радостно сказал Иван. Лизонька удивлено подняла брови. – Да-да, именно сосулька. Прозрачная, переливающаяся на солнце как бриллиант. Хочется взять в руки, прикоснуться губами к холодной, гладкой красоте, но понимаешь, что от тепла она растает. Я стоял и смотрел.
- Ну и романтиком ты стал на старости лет. Не ожидала от тебя таких живописных сравнений моей внешности. Удивил. - Лизонька звонко рассмеялась.
- И смех твой... Я сначала первым его и услышал. Правда. Шёл мимо и остановился от звука колокольчиков на дуге тройки в морозный солнечный день среди лета. Захотелось посмотреть, какая из девочек может так удивительно смеяться. И только тогда увидел тебя.
А ты взяла и подошла. Не испугалась, не отворотила лица от бедного, нищего мальчишки. Да. Это было самое счастливое время моей жизни. Помнишь, как ты серьёзно, словно строгая учительница помогала мне готовиться к поступлению в горный институт. Рассказывала про дроби и Гомера, а я с ума сходил от твоей близости и завитков на шее. До сих пор не понимаю, что ты во мне нашла, почему согласилась выйти за меня.
– Ты был прилежным учеником, и я сразу поняла, что далеко пойдёшь, - искренне, с небольшой грустью ответила Лиза.
- Ты тогда целый интересный мир мне открыла. Я ведь азы грамоты получил от картёжного шулера, да монастырского дьячка, куда определил меня доктор после болезни. Меня в институт взяли из-за моего прошлого на приисках. Я о золоте знал больше, чем о грамоте. Мне кажется, я его чуял сквозь землю. - Иван Степанович помолчал. - Я должен сказать тебе…
- Не стоит, Ванечка. К чему? Всё в прошлом. – Лиза накрыла его руку своей мягкой ладонью.
- Я тоже так думал. Нет, не в прошлом. Я ведь… - он вздохнул, готовясь к самому важному признанию в его жизни. - Я бежал с прииска не просто так, не ради Питера, учёбы, как говорил. Я украл самородок. Крупный. Редкий. Такие нечасто попадались. - Лиза облегчённо выдохнула и расслабилась. Но следующее заявление повергло её в шок. - Из-за него я убил человека. – Иван прямо посмотрел в испуганные недоверчивые глаза Лизы.
- Я не наговариваю на себя. Это правда. Столько лет молчал. Больше не могу. Ты должна знать, за кого ты вышла замуж, кому доверилась. Убил не специально. Не хотел отдавать самородок. А не убей тогда, остался бы там, в Сибири, может, уже сгинул бы в тайге или в пьяной драке.
Она слушала не перебивая. Казалось, не дышала. Замерла. Застыла.
Иван испугался, что Лизонька действительно не дышит, торопливо продолжил.
- И еще несколько золотых камешков украл у старателя. - Иван, с отчаянием, которое преступник испытывает, восходя на эшафот, рассказал всё, что случилось с ним, что таил все эти годы. Со всеми подробностями, которые неожиданно всплыли в памяти в этот невероятный день.
Он торопился, боялся струсить или передумать.
- Все годы хранил золото. Голодал, бедствовал, а продать решился ювелиру, чтобы сделал кольцо для тебя. – Он быстро взглянул на Лизу.
Она разглядывала то самое колечко на безымянном пальце.
- Ты не думай, на нём нет крови. На кольце. Я тоже так думал, потому не говорил тебе, не рассказывал. Боялся. Ювелир обманул меня. – Иван нервно засмеялся.
Лиза вскинула беспокойные глаза на мужа.
- Я принёс ему самородок. Если бы ты видела этого старого еврея! Выпученные глаза стали больше его лупы, сверкали алчным огнём, руки дрожали. Он обещал вставить в колечко бриллиант. Я поверил, что его работа стоит целого куска золота. На проданный маленький камушек я сходил к парикмахеру, купил первый свой костюм, цветы… - Иван замолчал, переведя дух.
- Обманул ювелир, конечно. Сейчас понимаю. Но тогда рад был, что избавился от золота. Когда я отдал самородок, почувствовал облегчение. Прямо дышать стало легче. Устал от его тяжести. Он давил на меня своим грузом, мешал жить. Он словно толкал меня в бездну, в темноту. Я сразу стал счастливее без него. Ты — дороже всех самородков мира. - Иван судорожно сглотнул, потянулся к чашке с остатками остывшего чая.
Он сделал признание. Мир не рухнул, Лиза не забилась в истерике, не стала заламывать руки и обвинять его в обмане. Нет. Она просто слушала.
- Ювелир сделал кольцо, как обещал, и даже настоящий бриллиант вставил. Но не из моего золота, – продолжил Иван Степанович. - А тот самый самородок я увидел сегодня на выставке. Все годы боялся сказать тебе правду. Замарать тебя своим преступлением, сделать соучастницей. – Иван то ли засмеялся, то ли всхлипнул.
- Ты волнуешься, Ванечка. Не надо. – Лиза заглянула в глаза мужу. – Ты бледен. Завтра утром я вызову доктора. И не спорь со мной. Уже поздно. Пойдём спать. – Она увлекла его на лестницу.
- Это всё было так давно, что просто перестало иметь значение. Ты уже не мальчишка с сибирского прииска, а я не юная, глупая гимназистка, которая от одного слова может хлопнуться в обморок, – говорила она, поднимаясь с Иваном в спальню на втором этаже их большого дома.
- Вон, в ведомостях вчера читала, что Германия всё же втягивает нас в войну. А обозлённые молодые революционеры снова подкидывают листовки и готовят убийство царя. И какие безобразные слухи ходят о Распутине, кстати, тоже из Сибири. Боже, что только не наговаривают про царицу. Им так нелегко, такая беда с цесаревичем, а злые… - приговаривала тихо, как колыбельную напевала, помогая Ивану раздеться, поправляя одеяло на его груди…
Иван Степанович неожиданно для себя заснул быстро и без снов.
Он открыл глаза среди ночи. Пижама от пота прилипла к телу. Сердце тревожно и часто стучало. Под ложечкой неприятно ныло. Рядом тихо и ровно дышала Лизонька. Иван насторожился. Что-то разбудило, какой-то звук. Он приподнял голову и прислушался.
По лестнице приближались медленные тяжёлые шаги. Кто-то дышал за дверью. Иван Степанович скорее услышал, чем почувствовал знакомый запах махорки, застарелого перегара и свежей земли…
«Миха».
- Я скоро. Не торопи. Не сейчас, - прошептал Иван сдавленным глухим шёпотом, и смрадный запах исчез, как и чьё-то присутствие за дверью.
Иван Степанович опустил голову на подушку и прикрыл глаза….
Продолжение следует