(подробности по тегу "закреп")
Ещё хотелось бы узнать, кто это всё устроил — хотя бы попытаться выстроить какую-то теорию за счёт собственных наблюдений - но это было нечто из разряда совсем невозможного, потому что ни один находящийся в здравом уме экспериментатор, кем бы он там не был, и какие бы цели перед собой не ставил, не стал бы совать голову в клетку, после того, как сотворил с её обитателями этакое. Возможно, что они должны были появиться позже, когда здесь всё уляжется, и окончательно, но сейчас — и я был убеждён в этом, здесь не было никого, кроме этих несчастных, переполошённых подростков, можно сказать уже, бывших учащихся интерната Санхилл.
Я и Тадеуш вышли из теперь формально принадлежащих нам комнат, пожелали друг-другу удачи, и разошлись в разные стороны, он — по направлению к всё ещё сидящей у двери пожарного выхода Нэнси, а я — туда где находился выход с этого этажа мужского общежития в учебную часть, где находились двери лифтов, грузового и пассажирского. Я всё ещё не был уверен в том, что сумею обнаружить их там, потому как не был уверен в том, что это — именно Санхилл, а не что-то, его симулирующее, и сделанное кем-то просто ради того, чтобы мы, очнувшись здесь, не оказались в непривычной для нас ситуации, и не наделали от этого чудес больше, чем нужно — однако, пройдя по коридору до конца, до самой комендантской и перебравшись через поваленные и сломанные стол и стул (под которыми, кстати, на самом деле был кто-то похоронен, — наверное, этого несчастного сначала что есть силы кинули о пластиковую, но довольно крепкую стену между комендантским помещением и непосредственно этажом, а потом сверху ещё и припечатали всем этим, да так крепко, что больше встать на ноги этому парню никогда уже было не суждено — но он мне, к счастью, знаком не был), я всё-таки увидел дверь, ведущую на выход из крыла, а за ней — именно что учебную часть нашего интерната, и ничего более.
Вернее сказать, это был его пятый этаж, где находились кафедры журналистики, литературы, словесности, лингвистики, а так же нескольких иностранных языков — англосаксонской, романской и славянской групп. Я, в бытность свою, довольно часто посещал это место или, как говорили у нас, «уровень», и весьма неплохо тут ориентировался, запросто мог бы сказать, где и какой тут кабинет находится, и как добраться до общего туалета, или до небольшой рекреации, существующей на каждом из этажей, никем никогда особенно и не используемой, так как перерывы между занятиями были довольно приличными, и большинству из нас было проще добраться до своей комнаты в общежитии, и отдохнуть там. Здесь, так же как и в общежитии, царил хаос и беспорядок, но и живого тут тоже никого не было, ни настроенного враждебно, ни настроенного дружелюбно. И, кстати, надо заметить, что хаоса и беспорядка тут всё-таки было немного меньше, потому что, очевидно, если тут кто-то и был, то явно только лишь пробегал тут, из одного конца учебной части в другой, из женского общежития в мужской, наоборот, или — что было ещё более вероятнее, к лифту, чтобы спуститься вниз и убраться из этого кошмара подальше. Поэтому-то тут, скорее всего, не было и трупов, только кровь на полу, да следы разрушений, например, огромная трещина в потолке, пересекавшая его от кабинета классической литературы до двери лифта, из которой на пол капало что-то густое и тёмное, явно уже застывающее.