Наш дом, в котором я живу и по сей день, был сдан в 1960 году. Дом большой, четырехэтажный, на 9 подъездов. Расположился он, удачно вписавшись между центральным городским бульваром, простирающимся практически через весь город и главной на тот период, да и сейчас тоже, улицей. Дом словно завершал бульвар и улицу, соединяя их между собой. Изогнулся эдакой буквой П. Соответственно размерам дома был и двор. Большой, просторный и очень уютный. С пышными, ухоженными клумбами, засаженными разнообразными цветами и цветущими кустарниками. С тополями, которые не стали сносить, а напротив, бережно сохранили при строительстве. Деревья стояли могучими гигантами. Им было много лет. Их кроны возвышались над только что построенным домом, словно охраняя покой его жителей. В летние жаркие дни тополя защищали от зноя. В дождь укрывали случайных, не успевших в сухое укрытие прохожих. Мое поколение, дети, родившиеся в семьях, которые стали жителями одного огромного двора, выросли под мирный шелест их листвы. Первое, что ты видел, проснувшись, это зеленые ветви, приветливо заглядывающие в твое окно. Солнечные лучи сквозь листву солнечными зайчиками рассыпались по комнате. Вечерами, когда все укладывались спать, листва убаюкивала мирным, тихим шелестом пышных крон.
Кроме деревьев, во дворе обязательно имелась непременная песочница. На каждую половину двора своя. Что было вполне оправдано. В молодых семьях счастливых новоселов народилось невероятное количество детишек. В каждом подъезде огромного дома одновременно подрастало по шесть и в основном, более детей. В моем подъезде на трех жилых этажах нас было, вы только представьте себе, 18 детей!
Был и небольшой уютный палисадник, где под сенью все тех же тополей стоял грубо сколоченный, зато добротный стол, со скамьями по обеим сторонам. Со стороны палисадника летними теплыми вечерами по всему двору разносился веселый стук костяшек домино. Играли и в шахматы. Но таких любителей находилось немного. В основном мужички резались в домино, азартно хлопая по столу, выкладывая свои костяшки. Иногда играли в карты. В подкидного))
И на каждой половине двора у одного из подъездов непременно стояла лавочка. Одна на всех. Как некое объединяющее начало.
Лавочка никогда не пустовала. На ней умещалось в раз около шести женщин. Летними вечерами, когда жара спадала, скамейка заполнялась бабульками, которые, освободившись от дел домашних, вылезали посидеть перед сном, подышать свежим воздухом. Основное их занятие при том было, как вы сами понимаете, перемывание косточек всем и вся... Не самым приятным моментом было возвращение домой в это время. Проходя мимо этого блок поста, ты ощущал, как тебя словно рентгеном насквозь просвечивают их сверлящие взгляды. И наверняка знал, что только ты скроешься в подъезде, бабульки обсудят и твой внешний вид, и твой образ жизни и твоих "ухажеров" и вообще все известные им обстоятельства твоей личной жизни. А неизвестные додумают, если фактов покажется мало для поддержания беседы.
Мы выросли под этими строгими взглядами, которые бдительно следили за порядком во дворе. Мы привыкли слышать их притворно сердитые голоса, призывающие детвору соблюдать тишину. Эти бабушки на скамейке были неотъемлемой частью нашей тогдашней жизни. В домашних халатах, в тапочках, в дурацких кофтах в прохладные вечера, иногда даже не сняв фартуки, бабушки выглядели трогательно, хотя и воинственно. Относились мы к ним по разному. Но в целом воспринимали почти как родню.
Шли годы. Мы подрастали, давно перешагнув возраст, когда можно было нам скомандовать что либо громко и властно. Бабушки, которые по началу, как я теперь понимаю, вовсе бабушками не были, но воспринимались таковыми из за своей привычки сидеть вечерами на скамейке, действительно постарели. Но все так же не сдавали своих позиций, наблюдая за жизнью двора и его обитателей. Всегда зная точно, кто что сотворил, кто разбил окно или совершил еще нечто подобное, бабульки безжалостно сдавали нарушителей родителям. Обида копилась годами. Наконец, острые на язык подростки как то поздно вечером, когда во дворе стемнело и не оказалось свидетелей сей выходки, решились, наконец, выразить свое отношение к этой старушечьей гвардии, нарисовав белой краской огромными буквами слово НАФТАЛИН прямо над скамейкой.
Месть, надо сказать, удалась на славу!)) На следующий день бабульки надпись обнаружили. Возмущались, ругались, обсуждали, порицали, стыдили не один день. Но! Сделать ничего не могли)) Надпись не смывалась. Старушки смирились. И последние годы так и досиживали на своем посту под этой вывеской. Молодое поколение молча торжествовало, празднуя мелкую, но приятную победу))
Много лет с тех пор миновало. Не осталось почти никого из тех бабушек. Скамейку давно разрушили. Снесли сами жильцы. Потому что скамейка стала центром притяжения для всевозможных маргинальных слоев населения, случайно забредавших во двор в целях распития веселящих напитков. Веселящих до такой степени, что пришельцы теряли над собой контроль, во весь голос нарушая ночную тишину давно спящего двора... Да и перестало соблюдение тишины в ночное время считаться непреложным правилом общежития.
Изменился наш мир. Изменились люди. Изменились не в лучшую сторону, к большому сожалению.
И когда то раздражавшие до крайности бабушки, перемывавшие наши юные косточки, сидя на лавочке у подъезда, вспоминаются сейчас с большой теплотой. В них не было зла. Они были наши, родные, домашние бабульки. Родные для каждого ребенка во дворе... И воспоминание о них и о тогдашней жизни, когда личное тесно переплеталось с общественным, порой не имея грани, сейчас греет издалека добрыми воспоминаниями. Как хорошо, что все это когда то было! И что мне повезло родиться в поколении шестидесятых... Если сей мой опус прочитает, как сейчас принято говорить, чел, не заставший советского периода, этот чел скорее всего, не сможет понять, о чем это я ....:))) Но мы то с вами понимаем) Понимаем и помним!........ И эта память помогает жить.
автор рассказа Введенская Елена