Вверх по течению Стикса
Книга погружения
28 часть
Когда я проснулся, стояло непонятное время суток, хотя точно не ночь. Не было ни тьмы, ни солнца, а лишь бескрайняя серость вокруг. Порою бывает так, что первый снег приходит ночью, и, мы просыпаемся поутру в новом выбеленном мире, удивляясь внезапной смене масти. Вот и теперь с миром творилось что-то похожее, но только вместо снега на все вокруг будто лег пепел. Нет, никакого пепла на самом деле не было (хотя я не был бы удивлен), но за окном стояла такая поразительная скупость цвета, как если бы кто-то намеренно выкрутил ручку красочности почти до нуля. В голове лениво проползла мысль о том, что это следствие отмирания зрительных нервов, но у меня просто не было ни сил, ни желания обдумывать ее дальше.
Я погасил раздражавший уже электрический свет, выключил ненужные приборы. Потом что-то заставило меня подойти к двери и открыть ее. Она по-прежнему не была заперта. В коридоре тоже никого не было. И судя по свинцовой тишине во всем здании я все еще был один. Это не удивило и не обрадовало меня. Вообще сыпящаяся в окна серость заражала апатией такой резкой глубины, что я стал воспринимать с холодной меланхолией практически все. Я заметил под потолком коробку с неразборчивым знаком и лампой внутри, включавшейся и выключавшейся в секундном такте. Мигание эманировало тревогу, к нему должен был прилагаться вой сирен, но его не было, и от этого смотреть на холостую работу лампы было вдвойне странно и тоскливо. Словно бы всех, кого надо, уже оповестили и эвакуировали, а объекты не первой необходимости, вроде меня, решено было оставить.
Я стоял в пустом коридоре, глядя на загадочный оповещатель, как на диковинную икону, значимость которой была ясна, но значение – непонятно. Прошло уже немало времени, лампа все продолжала посылать во внешний мир тревожные вспышки света, и вдруг погасла насовсем. Едва она прекратила работу, как я почувствовал легчайшее содрогание воздуха, которое тут же исчезло, чтобы затем возникнуть вновь, словно умерший свет теперь переродился в вибрацию, которая тоже накатывала волнами. Нечто исполинское шло сюда издалека, оповещая о себе предупредительным гулом.
Я прошел в фойе, выходящее панорамным остеклением на лесопосадки – голые, а оттого еще более незащищенные и жалостливые. Волны дрожи теперь слились в единый осязаемый рокот, напоминающий последние предстартовые минуты перед запуском космического корабля. В небе метались птицы, чертя драматичные траектории. Их становилось все меньше, черные точки растворялись в сером небе, пока не исчезли совсем. Вдруг одна из них возникла словно из ниоткуда, камнем ударившись о стеклянную стену передо мной. Птица отлетела, а затем принялась биться в стекло снова и снова. Я дернул ручку и открыл окно. Воробей – или кто-то схожий размером – впорхнул внутрь и, сделав несколько юрких кругов в фойе, сел на профиль окна рядом со мной. Все это было настолько сюрреалистично, что я лишь растерянно смотрел на птицу, тщась понять, что ей надо. Я протянул руку, чтобы потрогать и узнать, реальна ли она вообще. Воробей не отреагировал, и я с удивлением взял и просто провел пальцем по перьям. Потом я поднес к нему открытую ладонь, и воробей прыгнул в нее. Я накрыл его второй рукой и начал легко поглаживать доверившуюся птицу, совершенно не в силах уложить в голове, что происходит – и не желая укладывать. Воробей смотрел вдаль, видимо разглядев что-то недоступное мне. Я не понимал, на что он смотрит, пока вдруг не стало явственно видно, как тонкая линия горизонта потемнела от края до края, начала наливаться густотой, расти – сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, выше и выше, пока не стали различимы перекаты темной толщи волн.
Со стороны далекого моря надвигалось цунами.
На расстоянии накатывавший вал выглядел совсем не опасным, но я знал, что эта кажимость обманчива. У меня была минута или две, прежде чем эта стена накроет верхушки парка, здание и весь прочий мгновенно поникший ландшафт. Ни убежать, ни спастись за стенами было невозможно.
Человек и птица свидетельствовали конец света. Человек и птица преклонялись пред его величием. И как птица была мала в ладони человека, так и сам человек был мал в ладони бога. Волна надвигалась, кипела и высилась, заслоняя собой небо, будто чьи-то невидимые руки сворачивали декорации этого мира.
Я оглянулся на прожитую жизнь и усмехнулся тому, сколь удивительно сложился ее маршрут. Я был рядом со смертью, я был внутри смерти, я получил смертельные увечья от смерти, но умереть мне было суждено от громадной, но редкой стихии.
Стена приближалась, и становилась ясна ее невообразимая мощь. Этаж качнулся и задрожал, в лицо мне ударил ветер, стали слышны стоны стволов и перехлест веток. Волна поглощала все и тут же бесстыже показывала свою утробу, перемалывающую пространство. Резко стемнело, как при затмении солнца, и в обреченном полумраке я почувствовал, как налетела ледяная влага. Я задрал голову, чтобы в последний раз взглянуть на небо, которое уже свернулось в трубу, и прежде, чем оно исчезло совсем, я крепко сдавил ладони, чтобы не отдать хотя бы маленькую двукрылую душу этой безликой стене – но руки мои были пусты.
Удар. Беспамятство. Чернота.
Вещь тяжелее слова.
Слово тяжелее мысли.
Врезавшаяся в меня стена не была водой или какой-то иной земной субстанцией. Она была всепоглощающей чернотой: пустотой вакуума и плотным веществом черных дыр одновременно. Но за тот короткий миг между тем, как она коснулась меня и, безжалостно волоча, раздавила о стену, во мне расцвели два ослепительных озарения.
Я подумал, во-первых, что моя догадка о пятнадцати годах, проведенных в коме, не верна: ведь коллеги, приходившие ко мне, ничуть не состарились. Во-вторых, я недоуменно удивился: «Боже, какое цунами? Ближайшее море в паре тысяч километров отсюда!»
И я наконец признался себе в том, что давно уже умер.
Конец книги
Понравился текст? Хочешь узнать, что было дальше, или, наоборот, понять - про что это вообще? Скачай книгу целиком на Литрес! Бесплатно на промопериод!