Родители детям ничего не должны?
Я чайлдфри. Я чайлдфри по многим причинам, но главная из них -- моя мать. Которая мне отлично объяснила, и объясняла всё детство, и до сих пор объясняет, хотя мне уже за тридцать, для чего нужны дети.
Сведения эти противоречивы, и местами откровенно бредовы, но...
Детей она любила. Календари с розовощекими младенцами постоянно "украшали" наш дом, и работать она стремилась в детских садах, в самых младших группах, и чужие дети ей нужны были везде. Соседские младенцы, мои двоюродные сёстры, все, кто едва ходит, едва разговаривает, или вовсе ещё лежит в люльке. Родила она меня в двадцать семь, почти от первого встречного, через два месяца знакомства замуж выскочила, ибо её бы родители съели за внебрачного ребёнка. Знакомиться, влюбляться, выстраивать отношения -- её это всё не интересовало. Всё, чего она хотела -- лялечку. Желательно, вечную лялечку, чтобы лялечка осталась навсегда максимум пятилетней. Увы, лялечка слишком быстро росла, и превращалась в противного подростка. С тех самых пяти лет я только и слышал, как хороши маленькие дети, и как обидно, что они растут.
"Дети - это безусловная любовь".
Моя мать в свои двадцать семь (и всю последующую жизнь, впрочем) не имела ни подруг, ни ухажёров, отец мой был единственным, кто на неё позарился, да и то... Он был алкоголиком и ужасным бабником, так вот и пригодилась ему полная, некрасивая девица с тяжелейшим характером, а жениться на ней она его уболтала шантажом. Мол, девственница, до брака ни-ни, нужна -- так женись, иначе больше не увидишь. Он женился. Родился я, они постоянно ссорились, она постоянно гордая уезжала к маме, и три раза подавала на развод, но развести их так и не успели. Умер он от инфаркта, смешав наркотики и алкоголь, и осталась она вдовой с прицепом в моём лице, что привлекательности ей ни разу не добавило. Вдобавок, роды сильно испортили её и так сомнительную внешность. За собой она не следила и не собиралась. У неё же был уже ребёнок. Который был обязан её любить. Безусловно любить, просто потому, что она его родила. Она была уверена, что это так устроено. И что ребёнка можно не кормить, потому что ей лень готовить, и срывать на нём злость на весь мир, который её, прекрасную, не понимает и обижает. Она почти круглосуточно орала. Орала так, что прибегали даже соседи с первого этажа на наш пятый, чтобы узнать, что там такое ужасное творится. Потом прибегать перестали. Привыкли.
Позже с ней случилось некоторое смирение с тем фактом, что лично я расту, и лично её безусловно любить не собираюсь. И люблю больше бабушку, которая не кричит постоянно, и хотя бы меня кормит. И она удумала новое -- найти какого-нибудь непритязательного дурака, и снова родить. Нормального ребёнка. Который будет её безусловно любить, разумеется. Дурак-то нашёлся, вот только родить ей "не дали". Бабушка денно и нощно взывала к её разуму, умоляя одуматься: один ребёнок без отца, ходит постоянно голодный и одевается в обноски от родственников, так второго надо... тоже без отца. На такие мелочи моей матери было наплевать -- как-то прокормится, как-то само вырастет, а старший в моём лице вообще "неудачный", пусть что хочет, то и ест, и ей спасибо говорить не забывает, что аборт не сделала, что в роддоме не отказалась и в детдом не сдала.
Так или иначе, аборт ей сделали, на весьма позднем сроке, бабушка договорилась, у бабушки всюду был блат и знакомые. Бабушка решительно не хотела кормить на свою пенсию ещё одного внука -- она и так кормила дочь и меня, ибо дочь то работала в детсаду нянечкой, где зарплата смех один, то полы мыла, а чаще -- просто сидела дома, да ныла, что никуда не берут.
Всё, что было у нас из имущества -- убитая двушка, оставленная бабушкой. Ветеран труда, она умудрилась выбить из своего завода две квартиры: одну -- для дочери, вторую -- для сына. Квартира была неприватизированной, и очень долго таковой оставалась, потому что пока я был несовершеннолетним, мать отказывалась наотрез её приватизировать. Не дать несовершеннолетнему доли в приватизации нельзя, а она прекрасно понимала, что как только мне исполнится восемнадцать, я эту долю продам хоть черту лысому, хоть цыганскому табору, и убегу хоть в село, хоть куда угодно, только бы от неё подальше. Она это понимала, и уговорить её на приватизацию вышло только в мои двадцать. С условием, что от доли я откажусь. Я всё подписал, ибо очень не хотелось остаться без жилья совсем, мать безголовая и истеричная, так хоть какая-то надежда. Да и сладко она пела, что разумеется, завещание на меня напишет, это просто формальность, да и вообще я уже отдельно живу...
Она не знала, что при отказе от доли в приватизации остается право пожизненного пользования, и выписать она меня из этой квартиры не сможет никак. И много лет мне угрожала потом этим, что выпишет, бомжом сделает, ибо я до сих пор не желаю её безусловно любить, а она надеялась, что я вырасту, и раскаюсь, и всё пойму, и заодно работу найду хорошую, денежную, чтобы мамины хотелки исполнять, в качестве компенсации за то, что она меня в детдом не сдала. Я сам не подозревал, что отказ от доли влечет за собой такую компенсацию, а потому -- она мне здорово помотала нервов.
Рассказ был бы дырявым и неполным без одной существенной детали -- я почти инвалид. Из-за неё. Если бы она не криками занималась, с требованиями безусловной любви, а хоть попыталась лечить ребёнка, родившегося почти мёртвым, ребёнка, которого еле-еле откачали, у которого деформация грудной клетки, мешающая дышать, у которого куча неврологических проблем, и про которого врачи изумлялись, каким образом он вообще ходит... по всем исследованиям ходить я не должен. И дожить до двадцати я тоже был не должен, врачи ей это говорили, и говорили что это чудо, что ребенок ходит, разговаривает, и даже немного опережает сверстников в развитии, и что надо это чудо подкреплять всеми возможными силами. Она лишь пожимала плечами. "Денег нет, что я их, рожу, что ли?"
Как-нибудь перетопчется. Ходит же? Ходит. Плохо ходит, быстро устаёт, задыхается? Ну и что. Учится пусть лучше, чтобы полы мыть не пришлось, вот и всё. И вообще, это всё врачи виноваты. Она здорового рожала, это в роддоме что-то не то сделали, она ни при чём. И вообще, от лени это всё. Ничего там нет такого. Исследования? А что исследования. Ну и что, что несколько раз повторяли, дабы ошибки не было. Ну и что. Это врачи, они денег хотят стащить побольше. А яма в груди... ну яма и яма. Под одеждой не видно.
Моя мать обладает удивительной способностью игнорировать то, что ей не нравится.
Я не знаю, почему я до сих пор вообще жив. Я не знаю, почему я до сих пор отвечаю на её звонки. Вернее, это я как раз знаю -- она подала меня в розыск, когда я перестал отвечать. Но почему я должен выслушивать от неё, что она желает внуков, и я обязан их ей предоставить, почему я должен выслушивать, что обязан её содержать, почему я должен выслушивать всё это и потом пить успокоительное со снотворным -- я честное слово не знаю.
"Дети -- это счастье".
Голодные дети, которых не на что и незачем лечить, так вообще полный восторг, ага.
Я не просил меня рожать. И своим детям, если бы они у меня были, мне тоже нечего было бы дать. У меня нет возможности содержать даже самого себя, не то что детей. Детей надо заводить тогда, когда тебе есть чем их кормить, и на что, не дай Бог, но всё-таки -- лечить. Дети -- это не цветы и не зайки, это огромная ответственность на всю жизнь. Я бы их завёл только при условии, что у меня была бы возможность купить им квартиру, обеспечить всё, что только ни попросят, и не требовать взамен ничего.
Дети -- это безвозмездная жертва, а никакой не "стакан воды". Дети -- это когда у тебя лишнее время, лишние силы, лишние деньги, много здоровья и много любви.
У меня достаточно хороших друзей, которые ценят меня как личность, и помогают мне оставаться живым. У меня в жизни произошло ещё много чудес, помимо возможности самостоятельно передвигаться, но все они со мной произошли вопреки её воле. Она хотела, чтобы я был с ней, жил с ней всю жизнь, и делал то, что она хочет, вне зависимости от того, могу ли я это вообще, не говоря уже о том, хочу ли.
Я чайлдфри, потому что все мы, вольно или невольно, переносим ролевые модели родителей на собственную жизнь. И я не желаю, чтобы кто-то вырос в таком же Аду, в котором вырос я, только уже моими стараниями.
А мать... Я ей точно ничего не должен. А она мне должна очень многое, только вот я от неё никогда этого не дождусь. Даже простых извинений. Она лопнет, если признает, что в чём-то передо мной виновата. Она. Меня. Родила. Точка. Значит, имела право делать, что угодно. И не делать тоже.
Спасибо за прочтение.