Guitar Player, май 1975
Автор: Стив Розен
Ян Аккерман, гитарист группы Focus, принадлежит к новой плеяде европейских гитаристов, так долго находившихся в тени английских музыкантов. В то время как островитянин растёт на американском блюзе и собственных современниках (таких легендах как Джефф Бек, Эрик Клэптон и Джимми Пейдж), континентальный энтузиаст черпает вдохновение глубже, например у И.С. Баха и Джанго Рейнхардта. Поскольку европеец Аккерман эклектичен в подходе к инструменту, в родной стране его далеко не сразу приняли наравне с прямолинейными английскими и американскими гитаристами. Звук и техника Яна Аккермана сочетают нежность и требовательность классической гитары (которой он владеет в высшей степени превосходно) с рёвом и напором инструмента электрического (каждый год он занимает высокие места в английских инструментальных опросах и в опросе GP-1974 поднялся на четвёртое место). Родившийся 27 лет назад в Нидерландах, Ян беззаветно предан гитаре, и даже во время этого интервью нежно прижимал к груди новенькую акустику Martin.
Создаётся впечатление, что ты начал играть на гитаре в очень раннем возрасте.
Это так. Когда мне был год или два, у меня было маленькое пианино, на котором ничего нельзя было сыграть, поскольку отсутствовали чёрные клавиши, т.е. оно было тональным. Только через несколько лет в витрине магазина около дома я увидел маленькую гитару, которую на Рождество мне и подарили. Она стоила десять баксов, с тех пор я играл дни напролёт. Мой отец сказал, что я должен знать больше о гитаре, и он добился, чтобы я получил государственную стипендию, но я должен был сдавать отцу экзамен. Пять лет я сдавал экзамены, затем с меня начали спрашивать музыкальную теорию, вследствие чего выгнали. Но теперь я читаю ноты очень хорошо. Я также могу читать и табулатуру, нотную запись музыки 15 и 16 века для лютни.
Ты помнишь, когда получил свою первую электрическую гитару?
Когда мне было 5 или 6 лет. Это была гитара Egmond, странная балалайка. Она была сделана из трёхслойного дерева, но выглядела как полено. Я бы хотел сказать, что не умею играть на гитаре, но люди сходят с ума из-за моих трюков (смеётся). Моим первым усилителем, конечно же, было радио – старое испорченное радио с хрипящим динамиком и с названием «Усилитель» на крышке. Менеджеры за сценой обычно подсовывали старые деревянные спички, чтобы не выпадали провода.
Твоя первая работа в группе?
Полагаю, это была группа Friendship Sextet. Этим парням было по 21-23 года, а мне – 10. Но мы играли только по выходным, потому что ребята постоянно просили моих родителей: «Он должен играть с нами». А мои родители отвечали: «Нет, этот мальчик никуда не пойдёт». Так что я начал играть в ночных клубах и в первых рок-шоу в Голландии около 16 лет назад. Мы уже тогда играли ритм-энд-блюз, Бадди Холли, Фэтса Домино и прочие вещи. В это же время я начал постоянно слушать радио, потому что у меня не было проигрывателя. Меня никогда не интересовало пианино, это не в моём характере. Я в общем-то эгоист.
Является ли гитара для тебя проявлением эго?
Нет, это моя единственная защита. То есть, конечно же, защита внутри меня, но гитара является проводником – куском дерева с шестью канатами.
Когда существовала группа Brainbox?
Где-то в 68-ом году, и это была хорошая работа после секстета, потому что у меня была дурная репутация в Голландии (Амстердаме), так как я перебегал из одной группы в другую, ходил в ночные клубы, не ставя в известность родителей, и играл с группами. Этакий «гитарофил». Brainbox играли хард-рок, что-то типа Bad Company, хотя звук у Bad Company лучше, чем был у нас. Я использовал гитару Gretsch White Falcon и усилитель Cordovox Leslie, ещё собственный усилитель. Я не знал, как их собирают, просто взял и сделал. У него было два динамика, ещё у меня был Leslie с двумя динамиками Elco; это два итальянских динамика, почти как JBL, с большими каналами для высоких тонов. Я подключал два микрофона, чтобы получить стерео-звук. В Cordovox есть ручки, одна регулирует низы, другая – середину, и ещё дна – верхи, получается триофоничность. Я очень этим увлёкся: вся сцена в кабинетах, звук переливается словно радуга.
Ты бы хотел воссоздать этот звук снова?
Да, я до сих пор работаю над этим. Leslie – это моё. Я забыл, какой звук дают Leslie, когда ушёл из Brainbox, потому что думал, что группе не хватает оригинальности. И когда я ушёл, они взяли двух парней, которые использовали Leslie, а я им ответил: как вам угодно. Но я снова начал использовать Leslie, они такие восхитительные, такие прекрасные. Этот вращающийся звук, но без фейзера ничего не получится. Звук настолько живой, что просто разливается повсюду.
Какова была гитарная сцена в Амстердаме?
Ооо, джаз и только джаз. Мы не слушали английских гитаристов, за исключением, возможно, Shadows и Клэптона. Я любил джаз и рок-н-ролл. Когда я услышал игру Бека или Клэптона, для меня это был пройденный этап, я это уже играл. Вот так просто: я это играл до них. Звук Клэптона всегда был прекрасен, фантастический звук, но я слушал Джанго Рейнхардта, Тэла Фарлоу, Бола Сете, Джулинана Брима, в основном джазовых гитаристов. Мне очень нравится Ларри Кориэлл.
Как ты думаешь, сегодня ты играешь под влиянием джаза?
Нет, я оставался рокером, но с другим выбором нот – вероятно, европейских, что бы это ни значило. Я играю по-другому, в отличие от гитаристов, которых слышал. Конечно, каждый играет по-особенному. Я отличаюсь ритмически, технически, гармонически и психологически. Я также могу сказать: да, у меня хорошая техника по сравнению с тем, что я слышу вокруг. Но техника сама по себе – не мой путь. Моя техника – музыкальная. Ты играешь прекрасные вещи, но совершенные с точки зрения техники. Я не говорю о скорости, её у меня хватает, но я говорю о звуке, подаче звука со степенью изящества, правильной атаке медиатором, правильным вибрато.
Окончание интервью читаем здесь.