Интервью с Соломоном Волковым
Что самое важное в искусстве беседы? Если бы вели мастер-класс, чему бы учили?
Первое: никогда не встречайтесь с теми, кто вам самим неинтересен, кому вы не симпатизируете. Это будет конфронтация, а не диалог. Второе: тщательно готовьтесь к беседе. И уповайте на удачу.
С кем из уже ушедших людей искусства вы бы хотели побеседовать?
С каждым из них, но есть люди, которые меня особенно волновали и интересовали. С Пушкиным было бы интересно, и меня еще всегда Блок интересовал, тоже далеко не безупречный человек. О Хренникове я уже упоминал, это особый случай. Он очень многое знал. И с ним навсегда ушли многие «тайны мадридского двора». Жаль.
А из ныне живущих?
У меня уже почтенный возраст, мне проще иметь дело с человеком, которого я давно знаю, за чьим творчеством и чьей судьбой слежу. Так у меня всегда и получалось. Я по многу лет знал всех своих героев.
С Барышниковым никогда не хотели?
Он очень закрытая фигура, у него ни с кем особо не получалось диалогов. Знаю одну американку, которая начала писать его биографию, опубликовала фрагменты, и на этом все прекратилось. На сегодняшний день большой биографии Барышникова не существует. Есть книга покойного Геннадия Шмакова, для него это было нелегким опытом, я слышал это от него лично.
Есть у вас кумиры в искусстве беседы и интервью?
Для меня, как для всех, кто этим занимался, главным образцом был уже названный мною Роберт Крафт, сделавший диалоги со Стравинским. Счастлив, что мне довелось его знать, и что он благосклонно откликнулся в печати на мемуары Шостаковича и мои беседы с Баланчиным. Он был интересной, странной фигурой. Не думаю, что очень счастливой.
Вы сказали, что каждый когда-нибудь в жизни думает о самоубийстве. И Анна Нельсон в предисловии к «Диалогам с Евтушенко» тоже об этом обмолвилась, рассказывая о вас.
Да, это моя постоянная тема для размышлений. Это нормально, по-моему. Ничего нет в этом экстраординарного.
Вы не удовлетворены жизнью?
Я не боюсь конца жизни как таковой, я боюсь связанных с этим болей, мучений, этого хотел бы избежать. Был бы рад, если бы в США была разрешена эвтаназия. Многие мои знакомые против нее, но я сторонник. К сожалению, сейчас для этого надо лететь в Швейцарию.
Эмигрант — это особый человек? Эмиграция ломает людей?
Безусловно. Я видел счастливых эмигрантов, но то, что эмиграция оставляет неизгладимый шрам на людях творчества, и не только, это факт.
Потому что они уезжают из своей языковой среды?
Они уезжают из своего детства. А детство впитывает в себя все главное для будущей жизни.
Есть что-то общее у эмигрантов третьей волны?
Нам повезло в том, что мы, уезжая, думали, что это навсегда, и мы будем отрезаны от своей страны, но стали первыми, для кого эта ситуация изменилась. Хотя и представители первой, и второй волн эмиграции иногда возвращались, но для многих из них это обернулось трагедией. Как хорошо, что сейчас люди могут свободно перемещаться. Так было не всегда. Об этом надо помнить.
Беседовала Ольга Смагаринская, специально для журнала "Этажи"
Нью-Йорк, ноябрь 2018